Змеёныш. 20. Дорога домой

Путешествие в обществе алмостца оказалось весьма приятным. Пока ученицы глотали пыль и потели от жары, сопровождая обоз верхом в составе стражи, Шака сидела в прохладе, попивала кисловатое, хорошо утоляющее жажду вино, и вела приятные беседы с Эльсаром. На ночных привалах она неизменно уходила в шатёр к девушкам, помогала его ставить, готовить постели, и разделяла с ними ужин, показывая, что не забывает о них. Но также не позволяла им забыть, что она госпожа, а они её служащие. Девушки, простолюдинки по рождению, безропотно приняли такое положение, и оно вполне их устраивало.

С каждой пройденной милой, с каждым ушедшим днём, отношения между Шакой и Эльсаром становились всё более дружественными и близкими. В начале знакомства очень вежливый и предупредительный, Эльсар становился всё более открытым и свойским, и спустя какое-то время вёл себя с девушкой, как старый знакомый или родственник. Он мог высказать непристойную шутку, дружески приобнять или появиться перед ней едва прикрытым. Шака была не против таких отношений, они ей даже нравились. В обществе Эльсара она чувствовала себя спокойно, свободно и расковано. Ей нравился и сам мужчина – его рассудительность, общительный весёлый характер, жизнерадостность и оптимизм. Он совершенно не был похож на по-собачьи преданного Аласдэра или самоуверенного Стиссена. Её влекло к Эльсару, она жаждала его, как мужчину. Но девушка сдерживала свои порывы и чувства, боясь уронить достоинство «верной вдовы» и дочери уважаемых родителей в глазах алмостца. В этом отношении со Стиссеном ей было проще, ведь вначале он признался ей в любви. А Эльсар, хотя и отпускал иногда фривольные шуточки, и говорил туманными намёками, но дальше этого не шёл, словно его что-то сдерживало. Он расспрашивал о её прошлом, о жизни в Альтамане, о пережитых приключениях, рассказывал о себе. Они уже многое знали друг о друге, словно старые знакомые, но более откровенного разговора так и не получилось.

Однажды, это было в Вилленде, когда до Ваалда оставалось всего несколько дней пути, на обоз напали разбойники, которым он показался лёгкой добычей. Они налетели неожиданно, с гиканьем и свистом. Услышав шум, Шака тут же вскочила и бросилась к выходу. Эльсар попытался задержать её, произнеся:

- Останься… Пусть охранники сражаются, это их работа.

- Там мои ученицы… Я их хорошо обучила, но они ещё ни разу не были в настоящем бою. Они нуждаются в моей поддержке и помощи.

С этими словами она вскочила в седло и вступила в бой. Увидев госпожу и наставницу, девушки воспрянули духом. Сражаясь, Шака не забывала присматривать за ученицами, вовремя вмешиваясь, если нужна была помощь. Такое рассеивание внимания, конечно же, сказалось на качестве боя: один из разбойников достал её - тяжёлый меч ударил в бок, скользнув по кольчуге. Но удар был так силён, что у девушки перехватило дух и она чуть не вылетела из седла, уронив меч. Разбойник уже занёс руку для повторного удара, но тут из-за спины Шаки вылетел всадник в белой развевающейся одежде и прикрыл её, приняв удар на себя. Пока Эльсар сражался с разбойником, Шака спешилась и подняла оружие. Снова вскочив в седло, она успела прикрыть спину алмостца от подкрадывавшегося сзади негодяя с короткой пикой в руках. Взмахнув клинком, она отрубила ему руку, а следующим ударом наполовину снесла голову. Фонтаном брызнула кровь из разрубленной шеи, и голова разбойника с комично выпученными глазами легла ухом на плечо.

Бой был долгим и жарким. "Стражи Дорог" сражались умело и отчаянно. Разбойники осознали, что дичь им не по зубам, и отступили. И девушки, и Шака смертельно устали, но – слава Небесам! – все были живы и относительно целы. У Шаки, по-видимому, было сломано ребро. В пылу и азарте сражения она этого не замечала, но теперь каждый вдох давался с трудом и отдавался острой болью. Она с трудом сползла с коня, держась за ушибленное место. Эльсар помог ей взобраться в повозку и уложил на своё ложе. Склонившись над раненой, произнёс:

- Я должен раздеть тебя и осмотреть рану… Возможно, она серьёзнее, чем кажется.

- А где же лекарь?

- Я сам врачую раны своих людей, это дешевле, чем нанимать лекаря.

- Ты разбираешься во врачевании?

- Мой дедушка – опытный и уважаемый в нашем городе лекарь. Он научил меня лечить несложные раны и увечья.

- Тогда делай, что считаешь нужным… Но не забудь и о моих девушках… Они вели себя достойно и мужественно…

Боль мешала Шаке говорить, и она замолчала.

Эльсар снял кольчугу и рубаху, обнажив её до пояса. Каждое движение причиняло невыносимую боль, но девушка мужественно терпела. Ощупав место удара, он определил, что, к счастью, рёбра целы, только одно, по всей видимости, треснуло.

- Тебе повезло, - сказал он. – Но декады две придётся походить в тугой повязке, а первые несколько дней лежать в постели… Нельзя делать резких движений, никаких поездок верхом, а тем более, сражений.

- Это значит, что я займу твоё ложе? Где же будешь спать ты?

- Фургон большой, место найдётся, - уклончиво ответил мужчина. – Потерплю несколько дней.

Он стянул грудь больной тугой повязкой и прикрыл лёгким покрывалом.

- Я пришлю твою рабыню и осмотрю других раненых, - сказал он, выходя.

Впервые Шака спала в фургоне ди Ваело, отдельно от девушек. Гайяну, днём ухаживавшую за госпожой, на ночь Эльсар отправил в шатёр алданок, оставшись с девушкой наедине. Это показалось Шаке подозрительным, но она подумала, что и с треснутым ребром сумеет дать мужчине достойный отпор, если ей что-то не понравится.

Но Эльсар вёл себя, как обычно. Он накормил больную ужином, поудобнее уложил на высоко взбитые подушки, рассказал, кто и какие раны получил, обсудил нюансы боя, а затем предложил поспать, заботливо укрыв одеялом. Пожелав спокойной ночи и приятных сновидений, мужчина задёрнул полог. Шака слышала, как он шелестел одеждой, раздеваясь, и укладывался спать. Она уже начала дремать, но и сквозь неглубокий сон слышала его вздохи и беспокойное шевеление – мужчина долго не мог уснуть на своём новом ложе.

Последующие два дня прошли без изменений. Шака послушно лежала в постели, выполняя предписание «лекаря», днём они общались, а ночью Эльсар грустно вздыхал, ворочаясь на ложе. Но Шака видела, что что-то изменилось во взгляде мужчины, когда он смотрел на неё. В нём появилось откровенное желание. Он с трудом мог оторваться от обнажённых плеч девушки и чуть ли не пускал слюни, увидев голую розовую ступню, дразнящее высовывающуюся из-под одеяла. Не только глаза, но и другие части тела предательски выдавали тайные желания мужчины. Шаке было забавно наблюдать, как страдает Эльсар, и она гадала, надолго ли хватит его терпения, и что он будет делать, когда оно иссякнет? Он и так вёл себя в высшей степени благородно весь долгий путь. Но, одно дело, когда женщина сидит напротив, облачённая от подбородка до пяток в глухой боевой костюм, скрывающий все прелести, а ночью ты спишь один и можешь только представлять её в своих видениях, и совсем другое дело, когда желанная женщина находится на расстоянии протянутой руки, вызывающе обнажённая и обманчиво доступная, и запах её тела кружит тебе голову, а соблазнительные части так и лезут в глаза; когда ночью ты слышишь её дыхание почти рядом с собой; когда можешь трогать её кожу, ухаживая за ней или делая перевязки… Выдержать это и остаться спокойным может разве что евнух, или человек, совершенно равнодушный к женскому полу. Но если ты молод, здоров, голоден и влюблён в эту женщину…

На четвёртый день Эльсар завёл со спутницей странный разговор. Начал он с рассказа об Алмосте, о его достоинствах и красотах, а затем спросил:

- Ты никогда не бывала в Алмосте?

- Нет.

- Но хотела бы там побывать?

- Возможно… Когда-нибудь… Я устала от путешествий. Я хочу домой, в мой замок, в мой маленький городской домик.

- Может, пришло время остепениться? Ты не думала о втором замужестве? О семье, детях?

- Думала… - Шака погрустнела, вспомнив Стиссена дель Сайгала. – Но последнее время мне не везёт с мужчинами. Те, кто мне становился дорог, погибали. Возможно, на меня обиделись боги или прокляли люди за какой-то грех.

Эльсар помолчал, а затем серьёзно произнёс:

- Я не боюсь проклятий и готов бросить вызов судьбе. Я предлагаю вам, Шака дель Шаммонд, стать моей женой.

Это прозвучало так неожиданно, что девушка, на минуту, потеряла дар речи. Затем попыталась пошутить.

- Какой: второй или третьей? Я слышала, по алмостским законам у мужчины может быть несколько жён.

Эльсар нахмурился.

- Ты знаешь, что я не женат. Пока делами заправлял отец, я был слишком молод, чтобы жениться, а после его гибели слишком занят, чтобы искать невесту.

- Только не говори, что у тебя нет и наложниц.

- Отчего же, есть. Я нормальный здоровый мужчина, и после долгого воздержания мне нужна разрядка. Семь наложниц вполне справляются с возложенной на них миссией… Но мне нужна супруга. Конечно, я ещё молод и успею найти жену, если захочу. Но вряд ли я ещё встречу такую женщину, как ты… Ведь мне нужна не просто жена, хранительница очага и мать моих детей, но женщина, которая станет мне другом, понимающим тяготы моей работы, которая сможет защитить дом и детей, когда меня не будет рядом… И… Женщина, не страдающая от неудовлетворения во время моего долгого отсутствия… Я говорю о твоей маленькой рабыне, Шака… Если я правильно понял, это не просто рабыня, а твоя наложница. Или я ошибаюсь?

- Не ошибаешься. Гайяна заменяет мне мужчину, если мужчины нет рядом. Я ведь не девушка, познала и мужскую, и женскую любовь, и в равной степени благосклонно отношусь и к той, и к другой… Твоё предложение звучит заманчиво, Эльсар, но я не поеду в Алмост. Мне не нравятся его законы и его обычаи, там не уважают женщин. Я родилась и выросла в Альтамане, и предпочитаю его любой другой стране. Я богата и независима, у меня влиятельные родственники и сильные братья, которые придут на помощь, когда она мне понадобится. Зачем мне это бросать и уезжать куда-то? Нет, Эльсар, если ты хочешь видеть меня своей женой, тебе придётся приехать в Альтаман и поговорить с моим отцом. Я больше не хочу делать выбор сама, я постоянно ошибаюсь. Если отец захочет видеть тебя зятем, я подчинюсь его воле, но только при условии, что мы будем жить в Альтамане… Если тобой движет не только трезвый расчёт, но и чувства, ты согласишься на это условие. Если нет – этого разговора не было.

Шака отвечала Эльсару холодно, даже немного раздражённо, потому что в своём предложении он даже не заикнулся о любви. Его брачное предложение сильно смахивало на деловое, и это задело девушку. Она привыкла к любви и обожанию мужчин, и такое кажущееся равнодушие её обидело.

Эльсар заметил отчуждение подруги и сконфуженно умолк. Он понял, что сказал, что-то не так, что чем-то обидел девушку. Но не мог понять, чем именно. Он покинул фургон, оставив Шаку на попечение Гайаны, и не возвращался до вечера.

До Ваалда оставался день пути, и они остановились на последний ночлег. Шака уже оправилась от раны и могла сидеть, облокотившись о подушки. Но Эльсар не советовал ей садиться в седло, да девушка и сама не торопилась покидать прохладу и уют роскошного фургона.

Эльсар устроил праздничный ужин для двоих.

- Это последний наш вечер, - сказал он. – Завтра мы прибудем в Ваалд и расстанемся, возможно, навсегда. Я хотел бы, чтобы ты выпила со мной эту чашу дружбы, чтобы помнила обо мне и не забывала время, проведённое в моём обществе…

Эльсар наполнил чеканный серебряный кубок тёмным алмостским вином, отпил несколько глотков и протянул девушке. Шака приняла кубок и тоже сделала несколько глотков.

- Пей до дна, нельзя оставлять вино, это дурная примета. Нужно допить и перевернуть кубок вверх дном.

Шака так и сделала.

- А теперь нам нужно обняться и поцеловаться… Ты не против?

- Нет, - засмеялась девушка.

Вино быстро ударило в голову, и ей вдруг стало легко и весело. Всё казалось смешным, несущественным и не стоящим внимания. Хотелось дурачиться, хотелось обниматься, ласкаться… Она первой потянулась к мужчине и заключила его в объятия. Их губы слились в жадном поцелуе, руки переплелись, тела, желающие близости, прильнули друг к другу. Неистовое желание охватило девушку. Со стоном страсти она откинулась назад, оплетая ногами талию мужчины. Шака словно не владела собой: её лоно пылало, желая близости, голова кружилась, мысли путались… Она осыпала мужчину поцелуями и бесстыдными ласками, она срывала с него одежду, она стонала от нетерпения… Эльсар тоже изменился – куда делась его сдержанность! Сейчас это был голодный неистовый самец. Он набросился на девушку, словно умирающий от жажды на бочонок холодной свежей воды. Их совокупление было бурным, страстным, безудержным и бесстыдным. Это были два диких зверя, а не два любовника. Наверное, их страстные стоны и дикие вскрики слышал весь лагерь. Но они не обращали на это внимания. Шакой владела лишь одна мысль: как бы больше и полнее получить наслаждение, и она, не стыдясь и не задумываясь о последствиях, выдала Эльсару весь арсенал своего богатого любовного опыта, почёрпнутого из уроков Эриссы, Аласдэра и Стиссена.

Только лишь, когда они совсем обессилели, их желание поутихло и они забылись тяжёлым наркотическим сном.

Шака проснулась раньше мужчины. Точнее, не проснулась, а словно очнулась от обморока, так как сон был без сновидений. В теле чувствовалась несвойственная усталость и слабость, словно после изнуряющей тренировки, голова была тяжёлой и каменной, как на похмелье, а во рту ощущался неприятный привкус. Открыв глаза и с трудом оглядевшись, девушка ужаснулась. Она совершенно не помнила, что случилось накануне и как она дошла до такого бесстыдства. Её смутило не то, что она переспала с Эльсаром – она давно этого хотела, а то, КАК она это сделала. В фургоне стоял полнейший разгром, всё её тело было покрыто семенем и выделениями лона, и, судя по ощущениям, она вытворяла с мужчиной то, что могла себе позволить только с Аласдэром… Но больше всего её беспокоило, что она ничего не могла вспомнить. Может, она много выпила? Но сколько нужно выпить, чтобы так отключиться? Да и не пила она больше одного кубка вина…

Взгляд её упал на валяющийся на полу кубок. Точно, вот он! Они выпили его вдвоём, а потом… А потом она ничего не помнила.

Шака посмотрела на полубесчувственного мужчину и горько усмехнулась. Он добился своего, не мытьём, так катанием… Видимо, добавил в вино какой-то наркотик. Он тоже пил его, и это придало ему решимости… А ведь Лоис предупреждала, что алмостцы хитры и коварны. О, как она была права!

Шака брезгливо отодвинулась от Эльсара, кое-как обмылась и собрала свои вещи. Одевшись, покинула фургон. Выйдя на свежий воздух, девушка почувствовала тошноту и выблевала прямо на площадку.

Лагерь уже не спал. Возничие и стражники бросали на альтаманку насмешливые взгляды и притворно-смущённо отворачивались. Никто не посмел высказать открытой насмешки, но их взгляды были красноречивее любых слов. Шака приблизилась к шатру, возле которого сидели девушки, и приказала:

- Собирайтесь, мы уезжаем.

Видя, что девушки седлают коней и увязывают вещи, к ним приблизился сержант и спросил:

- Вы покидаете нас, госпожа Шака?

- Да.

- Что мне передать хозяину?

- Передай ему, что он негодяй… - не глядя на старого вояку, ответила девушка.

Сержант посмотрел на неё долгим взглядом, и Шаке показалось, что он понимает, что она имеет в виду.

- Хорошо, я ему передам, - сказал он. – Желаю удачного пути.

- Вам тоже.

Уже покидая лагерь, Шака на миг задержалась возле сержанта и сказала:

- Скажи ему… Что я его прощаю… Но первый и последний раз.

Она пришпорила коня и поскакала вслед за девушками.