01. Мотылёк

Дышать не так легко, как это представляют себе те, кто никогда не опускался под воду. От длительного пользования кислородным прибором можно потерять сознание. Но держать голову над поверхностью больше нельзя — рыскает луч прожектора. Если тебя обнаружат, на твою могилу никто не придёт, потому что могилы не будет.

Холод, темень и противоестественная мёртвая тишина. Мрак становится совершенно непроглядным — ты под целью. Напарник глушит двигатель и выдёргивает клапан продувания цистерны быстрого погружения. Отталкивает торпеду назад. Даёшь напарнику слабый толчок в спину — знак, что нашёл боковой киль. Протискиваешься к зарядной головке торпеды. Отделяешь её. Два толчка — магнит закреплён.

Возвращаешься в седло. Три толчка напарнику — готово. Тот заводит мотор...

Внезапно из глубины всплывает круглая чёрная масса. Торпеда круто кренится на корму, и вдруг разрывается комбинезон. Под резиновую ткань проникает вода. Лопается трубка, соединяющая маску с кислородной сумкой. В ушах стоит пронзительный звон...

Раскрыв глаза, я сначала сделал несколько судорожных вздохов, а потом понял, что можно дышать нормально. Звон, однако, не прекращался, и, наконец, я сообразил, откуда исходит этот неприятный звук. Приподнялся на локтях, покачал головой, опустил ноги на пол и выключил будильник.

Меня до сих пор посещают жуткие сны, навеянные полузабытым страхом, что гнездится в подсознании со дней обучения на «торпедиста». Они обостряются во время душевных переживаний.

Я подошёл к тройному окну эркера спальни и отдёрнул занавеску. Стояло великолепное раннеоктябрьское утро, мглистое и промозглое, сочившееся мелкой моросью. Сад походил на кладбище, утыканное причудливыми крестами голых каштанов.

Настроение тоже было кладбищенским. Девять дней, как погиб отец — человек искренне мной любимый, образец достоинства и преданности. От него не осталось могилы, будто от «торпедиста»-неудачника — авиакатастрофа произошла над Восточно-Китайским морем. Вот такая ирония судьбы — дипломат, представитель самой, наверное, спокойной профессии, нашёл ужасный конец в волнах, а мне, едва ли не смертнику, предстоит обзавестись семьёй и тихо почить в собственной постели, поскольку войны не предвидится.

Я собирался в церковь на поминальную службу. Нахлобучивал двууголку — в эпоху ракетно-ядерного оружия и космических полётов мы всё ещё щеголяем мундирами наполеоновских времён — как зазвенел телефон.

— Слушаю, — я поднял трубку.

— Мистел Селпелжон? — раздался незнакомый женский голос, тонкий, почти детский, говоривший по-английски.

— Селперрон, — с бóльшим, чем следовало, жаром поправил я. Голос явно принадлежал иностранке, но меня разъярило, что эта особа, запинаясь на букве «р», коверкает мою фамилию. Я был попросту взвинчен.

— Я знаю, кто и почему убил вашего отца.

Я так и лишился дара речи.

— Мисте... р Селперрон, — с усилием произнесла незнакомка, — приходите вечером в «Синий страус». Скажем, в восемь часов?

— Кто вы такая?!

— Приходите. — Послышались гудки отбоя.

Весь день я пребывал в состоянии, похожем на прострацию. Орган и прекрасные голоса певчих в соборе, проповедь, горькие всхлипывания моей сестры Марго, бесконечные соболезнования — всё звучало призрачно, словно я попал в какой-то другой мир. Мысль о том, что отец мог стать жертвой злого умысла, и виновные — дело, несомненно, имело политическую подоплёку, если только загадочная иностранка не лгала — останутся безнаказанными, как почти всегда в таких случаях, сразила меня наповал. Я не стал ничего говорить сестре — ей и без того было очень тяжело.

Ровно в восемь вечера я подошёл к ярко освещённому входу в «Синий страус». Лил сильный дождь, над Равелином вспыхивали молнии. Она стояла под зонтиком, прислонившись к стене.

Стало понятно, почему я превратился в «Селпелжона» — китайцы не выговаривают «р», как японцы «л». Ей было лет двадцать пять на вид. Стройная, даже худенькая, и довольно высокая для своей расы. Нос с лёгкой горбинкой, волосы до плеч, синяя силоновая куртка и чёрные брючки. Она улыбнулась, но в узких глазах на миловидном скуластом лице читался страх. Во всяком случае, мне так показалось.

— Это вы мне звонили? — спросил я.

Она кивнула.

— Кто вы всё-таки такая?

— Меня зовут Ли. — Она певуче растянула «и».

Я едва не рассмеялся китаянке в лицо. Но пусть будет Ли.

В следующий миг меня свалил с ног сильнейший удар в шею. Другой человек лишился бы тогда чувств. Но я «торпедист».

«Ли» сдавленно закричала. Поднимаясь, я успел увидеть, как рослый дюжий тип втащил её в машину — ни марки, ни номера я не заметил, всё произошло слишком быстро — которая тут же рванулась с места, ослепив меня вспышкой задних фар.

Пока я переводил дыхание, загудел мобильник. Ватсап, на английском:

«Настучишь легавым — получишь её уши».

Это было началом трёхдневного кошмара. Некто, называвший себя «Эрном», изводил меня Ватсапами. Сперва прислал рисунок — мотылёк, сгорающий в пламени свечи. Потом снимок самой «Ли». Она сидела на полу в каком-то помещении, босая, ноги раздвинуты, на щеке кровоподтёк, в глазах ужас. Фото девушки в разных видах приходили дважды в день. «Эрн», как я понял, доказывал мне, что она жива.

Зачем?

Это становилось невыносимым. Предоставленный мне в связи с семейной трагедией отпуск подходил к концу, скоро начинались манёвры. «Ли», кем бы она ни была... Я решил поговорить с давним другом отца.