Алкотуры в Москву или клофелин 01

Вступивший в свои права 1992 год принес много нового большому осколку огромной, но уже безнадежно мертвой империи. Появились временные деньги - купоно-карбованцы, смешные бумажки без какой-либо защиты и водяных знаков. Каждому гражданину молодой страны выдали по двести единиц вышеозначенных суррогатных средств расчета, оставив параллельное хождение старых советских рублей.

В магазинах после либерализации цен стали появляться товары, и не разбалованные граждане с удивлением созерцали водку, вареную колбасу и бутылочное пиво – верх мечтаний советских людей, переживших перестройку и гласность.

У соседей было не лучше. Польша задыхалась от шоковой терапии – реформ, начатых знаменитым впоследствии Бальцеровичем. В России в некоторых городах начался форменный голод, власти не могли обеспечить продовольствием все районы гигантской страны. Всю Восточную Европу лихорадило – проходившая смена эпох походила на тектонический катаклизм, поглотивший одни страны, а взамен явивший миру нечто совершенно иное.

Наступало веселое время. Цены, как сдуревшие блохи, запрыгали с невиданной скоростью. У людей пухли кошельки от цветастых купонов и российско-советских денег. Доллар, стоивший сегодня девяносто купонов, завтра мог запросто продаваться за тысячу. Получившие куцую зарплату на полумертвых предприятиях граждане, спешили тотчас потратить ее, ибо через неделю этих денег едва хватало на пачку сигарет.

Но человеческое существо умеет приспосабливаться ко всему и этот жуткий год не стал исключением. Люди потихоньку стали рассчитывать только на себя, не питая иллюзий о том, что государство их прокормит. На место почивших кооперативов массово стали появляться малые и средние предприятия. В пене перемен рождалась плеяда нуворишей под названием - "новые русские", непременным атрибутом которых были малиновые пиджаки, огромные мобилки и «пятисотые мерсы».

Студенты, как наиболее активная часть общества, тоже не стала исключением, с азартом картежников ввязавшись в гонку за прибылью. Тема с сигаретами давно канула в Лету. Приватизированные магазинчики и ларьки радовали глаз обширным выбором зарубежной и отечественной отравы, так, что тут Леше и его приятелям ловить было нечего.

Зато открывался перспективный и абсолютно неосвоенный российский рынок. Первоначально курс купона и рубля был один к одному, но постепенно, стараниями украинского правительства, он вырос в десять раз. Россияне тоже девальвировали свою денежную единицу, но далеко не так рьяно, как их собратья на западе.

Соответственно цены на товары стали разительно отличаться, чего раньше, естественно, не было. На заре коммерческой деятельности стало жутко выгодно возить соседям абсолютно все, продавать это за российские рубли, затем менять их на валюту и возвращаться домой с зелеными долларами в кармане.

Но народ там был также беден, как и на Украине, поэтому люди покупали в основном продукты и алкоголь. Друзья решили возить последнее. Водка уже давно продавалась свободно, мало того, ее крепко теснил спирт «Ройал», жуткий денатурат неизвестного состава и происхождения.

Обычная «пшеничная» стоила триста купонов за бутылку, то есть около тридцати центов. В России она тоже стоила триста, но уже рублей. Учитывая курс один к пяти и дисконт, который приходилось учитывать при продаже оптом, прибыль составляла неслыханные триста процентов.

Начались челночные рейсы из Полтавы в Москву на Курский вокзал. Поначалу ездили Леша с Оберемком. Кононенко, как более рассудительный, Серега, как способный отстоять жидкую валюту при встрече с грабителями, которых было валом и на вокзалах, и в поездах.

Но оказалось, что Обер не очень подходит для этого бизнеса. Если другие члены консорциума выпивали по дороге туда и обратно три-четыре бутылки водки, в зависимости от обстоятельств и погодных условий, то Серега умудрялся уничтожать – пять-шесть. Это уменьшало прибыль, хотя и не было самым главным препятствием. «Выкушав» после отправления две «беленьких», Оберемок начинал поить всех окружающих, даже тех, кто не употреблял алкоголь по определению.

Плюсом данного явления было то, что на границе таможенники не могли попасть в вагон и взять обычную мзду с контрабандистов – все, начиная от проводника и заканчивая старенькой пенсионеркой, были мертвецки пьяны. Но минусов было больше. Случалось, «выжирали» пятьдесят бутылок, половину перевозимого товара, сводя прибыль к нулю.

Обера заменил Витька, но очень скоро выяснилось, что он тоже не подходит к данным «командировкам». Мара в детстве переболел «желтухой» и начинал синеть уже после первой бутылки, пугая, как Леху, так и окружающих.

Пришлось задействовать Пашу. Почему в этих «алкотурах» нужно было обязательно бухать, Леша и сам не понимал, но все, кто начинал заниматься этим бизнесом неизменно становился на скользкую дорожку алкоголизма.

Кононенко постепенно превращался в настоящего бухаря. Не пьянел после бутылки водки, мог на спор одним глотком «засандалить» стакан «белой». Это неизменно приводило всех окружающих в восторг, кроме, разумеется, бедной печени.

Обычно выезжали в пятницу вечером, а возвращались через день. Все воскресенье отходили, после алкотуров мучило дикое похмелье, а в понедельник шли на пары с твердым желанием записаться в кружок абстинентов. Со вторника этот настрой смывался жидким полтавским пивом, а в пятницу приходила пора ехать вновь.

Денег было много. В карманах концессионеров мирно уживались полновесные доллары, яркие рубли и грустные купоны. Тратились они правда тоже очень быстро. Обеды с коньяком в ресторане и езда на такси не способствовала накопительству. Зимняя сессия обошлась приблизительно в сотню «бакинских». Зачеты никто не отменял, а некоторые преподаватели узрели концессионеров впервые как раз на экзаменах.

Но постепенно маржа начала уменьшаться. Как говорил брадатый Маркс, рынок сам находит оптимальную цену на товар. Во-первых, подорожала водка на Украине, что и понятно – ведь ее начали массово вывозить. Во-вторых, она подешевела в России, ибо согласно вышесказанному закону, ее наперли туда сверх всякой меры из соседних республик.

К тому же в увлекательное капсоревнование по увеличению добавочной стоимости, рьяно включились таможенники по обе стороны границы и злючие, как осенние мухи, московские милиционеры. Выросла и конкуренция. Если раньше нерусские товарищи едва не дрались между собой, желая первым забрать «огненную воду» у приезжих еще на вокзале, то теперь приходилось крепко помотаться по Москве, реализуя жидкий товар.

Заработок резко упал. Теперь денег едва хватало на жизнь. По приезду покупали заветные сто бутылок, остаток средств делили и тянули купоны до пятницы. Надо было искать новую тему, но в голову ничего не приходило, и Леша вновь каждую пятницу привычно ехал на Южный вокзал. Там его уже знала каждая собака, что и понятно. Некоторые бабушки уборщицы даже считали Кононенко сотрудником железной дороги и вежливо с ним здоровались.

От «прощания славянки», которым провожали московский скорый, у него начинали потеть ладони и холодеть в животе - хотелось выпить. Проклятый рефлекс, навеянный перестуком колес, заставлял Лешу, как собаку Павлова, лезть в ближайшую сумку и срывать «козырек» с поллитровки.

Покончил с алкотурами клофелин, вернее не сам медицинский препарат, а… в общем давайте по порядку. В последней поездке соседями концессионеров оказались приятные парень с девушкой. Игорь, так звали молодого человека, ехал в Москву с симпатичной сестрой, которую представил, как Тамару. В российской столице их ждали какие-то таинственные коммерческие дела.