Предисловие:

Вот такой разговор в личной переписке состоялся между двумя авторами поэтического сайта. Тема, на мой взгляд, не теряет своей актуальности, потому и решил я фрагмент этого разговора вынести на общее обозрение. Участников дискуссии условно называю ОН и ОНА.

Присядь на камни поудобней,
Я расскажу тебе секрет.
Все говорят: «Мы верим боли».
Я рассмеюсь: «Ей веры нет».

Она обманщица лукавая,
Старуха мерзкая с клюкой.
Уцепится пиявкою вертлявою,
Лишь возжелаешь ты покой.

Поглотит мысли, растворит сознание,
Под кожу когти запустив.
И вдоволь насладившись горечью страдания,
Испьёт тебя — аперитив.

Но ты, рабом послушным и подобострастным,
Склонясь пред идолом златым,
Не в силах устоять от волн ее ужасных,
Сорвёшься в пропасть, полетишь один.

Ты видишь камни эти гладкие и чёрные,
Вот на которых ты сейчас сидишь?

Эро де Сешель задумчиво посмотрел на дно большой глиняной кружки, где краснели остатки вина. Допив их, он протянул руку к стоявшему рядом кувшину, но тот оказался пуст.

- Эй! - Эро щелкнул пальцами, обернувшись в сторону стоявшей за стойкой полноватой женщины средних лет. - Гражданка, принеси-ка мне еще вина.

Хочу рисовать, но таланта нет... Нет таланта рисовать, есть только рассказывать, но речь желает желать лучшего...

Яркий свет заставил меня проснутся, почему меня морозит... Почему так жёстко, почему так ярко... Я попытался открыть глаза, но меня моментально ослепил свет, такие ощущение что на мой повешен прожектор, такой не концертый, а тот который на стадионах, слепит и всё... Где я... Где я не знаю. Может дома или опять на даче, но что я делаю на даче, если бы я был дома, мать меня бы обязательно разбудила... Я вытянул руку и нащупал кнопочки... Да... Это компьютер, вероятно я на даче. Я попытался встать, но резко дало в голову до гула. Я лёг, но по крайней мере я теперь знаю что я либо упал, либо не знаю. Но почему я лежу на полу? Да не ребят я в раю, с компьютера раздаётся ангельский голос... Ещё бы вспомнить кто это... Боже, так это Энди, и что я его сразу не признал? Да не, это даже Эндшпиль... Боже, какой у него голос, он знает чем удивить. Я зажмурился сильне так как слепило ещё больше и тут дверь заскрипела...
Глава1
- Маратик, ты чего тут валяешься?
Принесло блин... Голос очень знакомый, увидеть бы хоть силуэт...
- У тебя что на весь дом "Ганджа" играет?
- Поздно ты человек пришёл, до этого был "Меденный яд"
- Посиделки с Hajime вижу?
- Подожди, ты... - ну не могу я так взять и узнать по голосу этого человека, а тем более под музыку
- Ну Маратик... - вздохнул и пошёл ко мне, а я чувствую его шаги и понимаю - будет мучить
- Маратик, закрой пожалуйста шторы
- А ничего что ты Марат - ответил недовольно он.
- А ты
- Дожились... Шурка
Добрый человек задёргнул шторы. Как-то странно, из-за щелчка стало темно и комфортно.
- В следующий раз не засыпай под настольной лампой и не пей столько. "Молоды сука, досадно" (Miyagi)
Так получается я не мог встать так как я валялся под лампой, а голова болела из-за того что я ударился об неё... Боже, не дай что бы эту картину увидела мама... Где я пил я ещё не знаю... Я еле разодрал глаза, они ещё болели и появлялись переодически фиолетовые круги с каким-то золотым отливом. Я стал вставать, но смог на половину, открыл глаза и вижу:
- О Сашка...
- Да ну! Значит следующий вопрос который я хочу тебе задать, очевиден
- Ну давай задавай
- И почему ты не пришёл в клуб
- Ты прав
- Вставай алкаш
- Что так грубо...
- Давай покуй компьютер, Энди перекидывай на телефон и пошли.

Продолжение следует...

"Мороз и солнце; день чудесный!" -
Прочёл я снова стих прелестный.
И молвил голос мне: "Проснись,
Оставь тщеславие пустое
И за перо тебе чужое
Рукою дерзкой не берись!"

«Всё в жизни начинается с дороги!» -

в сердцах сказал Савелий Иванов.

И потянули к морю парня ноги,

освободившись от былых оков.

"Слепые котята"
Сидят в уголочке.
- Да здравствует "Мяу"!
И так - в каждой строчке.


Когда же открылись
Наивные глазки,
Ушло наважденье,
Растаяли сказки...

Ветер донёс с улицы запах флоксов и громкое жужжание шмеля. Как приятно было слушать звуки живой природы! Я устроился поудобнее на старом кресле, на котором покоилась вытертая эко-шкура, стилизованная под овечью - давний подарок отца. Огромный полудикий кот по кличке Чубайс грыз на дереве какого-то очередного таракана.

Молнии с оглушительным треском, кромсали тяжёлые, набухшие влагой тучи. И из их бездонного чрева, ревущими водопадами извергались на джунгли нескончаемые потоки воды.
Джон посмотрел на шумящую, серую стену дождя, застилающую выход из пещеры.
«Чёртово светопреставление – нахмурившись, подумал он. – И сколько тут сидеть? Сутки? Двое? Или целую вечность. Хотя, после двух недельного перехода по этой дьявольской чащобе, кишащей ядовитыми тварями, стоит денёк-другой передохнуть».

Деревня, где жил мальчик с мамой и двумя маленькими братьями, откуда ушел на войну отец, была не очень большой. И лошадей было немного, всего пятнадцать. В ночное определили четырех пацанов. Косте девять, еще двоим десять и двенадцать, старшему четырнадцать.