05. Дитя сочельника и мать урочища

Наконец, я добрался до кабака. Только сейчас я понял, что ничего не ел и не пил с того момента, как проснулся. Зашёл внутрь – довольно печальное зрелище из потрескавшихся стен, расколотой плитки пола, грязных столов и деревянных лавок перед ними. Внутри никого не было, кроме одинокого мужичка за подобием барной стойки – видимо местный "трактирщик".

Я сел за первый подвернувшийся стол и сказал ему, что хочу чего-нибудь поесть.

- Сейчас яичницу тебе сделаю, кофе или чай будешь? – сонно буркнул мне в ответ мужик.

- Кофе.

На столе лежала какая-то газета. Я взял её в руки, чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей, и раскрыл. Датирована газета была тысяча девятисотым годом. "Что за чертовщина? – подумал я. – Как здесь могла оказаться такая старая газета в совершенно нормальном виде?". Первый же заголовок гласил: «В лесах Шушмора Владимирской губернии опять погибла группа людей, состоящей из местных лесорубов. На теле одного из них найдено странное ранение, предположительно нанесенное колющим предметом в шею у основания черепа…».

Дальше я читать не стал, ибо уже просто не мог. "Здесь все что ли ненормальные? – возмутился я. – Даже газета древняя и ненормальная! Наверно, я переутомился, переработал в последние дни. Просто стресс накопился, да, точно, стресс".

Под заголовком газеты была чёрно-белая фотография. На ней была изображена группа людей, стоящая подле мертвого лесоруба. Приглядевшись, я увидел с самого краю фотографии какой-то чёрный силуэт. «Бред какой-то!» - возмутился я и отбросил газету в сторону.

Я опустил свой разум в бездонную пустоту немысли, отгородившись от всего происходящего вокруг. Это крайне полезный навык. Говорят, что так умеют делать буддийские монахи во время медитаций. Конечно, у меня это получается не так хорошо, ведь я не монах и не медитирую, но погружаться внутрь себя, очистив разум от мыслей, кое-как умею. Не знаю, сколько времени прошло, но из этого состояния меня вывел владелец заведения, который дотронулся до моего плеча.

- Вы в порядке? – спросил он, озабоченно наблюдая за мной.

- Да, всё супер, - ответил я и увидел, что на столе передо мной стоит тарелка с яичницей и чашка горячего кофе. Не раздумывая, я начал есть, пытаясь удовлетворить разыгравшийся голод.

- Вы же внук Георгия Александровича? – садясь напротив меня, обратился хозяин.

"Опять началось, Господи, даже поесть не дадут!" – обреченно пронеслось у меня в голове.

- Да, я его внук. Да, я приехал на похороны бабушки, и нет, я не верю, что она была ведьмой.

- Кто вам такую дурь сказал? – удивился хозяин. – Меня, кстати, Егором зовут. – протянул он мне руку. Я её пожал и продолжил поглощать яичницу. Знаете, порой даже посредственная пища кажется невероятной вкусной. Такой сейчас была и эта яичница.

- Это сказали три женщины, - отвечал я. – Кажется, их звали Ягишна, Люд…

- Не продолжайте, - перебил меня Егор, - знаю я их. Набитые дуры и базарные бабы. До сих пор зиму кашей кормят, - засмеялся мужичок.

- Кажется, я, наконец, встретил нормального человека, - облегченно выдохнул я.

- Как сказать, здесь все немного ненормальные, - подмигнул он. – В том числе и я.

- М-да… - протянул я. – А скажите, что случилось с Ириной, которая жена Гоши?

- Говорят, Георгий Александрович её нашёл с распоротым пузом, а дитя внутри и не оказалось. Весь снег в крови вокруг – страх, да и только, - рассказывал мужик. – А муж её, Гоша, потом сума сошел, бедолага. В дурку попал, потом, говорят, сбежал оттуда и бросился с моста вниз головой.

- А с детьми что?

- А детей в детдом отдали. "Детский дом им. К. Либкнехта" под Владимиром, или как-то так.

- Скажите, а помните, что случилось с церковью три года назад? – вдруг решил спросить я. Мне казалось, что этот человек, в отличие от остальных, не столь суеверен и я получу от него более вразумительные ответы.

- Да, говорят, поп там сума сошел тоже и в лес убежал, мол, нечистый его призвал в болота.

- А мужики там были, которые видели, как у церкви окна разбились, и тень от стены отделилась? Мне бы узнать, как их найти, я бы пообщался.

- Какие ещё мужики? – призадумался Егор.

- Ну, дед, Георгий Александрович, рассказывал мне, что мужики услышали страшный крик и побежали к церкви, а там окна взорвались, и от стены здания отделилась какая-то тень и побежала в лес, громко хохоча.

- Что-то я не припомню никаких мужиков. Церковь проклята – да. Поп в лес убежал и не нашли его – тоже да. А не было никаких мужиков, - отвечал озадаченный Егор. Тут в кабак зашли другие посетители и он, уже вставая, бросил мне. – Извините меня, было приятно поболтать, но надо работать.

И я вновь остался в гордом одиночестве наедине со своими странными мыслями. Что-то здесь было очень неправильно. Несмотря на то, что большая часть местных явно тронулась головой и помешалась на нечистой силе, здесь было и что-то ещё… Никак я не мог понять, что именно. Тут, мой взгляд скользнул по столу, и я опять зацепился за газету. Подумал, что надо всё же детальнее её рассмотреть, но, как только взял её в руки, оказалось, что это просто ежедневный номер "Владимирской газеты". "Какое наваждение!" – пронесло у меня в голове, и я вновь откинул газету в сторону.

Расплатился за завтрак с Егором и вышел на улицу.

"Куда пойти и что сделать? – прикидывал я. – Надо пойти и сходить к церкви, посмотреть на неё самому". Собственно, церковь располагалась метрах в пятистах от села, на пригорке, и даже отсюда было видно её верхушку.

По мере того, как я приближался к проклятой церкви, воздух вокруг меня становился каким-то спёртым и затхлым, будто я упал по самое горло в зловонное болото, наполненное дохлыми лягушками. Когда я приблизился достаточно, чтобы увидеть выбитые церковные очи, вокруг начал сгущаться сиреневый туман. Я такого ещё никогда в жизни не видел, и мне стало жутко не по себе. Только что было ясное небо, а, как только подошёл к церкви, так сразу туман накатил. Присмотревшись, я понял, что туман струится со стороны леса, располагающегося позади здания церкви, будто какой-то старый дед-туманник закурил свою древнюю трубку мира и пускал кольца сиреневого дыма.

Осколки битого витражного стекла разлетелись не так уж и далеко от церкви. Явно не как от мощного взрыва, скорее, будто кто-то взял крепкий ломик и методично ходил по периметру и разбивал окна. Входные двери были раскорячены – левая половина висела на одной петле, болтаясь туда-сюда, издавая противный скрип, давно не зная спасительного масла; а вторая часть и вовсе лежала на земле, перед ступенями, будто великан слез со своего бобового дерева и прошёлся по ней изнутри дубиной. Неожиданно, я почувствовал на себе чей-то взгляд. Оглядевшись вокруг, я никого не заметил, но стойкое ощущение, что за мной следят, осталось.

Кладбища здесь не было, – оно располагалось в церкви Святой Богородицы километрах в трёх отсюда, - однако, у меня было чувство, что сейчас из земли повыпрыгивают отвратительные упыри и утащат меня к себе в царство мёртвых. "Зачем я сюда пришел? Что я хочу здесь найти?" – пытался я уговорить самого себя уйти назад подобру-поздорову. Будто против собственной воли, я вошёл внутрь церкви.

Сыро, противно, мокро, темно.

Но до сих пор пахло ладаном, будто здесь и по сей день проводят службы. Если учесть, что с последней службы прошло больше трёх лет, то я никак не мог взять в толк, как такое может быть.

Тут, очень резко и протяжно у меня за спиной раздалось мяуканье. Я развернулся на сто восемьдесят градусов на одной ноге и уставился на здоровенного кота, смотрящего на меня зелёными глазищами. Кот был чёрный в серую полоску, а размером походил больше на дога из собачьей породы, чем на обычного своего собрата из кошачьих. Я никогда не видел таких существ.

- Хочешь, я расскажу тебе сказку про попа? – неожиданно произнёс кот. У меня чуть сердце не выпало из пяток.

- Что?.. Как?.. – только и сумел я выдавить, очумело упершись взглядом в здоровенного котяру. В ответ, он улыбнулся мне (клянусь, так и было, и этот кот мне улыбнулся), обнажив два ряда острых и длинных зубов.

- Жил-был как-то поп в этих краях, жил не тужил, да Богу служил, - рассказывал кот, начиная ходить вокруг меня, нервно мотая хвостом из стороны в сторону. – И видит как-то поп, идёт к нему человек, да не простой человек, а чёрный человек. Ну, поп и думает: "Это видно бес его попутал, вот и чёрным стал человек!". И подходит тот человек к попу и говорит ему: "Я стращать пришёл род людской, быль и небыль сказывать буду, а кто поверит, тот умрёт". А поп ему отвечает: "Окстись, сын мой, во Боге я и нет мне веры речам твоим!", - продолжал вещать кот, постепенно приближаясь ко мне, облизывая красным влажным языком свои губы. – И чёрный человек говорит ему: "Кто недоброе сделал, того лихо заберет, кто доброе сделал, тому Бог подает". А поп говорит: "Я зла не делал, чёрный человек, и Бог во мне, а я во Боге". А человек и отвечает ему: "Помнишь ли ты, поп, как три года, три месяца, три дня и три ночи назад ты отказал нуждающемуся, и спровадил его вон?". А поп молчит, и вспомнить пытается. "То был я, а ты не во Боге, и кару понесешь, во веки аминь!" – ответил человек и схватил попа двумя руками за голову, а тот как закричит, как задрожит всем телом, да так и рухнет оземь бездушно. И выбил чёрный человек все стёкла в церкви поповской, и проклял церковь ту, где нет Бога более, и ушёл чёрный человек в чёрный день, чтобы вернуться в другой раз и в другой день, чтобы стращать род людской, ибо во грехе тот род, - кажется, заканчивал свой рассказ кот, подойдя ко мне уже вплотную. – А ты, коли выслушал мою сказку, то теперь умрёшь.


Продолжение следует.