07. Синдром Тамары Ивановны

Надписи на стене

В ветреный сыроватый февральский вечер я в задумчивости мерила кухню шагами. Подходила к окну, смотрела на переливающуюся всеми цветами радуги вывеску торгового центра. Посмотрев в глаза заплаканным фонарям, вспомнила стихотворение из школьных времён:

«Я вернулся в мой город, знакомый до слез,

До прожилок, до детских припухлых желез.

Ты вернулся сюда, так глотай же скорей

Рыбий жир ленинградских речных фонарей»

Глубокие, мудрые строки, видимая картинка, от которой всегда становилось как-то не по себе. «Где же Валера? - я с тревогой смотрела на большие золотисто-чёрные часы, висевшие на стене. – Опоздал на двадцать минут. Час не поздний, да и с такими, как Валерка, ничего плохого обычно не случается. В чужую квартиру он не пойдёт и со стаей бездомных собак как-нибудь справится. Не робкого десятка парень. А всё-таки… Мало ли что»

Телефон Кристины оказался недоступен. Заметила одну особенность: в самые ответственные моменты с родителями учеников связаться невозможно. Прошло ещё минут тридцать. В домофон позвонила десятилетняя Лена. Эта печальная черноволосая девчушка сильно заикалась и потому, несмотря на феноменальную память, получала по английскому неважные оценки.

Лена разделась, разложила на столе учебник и тетрадки, как-то воровато вытащила из пенала сложенные купюры и протянула их мне. В такие минуты бедняжка отчего-то мучительно краснела. Занятие началось. Выучив за пять минут слова по теме одежда, Лена, запинаясь и обмирая от ужаса, читала диалог «В магазине». Я как могла подбадривала девочку. Казалось, бедняжка идёт по скользкой тропке высоко в горах. Один неверный шаг, и Лена полетит в пропасть. По крайней мере, так всё выглядело в восприятии девочки.

В эту минуту в дверь позвонили. «Наверняка опять начнут навязывать пластиковые окна или Орифлейм», - поморщилась я, но всё же пошла открывать.

На пороге, к моему удивлению, стоял Валера.

- Извини, но ты очень сильно опоздал. У меня начался другой урок.

- Не понял, как это. Я же «двойку» из-за вас получу, - нахмурился Валера.

- Надо было приходить без пятнадцати семь, как договаривались, а не в девятом часу, - отрезала я.

С огромным трудом мне удалось выставить наглеца за дверь.

***

Через пару дней Валера опять опоздал. Но, так как Вера - следующая ученица, - попала в больницу с приступом астмы, я смогла провести с ним урок.

От Валеры исходил смутно знакомый, едва уловимый запах. «Табак? Но ему всего-навсего двенадцать лет. Разве в таком возрасте курят? И ведь в супермаркетах лицам моложе восемнадцати сигарет не продают, а киоски снесли. Дома что ли ворует?» - недоумевала я. Но пахло от мальчишки именно табаком. Мне ли не знать этого запаха. Ведь все мои друзья и родственники не слушали предупреждений Минздрава и тратили огромные суммы на ядовитые палочки, как назвал их какой-то американский писатель. Только меня одну не привлекала эта привычка, из-за чего я казалась самой себе белой вороной.

- А у вас есть дочь? - ни с того ни с сего брякнул Валера.

- Нет.

- А в прошлый раз, когда я приходил, у вас в прихожей портфель стоял девчоночий, и пальто розовое висело.

- Это была моя ученица, - как можно спокойнее постаралась объяснить я.

- Врёте вы всё. Это ваша дочь. А меня не приняли, потому что вам лень заниматься, - Валера криво, как-то нехорошо улыбнулся.

- Молчать! - я что было сил стукнула кулаком по столу. Ярко-зелёный стаканчик перевернулся, ручки и карандаши разлетелись по всей кухне.

У меня вдруг возникло ощущение дежавю. Где-то когда-то кто-то уже вышел из себя подобным образом. А потом произошло что-то очень плохое. Но что? Что?

- Ну ничего себе! Вы прям как моя мама, - в тоне Валеры, к моему удивлению, слышалось уважение.

Всю вторую половину урока Валера вёл себя безукоризненно. Не напевал вполголоса воровских песен, не рассуждал о тюремных понятиях, не упрямился и не отказывался делать задания. «Неужели Валера понимает только крик?» - мысленно ужасалась я.

В следующий раз он опять опоздал, и вечером я позвонила Кристине.

- Знаете, меня тревожат не только опоздания Валеры. Я чувствую запах табака от его волос и одежды. Мне кажется, ваш сын начал курить.

- Да, ещё в прошлом году, - ни капельки не удивилась Кристина. - Прошлой осенью обнаружила в портфеле пачку сигарет. Это всё его дружки. У родителей воруют папиросы и в подъездах курят. Что я только с Валеркой ни делала! Всё без толку. Такой же непутёвый, как его брат и папаша. Нет, попадёт он в колонию года через три. Точно вам говорю.

Тяжело вздохнув, перенесла занятия с Валерой на восемь вечера. В это время, как успела заметить, приходили ко мне самые проблемные ученики: Анита, Веня Краснов. Конечно же, пришлось подвинуть и другие уроки. Но… из двух зол, как говорится, выбирают меньшее.

Таким образом, опоздания Валеры перестали мешать другим ребятам. Но мы порой засиживались до половины десятого вечера. Мать, как ни странно, не боялась за Валеру, разрешала ему бродить по тёмным, опасным улицам. Должно быть, махнула рукой на будущего вора-рецидивиста.

***

Как-то на одном из занятий Валера отпросился в туалет и пропал на полчаса. Я злилась, смотрела в окно на надоевшую вывеску и россыпь огней. «Что он там, заснул, что ли? Или решил покурить? С этого наглеца станется. Вот постылый!» - злость, настоянная на Синдроме Тамары Ивановны, вызывала тошноту и головокружение.

Тут я услышала в прихожей шорох, потом ещё один. На цыпочках подкралась к двери, приоткрыла её на щёлочку и осторожно выглянула. Валера рылся в карманах моего новенького кашемирового пальто.

Вне себя от гнева распахнула дверь полностью.

- Ты чем тут занимаешься? По карманам шаришься? - от моего крика, казалось, завибрировали стены крошечной прихожей.

- У меня носом кровь пошла. Я платок искал, - голос Валеры жалостливо дрогнул.

- Хватит врать! Всё, звоню твоей матери.

- Не звониииите! - провыл Валера.

И… и тут произошла странная, унизительная для нас обоих сцена. Валера неловко стал на колени и поднял на меня тёмные, полные слёз глаза.

- Пожалуйста, ничего не говорите маме. Она меня убьёт, - и Валера отчаянно разрыдался.

В очередной раз удивилась, как уличное воспитание и полное отсутствие сантиментов со стороны матери могли породить такого нытика и плаксу.

- Хорошо-хорошо, не скажу. Но больше так не делай! - смилостивилась я.

***

Однажды Валера пришёл на урок не один, а с другом. Это было изжелта-бледное, болезненно-худое и плохо одетое дитя городских улиц. Мальчишка, назвавшийся Володей, всё время шмыгал носом и покашливал.

«Неудивительно, что он простудился. Вон у него какие кеды тонкие да ещё и рваные, а куртка выносилась до такой степени, что стала похожа на ветровку. Сейчас ведь не май месяц», - стало жаль мальчишку, но при этом поступок Валеры до невозможности возмутил.

- Зачем ты его сюда привёл?- крайне нелюбезно процедила я. - Ты на урок пришёл или в… в кабак?

- Да Володьке идти некуда. Мать у него опять запила. Можно Володька у вас посидит? Он уроку не помешает. Честно-честно.

Со скрипом согласилась.

- У него отец тоже в тюрьме! - в голосе Валеры слышалась такая гордость за товарища, как будто речь шла о подвиге или достижении.

- Поздравляю! Садись и занимайся. А ты на табуретке устраивайся. Сиди тихо.

Но сидеть тихо Володька не пожелал. Он всё время отвлекал меня вопросами. Спрашивал, как и когда я купила кухонный шкафчик над раковиной и где приобрела кухонную плиту.

- Так, ты можешь сидеть молча? Ты же Валере не даёшь учить слова! - в конце концов, не выдержала я.

Тогда Володька достал из кармана нож и принялся подбрасывать его в воздух. Погрузившись в ход урока, я на мгновение упустила вредного мальчишку из вида. А зря. Так как у самого моего уха просвистело что-то железное и воткнулось в стену.

- Ты что, совсем с ума сошёл?- напустилась я на Володьку. - Метать ножи в крохотной кухне!

- Ну и не надо мне от вас ничего! Я пойду, - Володька выбежал из квартиры, не забыв на прощание хлопнуть дверью.

После ухода друга Валерка расплакался. По обыкновению отверг воду и погрузился в упрямое молчание. К счастью, заданий было немного. В начале десятого урок закончился.

Когда я вышла в коридорчик, чтобы открыть дверь на лестницу, Володька поджидал своего друга. Глаза его так и блестели, на бледных щеках появился румянец. Мне это сразу не понравилось. Коридорчик тоже неуловимо изменился. Открыла дверь на лестницу, мальчишки выбежали в подъезд, и тут я заметила надписи на стене. Было их около десятка.

«Слава АУЕ! Жизнь ворам - х... мусорам», - читала я и размышляла, кто бы мог это сделать. Людмила Олеговна, мрачная пенсионерка из девяносто первой квартиры? Несчастная, запуганная одиннадцатилетняя Сабрина Васнецова из девяносто второй? Её родители или бабушка? Нет, все эти предположения выглядели в высшей степени немыслимо.

«Конечно же, это Володька. Недаром у него глаза блестели. Господи, какой стыд! Надо срочно убрать надписи, пока соседи не увидели»,- мне вспомнился аккуратненький коридорчик с девственно чистыми стенами и полом. Своеобразный оазис нашего подъезда. Тяжёлая железная дверь защищала его от вторжения уличных подростков. Она была куда более весомым препятствием, чем домофон. И вот…

«Стереть надписи жидкостью для снятия лака? Может получиться ещё хуже. Соскрести ножом? Что если кто-нибудь из соседей застанет меня за этим занятием? Нет, стыд и позор», - утром позвонила Кристине и рассказала ей о последних подвигах её «ненаглядного» сына.

- Мы с подружкой сегодня же вечером придём и всё закрасим, - заверила меня Кристина.

Вечером в нашем коридорчике закипела работа. Неприятно пахло каким-то строительным растворителем. Запах этот держался ещё пару дней. Но зато отвратительные воззвания скрылись под толстым слоем краски. Или побелки? Или извёстки? Я плохо разбираюсь во всех этих тонкостях.

С этого дня Валера на уроках стал вести себя тише воды, ниже травы. Приходил ровно в восемь, не опаздывая ни на секунду. Способности его, конечно же, не улучшились. Зато он перестал тратить время на упрямство и болтовню о местах не столь отдалённых.

«Что же сделала с Валерой его мама? Чем пригрозила? Или ему самому стало стыдно? Ну нет, это вряд ли», - размышляла я, лёжа в постели без сна.

Отношения у нас таким образом выровнялись. Вот только... Наши уроки слишком напоминали тайную войну между заключённым и тюремным надзирателем. Ситуацию, когда преступник боится и ненавидит своего мучителя и при первой же возможности готов броситься на него с ножом. Когда рассказывала о своих подозрениях родным, они смеялись и крутили пальцем у виска. Но пару раз я ловила на себе такие взгляды Валерки, что… Что решила не поворачиваться к нему спиной.

***

Как-то в мартовские сумерки Кристина позвонила мне.

- К сожалению, Валера больше не сможет приходить к вам на занятия. Мы уезжаем к родственникам в другой город, - в голосе её слышалось неподдельное огорчение.

Я сделала вид, что тоже расстроилась, а на самом деле вздохнула с облегчением.

Пару дней спустя в мою дверь позвонили. На пороге стоял улыбающийся Валера.

- Вот... это самое… Как бы, - мялся он, неловко суя мне коробку конфет “Raffaello”. – Ну как бы... короче, спасибо вам за уроки. Огромное.

Удивление в моей душе сменилось искренней признательностью. Я сходила на кухню, вынула из холодильника нераспечатанную плитку шоколада и подарила её Валере.

Не поблагодарив, мальчик сунул гостинец за пазуху и был таков.

Мне почему-то представилось, что Валерка и его дружки разделят шоколадку по-братски. Сделают из пустой картонной коробки импровизированный столик где-нибудь на задворках. Весенние сумерки с жалостью взглянут на них. Тонкий, состоящий из золотых нитей месяц улыбнётся несчастным, никому не нужным ребятишкам, отравленным тюремными понятиями и тёмной уличной злобой…

Продолжение следует