Кровавая монограмма

Доктор Касис раскупорил драгоценную бутылку Moyet Antique, налил немного коньяка в «тюльпан» и протянул бокал дрожащей молодой женщине, сидевшей на кушетке в его кабинете. Лет двадцати с виду, она была весьма привлекательной, обладая матово-оливковой кожей, в настоящее время обесцвеченной бледностью, и чертами лица, которые выдавали примесь африканской крови, присущую вест-индским креолам. Судя по ее манерам и одежде, она занимала общественное положение, обычно называемое «высшим слоем среднего класса».

Верная своему воспитанию, она попыталась лишь пригубить коньяк, сжимая бокал в трясущихся пальцах, но затем опорожнила его залпом. Ее испуганные глаза бегло задержались на человеке, к которому она пришла за помощью. Ему было между сорока и пятьюдесятью годами, и он отличался средним ростом и стройным сложением. Его смуглое орлиное лицо, украшенное отливавшими металлом усами, излучало дружелюбие, но в глазах под густыми изогнутыми бровями читались решительность и неописуемая сила.

- Что же привело Вас ко мне, барышня Фонсека? – полюбопытствовал Касис с ободряющей улыбкой.

- Смерть моего отца... и страх за собственную жизнь, - ответила девушка. У нее был музыкально чувственный, хоть и хрипловатый и слегка дрожащий голос.

- Стало быть, Вы – дочь Абеларда Фонсеки, торговца оружием, скончавшегося в начале прошлой недели, - предположил доктор.

- Да, я Дельфина Фонсека. Зовите меня Дельфина.

- Примите мои искренние соболезнования. Но, если мне не изменяет память, господин Фонсека умер от сердечного приступа. Вы подозреваете нечто иное?

Дельфина Фонсека ударилась в слезы. Касис налил ей еще коньяка.

- Будет лучше, если я расскажу Вам все сначала, - наконец, произнесла всхлипывавшая девушка.

- Это всего лучше, - поощрил ее Касис.

- Семья Фонсека – одна из старейших на острове Табона, - начала Дельфина свой рассказ. – Мой отец владел там импортно-экспортной компанией. Его дело процветало, пока моя мать не умерла от туберкулеза. Мне было тогда двенадцать лет. Вероятно, горе подействовало на коммерческую хватку отца, поскольку торговля фирмы покатилась по наклонной плоскости. Вскоре он оказался на грани разорения. Он продал наше имение на острове, но не выручил почти ничего – земля была опустошена сильнейшим ураганом несколькими месяцами раньше.

Потом, внезапно, словно по мановению волшебной палочки, отец опять разбогател. Он так и не поделился со мной секретом своего вновь приобретенного состояния. Мы переселились сюда, и отец вложил капитал в торговлю оружием. «Пока люди не перекуют мечи на орала, на этот товар всегда найдется покупатель», говорил он. Он поклялся никогда больше не испытывать нужды.

Где-то год назад у отца вдруг появилась навязчивая идея. – Дельфина остановилась в нерешительности.

- Навязчивая идея какого рода? – осторожно спросил Касис.

- Я должна сказать, что в остальном его рассудок остался вполне нормальным – он по-прежнему проделывал прибыльные сделки, в том числе и армейские подряды. Но он испытывал необъяснимый страх по поводу того, что у меня вдруг пойдет кровь.

При этом некоторые вещи, - она густо покраснела и смущенно опустила глаза, - его не беспокоили. Думаю, Вы меня понимаете. Однако я была вынуждена оставить свое многолетнее увлечение вышиванием – это очень меня расстроило. Каждую неделю отец посылал все кухонные ножи точильщику, чтобы они часом не затупились. Все комнаты в доме регулярно обрабатывались цахерлином, хотя у нас никогда не водилось клопов или других насекомых.

- Sanguis vivus et purus*, - произнес Касис задумчиво.

(*Живая чистая кровь. – Лат.)

- Была еще одна причуда. Отец украсил весь дом пятиконечными и шестиногими звездами. Он и меня заставил их носить. – Она потянула золотую цепочку на шее и вытащила два подвеса, один в виде звезды, другой – подобия снежинки.

- Пентаграмма и знак Давида, как он изображался на Иберийском полуострове в пятнадцатом веке, - заметил Касис, рассмотрев украшения. – Показательно. Дельфина, я полагаю, Вы пытались получить у Вашего отца объяснение этих его «причуд», как Вы выразились.

- Много раз. Но он ничего не объяснял, только говорил, что это для моей же пользы, для моей защиты.

- Понятно.

- За три дня до смерти отца у меня пошла-таки кровь. Я ведь вест-индка и часто дома хожу босиком. Служанка разбила фарфоровую чашку, и прежде, чем она успела замести осколки, я вошла на кухню. Я не так уж и сильно порезалась, но крови вытекло много, и ранка была странной формы, похожая на букву.

- Порез зажил? – спросил Касис.

- Да, но шрам остался.

- Позвольте мне взглянуть на него.

- Зачем? Он меня больше не беспокоит.

- Как я понимаю, это может иметь некоторое значение.

- Вам виднее. – Дельфина сняла правый туфель и стащила чулок. На ее пятке виднелась длинная темно-красная царапина, искривленная на манер переплетенных букв F и S.

- Что произошло дальше?

- Отец был вне себя. Я боялась, что он изобьет бедную служанку. Мне стоило больших усилий его успокоить. На следующий день... – глаза Дельфины затянули слезы, и ее плечи дернулись.

- Дельфина, - тихо сказал доктор, - соберитесь с силами и расскажите мне все. Ничего не пропускайте. Мы с Вами бродим в глубочайшем мраке. Глубочайшем.

Дельфина снова надела чулок и туфель.

- На следующий день, ближе к вечеру, когда я вышла на улицу, я увидела очень странного человека. Он следил за домом.

- Очень странного человека, Вы сказали?

- Да. Он был разряжен, как одевались лет триста назад. Знаете, бархатный камзол с кружевными манжетами, ботфорты, шляпа с плюмажем – и все черное. Мне показалось, что у него даже была сабля, но я не уверена. И еще его лицо – бледное, как у покойника, с запавшими зелеными глазами. Не обычными зелеными, а светящимися, словно электрическими... – она всхлипнула. – Боже, как я перепугалась!

Когда я вернулась и рассказала отцу об этой встрече – это и причинило его сердечный приступ. Он упал в обморок прямо за столом. Вызвали доктора. Врач привел отца в чувство, но он словно лишился рассудка. Он говорил такие вещи... – она осеклась.

- Какие вещи? Постарайтесь все вспомнить.

- Дикий, бессвязный бред. Его прогоревшее дело в Вест-Индии, какой-то Пардо или что-то в этом роде, антилопа, Яма Чернеца – это пещера на Табоне... Наутро отец умер, так и не придя в полное сознание.

Доктор Касис кивнул и выбил пепел из своей трубки.

- Дельфина, сколько Вам лет?

- Сейчас двадцать.

- А когда Вам исполняется двадцать один?

- Завтра, - удивленно ответила девушка.

Глаза Касиса блеснули.

- Это чрезвычайно важно, повторяю, чрезвычайно важно: Вы знаете, в котором часу Вы родились?

- Конечно. Ровно в восемь вечера. Отец всегда вручал мне подарки, когда часы отзвенят восемь раз.

Доктор взял руку Дельфины в свою.

- Отлично! – воскликнул он. – Отлично! У нас еще есть время. Завтрашним подарком, Дельфина, будет Ваша жизнь.

- Что Вы имеете в виду?

- Пока не имеет значения. Слушайте внимательно. Идите сейчас домой. Если Вы снова увидите человека в черном, не обращайте на него внимания. Завтра вечером я навещу Вас. Ближе к восьми часам Вам придется опять пустить себе кровь.

- Что?!

- Проколите палец иглой, прокусите губу, наступите на стекло – необходимо, чтобы у Вас пошло немного крови. Об остальном я позабочусь. Предупреждаю: будет страшно. Но помните, что бы Вы ни увидели и ни узнали – Ваш отец был хорошим человеком. Он оступился, поддался искушению, но то, что он совершил, было в конечном счете сделано ради Вас. Из Вашего рассказа следует, что он всячески пытался предотвратить ужасный результат своего деяния.

Дельфина Фонсека широко раскрыла глаза.

- Что он такое сделал?

- Я предпочел бы объяснить это, когда все будет позади. – Касис поднялся на ноги. – Увидимся завтра. Ничего не бойтесь.

В крайнем замешательстве креолка поблагодарила его и вышла.

*****

Обитель семейства Фонсека, расположенная на углу Солеварного переулка и Часовенной улицы, представляла собой красивый трехэтажный дом с эркером. Доктор Касис, экипированный саквояжем и тростью – простой, но довольно изящно выделанной осиновой палкой – появился там вскоре после шести вечера. Выпив рома, предложенного испуганной и растерянной Дельфиной, он занялся превращением жилища в театр военных действий.

Основным плацдармом служила комната, частично помещавшаяся в эркере. Сперва Касис нарисовал зеленым мелом пентаграмму на паркете из липы и махагона. Затем он поместил охапки цветов чеснока на остриях звезды. Большой бесформенный кусок потускневшей от времени узорной чеканки и нечто похожее на обыкновенный камертон заняли позицию на кофейном столике. Покончив с приготовлениями, Касис уселся в глубокое кресло, разжег трубку и прикрыл глаза. Он казался спящим, и лишь по синеватому дымку, время от времени клубившемуся у его губ, можно было понять, что это не так. Бледная Дельфина устроилась на оттоманке, с изумлением поглядывая на безмолвного доктора.

Снаружи буря, собиравшаяся весь день, молотила по оконной раме с дьявольской яростью. То и дело вспышки молнии разрывали дождливую мглу, и к ревущим раскатам грома примешивалось скорбное завывание штормовой сирены, доносившееся из гавани.

В половине восьмого Касис раскрыл глаза и сказал:

- Пришло время пустить кровь, Дельфина.

Дельфина послушно взяла вышивальную иглу и проколола себе палец. Капельки крови брызнули на ее платье. Доктор встал и нахмурился, словно прислушиваясь к чему-то неуловимому для девушки. Вытащив из саквояжа пять свечей серого воска, он расставил их по внутренним углам пентаграммы. Он зажег свечи и взялся за концы трости.

Часы показали без пяти восемь. Касис спокойно произнес:

- Дельфина, сядьте в центр пентаграммы. Что бы ни произошло, не двигайтесь. От этого зависит Ваша жизнь.

Девушка подобрала платье и уселась на полу в середине меловой звезды. Ее лоб блестел от пота, и она тяжело дышала.

Часы зазвенели. Как только они пробили восемь раз, над камином возник лоскут сияющего пара, быстро сгустившийся в лоснящуюся желеобразную массу, которая колыхалась и извивалась, словно занавесь на ветру. За несколько секунд она превратилась в фигуру высокого худощавого человека в старинном черном облачении. Дельфина закричала. Камертон доктора сам собой издал низкое гудение.

Лицо человека, частично скрытое полями шляпы с плюмажем, было мертвенно-белым. Его глаза горели зеленым пламенем. Из-под приоткрытых тонких бескровных губ виднелись острые клыки. Костистые узловатые пальцы сжимали эфес длинной шпаги.

- Vieni da me, Delfina, - прокаркал сдавленный, булькающий голос. - Il tuo sangue è mio. Esci dalla stella!**
(**Ко мне, Дельфина! Твоя кровь принадлежит мне. Выйди из звезды! – Ит.)

- Qua, Spardo!*** – крикнул доктор Касис. Ужасный незнакомец поднял шпагу и бросился на доктора. Раздался глухой металлический рокот – клинок обрушился на чеканку, которую Касис теперь держал в руке. Касис метнулся в сторону. Шпага полоснула по его предплечью, раскроив рукав пиджака. Доктор выронил чеканку, которая, однако, отскочила от пола и, словно наделенная собственной волей, пресекла удар, нацеленный в сердце доктора.
(***Сюда, Спардо! – Ит.)

- Dannazione!**** – прорычал страшный голос. Молниеносным движением Касис вогнал свою трость в тощую грудь нападавшего. Последовали синеватая вспышка и наводящий жуть вой. От кровожадного призрака осталась лишь небольшая кучка прозрачного пепла, похожего на стеклянный порошок.
(****Проклятье! – Ит.)

*****

- В середине семнадцатого века в Карибском море орудовал неслыханно дерзкий флибустьер, грабивший колонии, нападавший на корабли и исчезавший с добычей в лабиринте островов, - начал доктор Касис свои объяснения. – Итальянец родом, он носил имя Феличе Спардо, но был более известен как «Чернец» из-за своего пристрастия к черной одежде. На корабле Спардо, «Золотой Антилопе», развевался черный флаг с его монограммой, переплетенными буквами F и S, вышитой красным.

Помимо пиратства, Спардо занимался оккультными искусствами и алхимией, достигнув в них больших высот. Возможно, именно договор, заключенный им с силами Зла, позволил ему столь долго избегать пленения. Но человеческий элемент в конце концов вмешался в сатанинские деяния. Преданный одним из своих офицеров, в 1655 году Чернец был схвачен испанцами и повешен на рее «Золотой Антилопы». Его тело вышвырнули в море.

И снова черное искусство, так хорошо ему знакомое, пришло на помощь Феличе Спардо. Вскоре он восстал из морской бездны, превратившись в демоническое исчадие, питающееся кровью живущих – вампира.

Касис взял Дельфину за руку.

- Следующая часть рассказа будет очень неприятной для Вас, Дельфина. Помните, что я сказал вчера о Вашем отце. Спардо прятал свои нажитые разбоем богатства, в основном испанское золото, в глубокой пещере на Вашем родном острове Табона, ревностно охраняя их в течение столетий. Поэтому она и называется Ямой Чернеца. Когда компания Вашего отца на острове обанкротилась, господин Фонсека вызвал вампира и заключил с чудовищем страшную сделку – часть сокровищ Чернеца в обмен на Вашу кровь. Обязательство должно было вступить в силу, когда Вы станете совершеннолетней, достигнув двадцати одного года.

- Этого не может быть! – по щекам Дельфины текли слезы.

- К несчастью, это так. У Вашего отца, однако, и в мыслях не было выполнять ужасное соглашение. Он покинул Вест-Индию. Он старался предотвратить любую потерю Вами живой, чистой крови, чтобы не навести вампира на след, так сказать. Отсюда же и все обереги, помещенные в доме. К сожалению, он не был достаточно сведущ в оккультизме и не мог обеспечить настоящую защиту. Необычная форма пореза на Вашей ступне – монограмма Спардо – раскрыла ему глаза на бесполезность принятых им мер. И когда Чернец, привлеченный запахом Вашей крови, появился возле Вашего дома, сердце господина Фонсеки не выдержало.

Ваш отец любил Вас, Дельфина, и пытался Вас защитить. Теперь, когда с проклятием покончено, молитесь за его душу Богу, в которого Вы верите.