Гл 1. Москва. 2032 год. Июль. 26-е 10.00 утра. Управление анализа и информации внешней разведки.
- Коллеги, знаю, что собрав вас здесь, многих я оторвал от срочных дел. Но сделано это вынужденно. Ваша "текучка" никуда не денется. Как вы знаете, по пустякам я стараюсь не тревожить подчиненных. Но обстоятельства сложились таким образом, что назревшую проблему мимолетно не разрешить. Поэтому, попрошу вас сосредоточиться на том, что я буду говорить, - стоя за аккуратной трибуной, вещал начальник Управления генерал-майор Шепчин Сергей Федорович.

Ушла беспечная пора,

Ушли проказливость и удаль,

А в бойком сердце залегла

Неизлечимая простуда.

Где ты, где, золотая пора,

Где легко с южным солнцем споря,

Я, отвагой незрелой дуря,

Бултыхался в Азовском море?

Где таится пора золотая,

Где, не зная сердечную боль,

Я с дружками, в посадках слоняясь,

Осыпал с плеч азовскую соль?

Ах, как нравится глаз эта водь!

Слово твердое. Верь мне, дура.

Не вином припечатало плоть

К откровеньям твоей фигуры.

Снова в кабаке, забравшись в угол,

Липким взором разбираю шлюх.

Снова пьяной девкою обруган.

Снова угощаю побирух.

Не смотри на меня, не украл.
Не боюсь я болотной топи
Глаз, которых совсем не ждал.
Глаз, которые кто-то пропил.

Их укор в кабаке ни к чему.
Попрекать ли в такой круговерти?
Я, как с час в них уже утонул
И, как час пью напиток смерти.

Твое прошлое мне не новь.
Не одна ты такая в свете.
Не зазря ли взбиваешь мне кровь
В этой пьяной, прокуренной клети?

Обо мне ходит всякий слух.
Мол, сам черт ему в дядьки гож.
Ты не слушай случайных подруг,
Не питай ихних глупых рож.

Может, я не такой и хороший.
Может, слаб крепко загулять.
Не кусай меня темным прошлым,

Ах, душа!
Ненасытная.
Жадная.
Пропадай ни за что,
ни про что!
Колымага твоя
безлошадная
И земной,
и небесный чертог.
Драная.
Вся с заплатами.
Будто бы,
и совсем не она.
В сонных парках
разбросана статуями.
И под всякой из них
тюрьма.
И стоят эти дуры
набитые.
Нет в них света.
Без чар, без огня.
Разве морды
дождями омытые,
Закаленные
на ветрах.
Им бы молот,
да в жаркую кузницу
Неподатливый
гнуть металл.
Ах, душа,

Октябрь небрежною рукой
Измазал золотом осины.
У взора выкрали покой
Вовсю горящие рябины.

Пугая близостью зимы,
Он серебрит к рассвету травы.
Но сыпя горсти сулемы,
Забыл, что сыт я той отравой.

Займется ветром и дождем.
Листвы охапками накосит.
С тоской глядит в мое окно,
И будто бы чего-то просит.

Я ничего ему не дам.
Не тронут сердце эти страхи,
Хоть он предвестник холодам
И держит камень под рубахой.

В моей крови давно зима.
Давно заледенели вены.
Души потертая сума
Налетом дум отяжелела.

И только сердца ледокол,
Подчас в куски кромсая вены,

Ах, давно не близка мне лошадь,
И дворняга не ждет меня.
А когда-то, в ушедшем прошлом,
Эти звери любили меня.

Разметая по ветру гриву,
Без узды мой каурый друг
По Кубанским летел обрывам
И завьюживал пыль округ.

Пена клочьями опадала
С теплых губ верного коня.
Крепким потом меня обдавая,
Он любил задевать меня.

Тучи слепней над нами вились.
Но, искусанные до крови,
Спозаранку мы с ним носились
По селу наперегонки.

Я забыл, но была и собака.
Может, Шарик, а, может, Дружок.
Помню, псина была лохмата
И коричневым левый бок.

Никогда ни о чем не просил он,