04. Стая

- А кошмары после такси продолжались? – отвлёк меня от размышлений Николай Петрович.

- Каждую ночь. Но понимаете, я к ним на тот момент то ли привык, то ли суета и местные вина отвлекали, снимая напряжение. Они меня мало беспокоили. Снилось одно и то же. Причём заметьте, не всю ночь, а будто избирательно, я бы сказал, точечно. Бывало только закрою глаза, провалюсь в полузабытье и уже стою на скале, а внизу по ущелью несётся ко мне поезд. Маленький такой, будто игрушечный. И всё словно по шаблону. Удар во что-то, состав складывается гармошкой, один вагон ломается пополам. Из него высыпаются люди, их пожитки, мебель и я просыпаюсь. В поту, с дрожащими губами и подкашивающимися ногами. Оботрусь, успокоюсь, выслушав утешения Лизы, и спокойно засыпаю по новой, зная, что в эту ночь мне уже ничего не присниться. Понимаете? А на следующий день иначе. Сплю спокойно, как убитый, а под самое утро в мозгу кто-то включает ту же самую гифку.

- Чего включает?

- Гифку. Закольцованный ролик без звука. Возможно, полная тишина меня больше всего напрягает. Не знаю. Будь слышен стук колёс, гудки, грохот несущегося состава, я бы воспринимал происходящее иначе. Даже после пусть звучали взрывы, лязг металла, скрежет рвущейся обшивки, стоны и крики людей – это выглядело бы обыденно, натурально, как в кино. А естественность ведь порождает совершенно другую реакцию даже во сне. Или тем более во сне. Не знаю. Но до безумия давящая тишина страшит хуже свистящих над головою пуль. К тому же свою пулю ты не услышишь…

Я осёкся, не находя правильных слов, чтобы объяснить ощущаемый мной ужас.

- Ты сейчас так буднично рассказываешь, что с трудом верится в твой испуг, - подтвердил мои опасения Николай Петрович.

- Да я и не боюсь. Вернее сразу после пробуждения, увиденное, вовсе не страшит меня. Пот утру, мандраж в конечностях уйму и осмотревшись, понимаю, что жизнь прекрасна. А вот там, во сне, я ощущаю такой животный ужас, совершенно не могу контролировать себя. Знаете, в пацанстве мне как-то снился один сон. Часто. Раз пять. Не столько страшный, сколько отталкивающе-неприятный. Будто мрачные мужики в белых рубахах до пола, бросают меня в чан с кипятком и начинают варить, помешивая здоровенным, таким, веслом. Я возмущён, конечно, подобной бесцеремонностью, но совершенно не испытываю страха. Скорее любопытство: кто, зачем, что дальше будет? Наверное, потому, что никакой боли не испытываю. Вообще. Даже тех неприятных ощущений во сне, когда отлежишь руку или тебя смачно укусит комар. Это ведь подсознательно в происходящем отражается. Здесь совершенно ничего. Лежу себе и лежу, вода, хотя парит и булькает, совершенно прозрачна и вот тут подкатывает настоящий ужас. Я вижу, что ладони становятся пористыми и дряблыми, пальцы распухают, становясь похожими на сардельки, а потом кожа лопается и вместе с мясом начинает отваливаться от костей… Вот тут я просыпаюсь, но не от истеричного страха, крича и размахивая руками, а какого-то липкого ощущения жути, придавившего меня поверх одеяла и долго смотрю в темноту, борясь с приступами тошноты.

- Я бы сказал крайне эмоциональный сон, - передёрнул плечами Николай Петрович, демонстрируя, насколько ему неприятна подобная картина, - Как говорит мой внук: «Мерзопакостное зрелище». А можешь объяснить: в чём разница между предыдущим и нынешним кошмарами?

Я пожал плечами. С ходу объяснить не мог, тем более что про персональный котёл в аду вспомнил только сейчас, однако постарался проанализировать два события в силу своих способностей.

- Первый раз я ничего не испытывал, кроме любопытства. Скорее всего, каким-то образом понимал, что вижу сон. К тому же снился он не часто. Раз в неделю или даже в месяц. Иной раз подстёгивал своё воображение, заставляя его вернуть сновидение, чтобы мог получше рассмотреть окружающую обстановку, а главное, не просыпаясь, дотерпеть до финала. Желание знать, чем закончится, превышало смятение и тошнотворное отвращение. А здесь я совершенно не контролирую себя. Будто ужас рождается сам по себе. Не во мне, а входит в сознание снаружи. Вы говорили про внушение, так вот это очень похоже.

Я замолчал. Попутчик так же думал о чём-то своём. Затем одним глотком допил остывший чай, поморщился и, суетливо оглядевшись, ушёл со стаканом к титану за кипятком, прихватив из пачки бумажный пакетик чая. Мне не предложил. То ли забыл, то ли не счёл нужным проявлять заботу. В конце концов, мы не у него дома, а я не гость, которого нужно опекать.

Вернувшись, он меланхолично помешивал ложечкой чай, уверенно сохраняя равновесие в обычной вагонной болтанке.

- Мы не слишком быстро разогнались? – спросил я, пытаясь разглядеть что-то в темном проёме окна.

- Нет, - успокоил Николай Петрович, - Здесь скоростной участок. Поезд до ста пятидесяти разгоняется. Я уже говорил, что часто здесь курсирую по делам.

- Что-то от ваших методов обратный эффект наблюдаю. Вроде психолог должен успокаивать пациента, а я начинаю шарахаться от любой мелочи и подозревать чёрте что. Внушили мне, понимаешь ли. Направили, как марионетку. Да идите вы в задницу! Мы с Лизой за этот месяц трижды тащились на пассажирских, дважды на скорых и пять раз на обычных пригородных электричках. Это не считая попуток, автобусов и троллейбуса в Крыму.

- А в Крым вас каким ветром занесло?

Я отмахнулся, словно от сущей безделицы.

- Жене захотелось забраться на самую высокую гору и крикнуть: «Крым наш».

- И как?

- А как бывает с глупыми желаниями? Получаешь долгожданное и, казалось бы, заветное, а оно уже тебе как бы и не нужно. Понимаешь абсурдность мимолётной прихоти, но делаешь вид, что именно на такой исход и рассчитывал. Нашли какую-то вершину, постояли, Лиза восхищённо крикнула: «Красота-то какая» и предложила вернуться в Сочи.

- Понятно. А сейчас куда?

- Заедем к Таньке Варламовой, она последняя в списке и домой. Знаете, супруга очень разочаровалась в подругах. На словах так уговаривали приехать, обещали сказочные условия и необыкновенные развлечения, а на деле… Похоже они не предполагали, что мы решимся и приедем. Думали, после, при каждом удобном случае упрекать, типа, вот мы звали, а ты не приняла приглашение.

- Возможно, - согласился попутчик и сделал несколько осторожных глотков горячего напитка, - Только раз кошмар продолжает сниться, значит, вы не достигли места, где катастрофа случится.

- Хотите сказать, что нас как овец гонят в какое-то определённое место? И что там? Наша смерть?

- Не знаю, - честно признался Николай Петрович, - А что если кто-то хочет, чтобы ты предотвратил крушение?

- Прекращайте, - скривился я, - На досуге покопался в интернете. Знаете, какая самая необычная железнодорожная катастрофа?

- Говори уж.

- В две тысячи четвёртом году на Шри-Ланке, едущий вдоль побережья поезд накрыло волной цунами. Около двух тысяч пассажиров не разбились, как это положено при крушении, а утонули. Нонсенс. Поэтому гадать мы устали. Заедем на недельку к Таньке и домой. Самолётом.

На последнем слове я нервно хохотнул, представив, как подобным манёвром мы обманем судьбу, показав ей винтокрылый кукиш с маслом.

- Кончайте уже шушукаться, - недовольно проворчал Юрий, кряхтя поворачиваясь к нам лицом и подпирая щёку кулаком, - Шепчетесь, как заговорщики перед штурмом Зимнего. Того не знаете, что великие дела на трезвую голову не делаются.

Сказал и неожиданно прыгнул на меня всем телом, брошенный с полки чудовищной силой инерции. Всё произошло так быстро, что ни испугаться, ни понять что-либо я попросту не успел. Мозг явно отставал с обработкой полученных от зрительного нерва данных и только фиксировал происходящее. Меня швырнуло спиной на перегородку, но кожа только скользнула по пластику, не встретив преграды. Стенка сложилась, сорванная с креплений и я, выпучив глаза от ужаса, вывалился в соседнее помещение, врезавшись во что-то мягкое, охнувшее и истерично завизжавшее. В следующий момент последовал новый толчок, заскрежетал, рвущийся от напряжения металл и древесно-стружечная плита перегородки сломалась, рухнув на голову торцом багажной полки. Я уже ничего не видел и не слышал. Сознание померкло.

продолжение следует