Стоя у громадного окна, за которым извивалась причудливыми фестонами клокочущая, прошитая вилами молний пелена свинцово-синих туч, верховный адмирал Хумбаар Алалу был само торжество.

- Это подарок Тьмы, о царственный Сын Мрака! Нападение на сторожевой корабль в нашей зоне космоса! Высадка земных пиратов на Лаагаше! Преступное нарушение договора о демаркации! На лучшее нельзя было и надеяться! Флот приведён в состояние полной боевой готовности. Диспозиция…

Сторожевик виднелся пока только на вспомогательном цикломате, но расстояние между ним и ТМ-249 стремительно сокращалось.

Это был сплющенный у полюсов шар, утыканный десятками мачт – коллекторов космических лучей. На флоте эти летательные аппараты называли «ежами». Если за пять лет ничего не изменилось, вооружение «ежа» будет состоять из двух эфировольтов. Всего двух – но одного меткого залпа хватит, чтобы сразу превратить «дворник» вроде ТМ-249 в миниатюрную туманность.

Серебристая сигара спасательного бота, отчалившая от ТМ-249, почти мгновенно растворилась в звёздной россыпи. Март Элль взглянул на Кармо Сана.

- Не жалеешь, что остался?

- Куда тебе без меня. - Бортмеханик невесело усмехнулся. - Ты никогда не рассказывал мне об этой Леване.

- Пытался забыть. Тогда ей был двадцать один — она на год моложе меня. Работала диспетчером на Трабантском космодроме. На последнем свидании мы планировали свадебное путешествие в Южную Америку — она мечтала увидеть эти развалины в горах, как их там?

- Мачу-Пикчу.

День - если такое понятие применимо к космосу, где земное деление времени лишено смысла - на борту ТМ-249 начался самым заурядным образом. Ровно в пять часов по относительному времени оператор Март Элль заступил на вахту на мостике своего кораблика. Его приветствовала тишина, нарушаемая только глухим жужжанием гравитоскопа. На главном цикломате простиралось привычное чёрное марево, усеянное бесчисленными блестящими цехинами. Март Элль покосился на циферблат обнаружителя. Ничего. Он зевнул и сел, устремив взгляд в бездну.

Хотя в том, что неожиданное посещение Эрло - «Эрика Флинта» - не предвещает ничего хорошего, у меня не было ни малейших сомнений, я несказанно ему обрадовался. Проведя столько времени среди чужаков, становишься счастлив получить любую возможность пообщаться с себе подобным и поговорить на аларском языке.

Наутро на тренировочном гравитодроме Академии Звездоплавания имело место серьёзное происшествие, которое могло бы закончиться весьма печально, будь за пультом гравитоплана кто-либо другой, а не кадет Мариос. (Они здорово сглупили, заставив меня распрощаться с карьерой звездоплавателя – я водил машины, незаменимые в первичной планетной разведке, как мало кто. Хвастаться не хочу, но и преуменьшать свои таланты тоже не стану).

В общем, можно сказать, что мы дёшево отделались. За наши подвиги нам светили лет этак пять в копях Плутона. Вместо этого нас с позором выгнали из Академии Звездоплавания – перед самым выпуском – и лишили права носить оружие. Я стал антикваром, Фритт – довольно известным художником (он всегда имел склонность к рисованию), а «Красавчик» Эрлинг, зачинщик всей толкотни – представьте, фермером. Возится напару с женой с гидропоническими плантациями на Каллисто и в ус не дует. Как с таким пятном на биографии ему удалось получить разрешение поселиться вне Земли – не знаю. Проныра!

Сперва мне показалось, что ширина серого пляжа – не более шестидесяти метров, но мы шли и шли, а хребет, на котором громоздился замок, не приближался ни на шаг. Я чувствовал себя довольно глупо, поскольку не мог объяснить этот феномен, мисс Эзекиель стонала от утомления, а Фиппс, который плёлся позади нас, на чём свет стоит честил «заколдованный» остров, кайзера Вильгельма и арматоров «Гортензии».

«Гортензия», шедшая из Калькутты в Лондон, была торпедирована немецкой подводной лодкой в Адриатическом море, на N северной широты и N восточной долготы.

Карла Савини пригубила кофе и произнесла извиняющимся тоном:

- Боюсь, что опера сегодня вечером отменяется.

- А? В чём дело? – несколько раздражённо спросил Макс Хорт.

- Занята. Настоящая сенсация.