01. Жидкие чудеса

- Я здесь вместо Алексы. Это не моя внешность, не моя реальность и не мой грех, - Оля с неудовольствием взглянула на отражавшуюся в зеркале Чужую.

На неё смотрела веснушчатая полноватая девушка. Вместо мягких прямых каштановых волос пламенели жёсткие, как проволока, кудряшки. Серые глаза стали шоколадными. Золотисто-смуглая кожа побелела. В той, другой жизни Оля выглядела моложе своих шестнадцати лет из-за худобы и маленького роста. Сейчас ей, скрывающейся под чужой личиной, можно было дать и девятнадцать.

«Странно, как это Алекса не похудела от голода, стрессов и лишений», - Оля стояла посреди неубранной каморки. За окном серел Мёртвый город. И вдруг… Вдруг накатила привычная тошнота, грязный ободранный пол завибрировал и затрясся, и девушка почувствовала, как её втягивает в себя ледяная вязкая субстанция.

Вскоре Оля очутилась в параллельной реальности. И раньше, каждую субботу, она переносилась в другой мир. Но радовалась этому, даже гордилась. Считала окружающих никчёмными и глупыми людьми, а себя избранной. Даже ужасы Потусторонья не смущали Олю. Наоборот, она чувствовала эйфорию сродни той, которую испытывают любители американских горок, прыжков с парашютом и быстрой езды. Головные боли, слабость, болезненные видения в Реальности казались вполне приемлемой ценой за путешествие в сказку. Или в мистический триллер? Но однажды…

Оле вспомнилась перевёрнутая бутылка водки, пепельница, полная окурков, грязный кухонный стол и наполненные ужасом глаза матери. Девушка тряхнула головой. «Алекса их воскресила, когда я согласилась перенестись сюда и занять её место. Мой страшный поступок исправлен. Но приходится вновь и вновь переживать грех Алексы. Как же я устала!» - Оля взглянула на кроватку, в которой раскачивалась из стороны в сторону двухлетняя Ирина. Худенькая, болезненная сероглазая малышка, двойник крохотной дочурки Алексы.

А потом в мозг Оли начали поступать придуманные смотрителями Мёртвого города воспоминания. Холодная зима, нет дров и еды. Дети умирают от тифа и другой неизвестной болезни, пожирающей лицо. Вот и Ирина что-то подхватила. Кашляет и задыхается, а на щеке зловеще синеет пятно. За время пребывания в Мёртвом городе Оля пережила десять смертей Ирины. И всегда гибели малышки предшествовала разная история. Времена тоже были различны. Семидесятые, тридцатые, восьмидесятые, девяностые… Один раз Оля даже угодила в девятнадцатый век.

Неизменными оставались только две вещи. Шар, в котором навеки поселилась зима, и невозможность спасти Ирину. Оля оглядела неуютную, полупустую комнату. Белая печь источала холод, в углу притулился старый ворчливый сундук с тряпьём. Вжалась в пол постель, а в кроватке кашляла и задыхалась Ирина. На полке в круглой стеклянной тюрьме бушевала искусственная метель, скрывая от глаз крошечный деревянный домик и суровые ели.

Оля долго рылась в осиротевшем, практически обестряпленном сундуке и вскоре вытащила тёмно-зелёную шаль и красное шёлковое платье. Накатили придуманные, навязанные, никогда не бывшие воспоминания. Вот Оля танцует на балу в рубиновых, обречённых на продажу шелках. Её обнимает молодой человек с чёрными усиками. Он же пишет ей в альбом стих о любви. После уходит на фронт.

«Бред, не было этого, - тряхнула головой Оля. - И девочка Ирина на самом деле муляж, умело сработанная копия. Созданная не для меня. Зачем же я каждый раз плачу, переживаю? Села бы в уголок, дождалась её смерти, пережила обыск и арест, а после вернулась в Мёртвый город. Отправилась убирать лабораторию… Нет, так ещё хуже. Лучше что-то делать, действовать». Под эти сбивчивые мысли Оля покинула стылую комнату.

Сначала Оля хотела взять с собой Ирину, но решила, что долгие блуждания по холодным улицам убьют малышку. Немного поразмыслив, девушка вышла на залитую помоями лестницу одна.

На улице Зима устроила бал для своих дочерей и племянниц. Бесчисленные химеры в белых платьицах беззвучно танцевали над печальными, какими-то... голодными улицами. «Только они и могут в наши дни веселиться. Людям этого не дано», - обругав себя за чужие, искусственные мысли, Оля плотнее надвинула на глаза рваный шерстяной платок.

- Добрый денёк, Александра Егоровна, - посиневшими от холода губами пробормотал сосед.

- Я не А… - Оля вовремя прикусила язык. - Скорее уж вечерок.

- Вы на рынок?

Оля кивнула.

- Тогда давайте я вас провожу. А то воров и грабителей развелось…

Оля опять кивнула, и они молча двинулись по улицам, напоминающим картину угрюмого человеконенавистника. Тут и там скособочились ветхие домишки, вспоминали былое заброшенные особняки и зловеще ухмылялись какие-то непонятные, наскоро сколоченные из досок строения.

Девчушка в одном платьице, рваном и грязном, просила подаяния. Правую щёку попрошайки съела страшная болезнь, обнажившая дёсны и чёрные провалы на месте зубов. Куда-то пробежала испуганная женщина в длинном пальто. Алые лучи заходящего солнца делали мрачную реальность ещё более зловещей.

На чёрном рынке, работавшем всего два часа в сутки, было настоящее столпотворение. Печальные женщины, чьи лица казались заплаканными в неверном свете газовых фонарей, продавали платья, шали, одежду, сервизы… Оля пристроилась в одном из рядов, а её спутник растворился в толпе покупателей.

Зима и девушки-снежинки продолжали танцевать, как будто потешаясь над голодными, озябшими и полусумасшедшими людьми. Оле казалось, что вся она состоит из оконного стекла, покрытого ледяными узорами. Толкнёт кто-нибудь, раздастся оглушительный звон, и ничего не останется, кроме груды осколков. Сердце превратилось в ледышку, а слёзы, текущие из глаз, замерзали на пронизывающем ветру.

Но вот какой-то бородатый мужик купил у неё зелёную шаль. Произошло это за несколько минут до закрытия. «Теперь я смогу достать лекарство для Ирины. Может быть, она выживет в отличие от своих предшественниц? Никогда нельзя терять надежду», - и, ёжась от холода, Оля направилась к воротам. Путь её лежал в ближайшую аптеку.

Продолжение следует