Номер 4

(Основано на реальной истории).

Аня вздрогнула и открыла глаза. Она устало оглядывалась по сторонам, выискивая знакомые очертания предметов: глаза опухли, тяжелые веки мешали. Она дома. Она любит свой дом. Дом, который она помнит с детства. Здесь мама смотрела на нее ласковым взглядом: Аня — долгожданная и такая любимая дочь. Здесь папа впервые взял ее на руки, подбросил высоко, здорово испугав маму, и Аня почувствовала то влекущее чувство невесомости и свободы, которое она потом бессознательно искала и которое обрела вновь ровно там же, где и ее родители — в горах. На тех бесконечных петляющих каменистых дорожках, оканчивающихся обрывами или, наоборот, приводящих к неожиданным ярким равнинам посреди суровых и таких неприступных гор. На тех тропах, куда однажды утром, собравшись, как обычно, ушли ее мама и папа. И которых больше она не увидела. Она помнила лишь, как приехала бабушка и долго смотрела на нее такими же зелеными глубокими глазами, какие были у ее папы. Глазами ее детства. Только глаза были полны слез, не высыхающих почему-то. А потом Аня оказалась далеко от того места, где прошло самое счастливое и яркое ее время. Где прошли пять полных солнца, света и такого манящего пьяного чистого воздуха лет. Бабушка увезла ее, и завертелась совсем новая, сначала такая непривычная, а потом уже до боли знакомая монотонная жизнь.

На пятом курсе совершенно случайно она прочла объявление о наборе добровольцев на поиски частично потерявшегося во время экспедиции исследовательского оборудования и вызвалась помочь. Оборудование спустя несколько дней группа молодых людей нашла, но Аня домой не вернулась. Вернее, физически она возвратилась, но душа осталась там, на тех узких каменистых горных тропках, местами не проложенных, местами не поддававшихся. Непокоримых для других. Но только не для нее. Каким-то странным образом она мгновенно угадывала, как и что надо делать, вдруг понимала, как экономить свои силы, а где можно не бояться их тратить. Сама даже не догадываясь, насколько правильно она ставила корпус, задерживала дыхание, подавалась всем телом вперед или, наоборот, отворачивалась. Она интуитивно выверяла шаг. В общем, делала все врожденно верно. Странным оказалось для нее то, что поднимаясь наверх, она свободнее дышала, легче была ее поступь, но еще более странным оказалось для нее то, что впервые в жизни там, наверху, она перестала сомневаться. Как будто все отпустило ее. Как будто там она была настоящая. По возвращении она стала искать людей, которые живут и болеют горами, конечно, нашла таких. Тщательно собираясь, Аня не понимала, почему бабушка смотрит на нее так ласково, но в то же время тревожно. И почему глаза той, такие до боли родные, не отпускают ее, тихо наполняясь слезами.

Первые походы дались Ане, как и всем, тяжело. Она ошибалась, ругалась, плакала, несколько раз хотела бросить все и вернуться к привычной жизни дома. Там, где спокойно, сыто и уютно. Но уютно ли? И дома ли? К тому времени, когда она вновь задалась этим вопросом, весь ее быт и жизнь уже были связаны с горами. Она осознала, что полюбила те нескончаемые горные ручейки, которые с шумом сталкивали водопадом свои потоки с необозримой высоты, и тогда эти разрушающие струи с сумасшедшей скоростью и силой сметали все на своем пути, прокладывая себе извилистые дорожки. Она полюбила палящее солнце на самом верху, которое не щадило, обжигая даже самую защищенную кожу. Она привязалась к долгим часам постоянной дороги, которые обратили ее внутрь себя, заставив молчать, слушать и, что самое важное, слышать. Аня поняла, что именно когда молчишь, тогда и начинаешь свой самый драгоценный разговор: с самим собой. Преодолевая километр за километром, она почувствовала, что родилась среди этих величественных недосягаемых скал. Которые могут как укрыть, заслонив собой, так и уничтожить. Горы стали ее родителями, которые ее защищали, наказывали, успокаивали и, наоборот, волновали. Они научили ее смирению, учили управлять собой, cвоими мыслями, своими желаниями. И ей казалось, что она может и умеет если не все, то почти уже достаточно для того, чтобы ответить на главные вопросы. Так было ровно до того времени, пока она не встретила Асю.

Был пятый год ее работы инструктором и проводником, когда в группе новичков, решивших покорить южный склон, она увидела хрупкую тоненькую девушку. Аня, опытная и сильная, сразу поняла, что это будет главной ее проблемой на ближайшие несколько дней: в Асе не было силы, не было желания идти наверх, и Аня, почувствовав это, сразу решила ее оставить тут, внизу. Но Ася посмотрела на нее такими грустными бездонными огромными серыми глазами, что Аня почему-то решила повременить. Ася шла робко, медленно ставя ноги, неуклюже и неловко. Она пыталась, как пробуют младенцы делать свои первые шаги. К концу первого дня у Аси было разбито колено, и Аня, видя, как та управляется, понимала, что все тело у той забито и горит. Но ее удивляло, что, в отличие от других, Ася пока не сказала ни слова, только покашливала иногда, и Аня на всякий случай держала ингалятор. Она знала такой кашель и знала, что делать. На второй день Ася еле встала. Тело, не привыкшее ни к нагрузкам ни к работе, болело и не давало ступить шагу вперед. Ане было это незнакомо: от природы сильная, выносливая и способная держать любой удар она не знала, что такое боль и что такое " не могу". Но Ася вновь не сказала ни слова, а просто встала и пошла. Позади всей группы, хрупкая и ненадежная, она медленно шла. Просто шла. Иногда, оглядываясь, Аня видела на ее лице выражение боли, она видела, как Ася морщится, но терпит. Иногда выражение было настолько затупленным, как будто Ася ушла в себя и разговаривает с собой. А иногда вообще выражения у лица не было. Еще больше настораживало Аню то, что когда другие смотрели по сторонам, расспрашивали и интересовались различными вещами и предметами, Ася просто шла. Она ни разу не посмотрела никуда, кроме дорожки перед собой, что вела ее то вверх, то вниз. Она ставила все так же неверно ноги, все движения были у нее неуклюжи и она несколько раз была на грани падения. Но что-то будто удерживало ее, и она дальше шла, останавливаясь лишь, чтобы прокашляться. Тогда она смотрела как бы извиняясь, и Ане приходилось отворачивать глаза. Ведь она не проверила, доверившись, карточку Аси и сейчас понимала, что это было ее ошибкой. Но к концу недели она уже точно знала, что эта неуклюжая маленькая девушка сильнее всех, кто идет с ней рядом. И пусть она не говорит ни слова, пусть не смотрит по сторонам, но она идет своей дорогой. И знает, зачем она идет. Успокоившись, Аня на какое-то время оставила эти мысли и занялась своими прямыми обязанностями, не подозревая, что позади всех, отстав значительно, хрупкая девушка, покашливая тихо, робко и благодарно смотрит ей вслед.

Ася родилась за полгода до гибели своего отца. Он, промышленный альпинист, был послан на объект, где попытался спуститься по троссу без закрепления, оставив заказчика наедине с долгим разбирательством, а семью без отца. Асина мама отдала дочку на воспитание свекрови: так, ей казалось, будет лучше. Сама же уехала, вскоре выйдя замуж, и больше Ася не слышала о ней ничего. Бабушка была строгих правил и растила внучку так, как ей казалось было правильным. Немудрено, что как только девочке исполнилось пятнадцать лет, она ушла. Ушла, чтобы никогда не вернуться. Почти сразу она встретила Лешу и родила сына. Хрупкая сероглазая девушка трогательно прижимала дорогой сердцу комочек. Она боялась положить его, боялась сделать что-то неверно. День за днем, напевая ему ласковые песни, целуя беспрестанно каждый его пальчик, она понимала, зачем просыпается и зачем засыпает. Видя в нем смысл всего своего существования, она по иронии судьбы пропустила его первый приступ. А затем, по неопытности, и второй.. Кашель душил ребенка, а Ася, уставшая от дневных забот, спала. Спала крепким сном утомившейся за целый день матери. Третий приступ был гораздо сильнее, и доктор, обследовавший ее сына, сказал, что спасительное время было упущено. Но бороться не только можно, но и нужно. С тех пор хрупкая Ася, укрывая от всех свой драгоценный комочек, неустанно выполняла все рекомендации ведущих врачей. Советы сменялись другими советами, рецепты- другими рецептами. А Ася каждый день глядела в глаза своему нескончаемому счастью и понимала, зачем просыпается и зачем засыпает. Скоро интуитивно она поняла, что лечение эффекта не возымело. Тогда Леша привел к ним в дом какую-то женщину, которая лечила травами. Она и подсказала Асе, где собрать все, что понадобится для травяного отвара. Ася записалась в подходящую для этого группу к Ане, потому что знала, что та пойдет посоветованными склонами. Она шаг за шагом преодолевала боль, боролась со страхами, но шла. Потому что дома ее ждал тот, ради которого она просыпалась и засыпала. Когда никто не видел, она доставала свои бумажки, сверяла картинки с тем, что видит и шла вперед. Она давно уже не понимала, какой по счету идет день, она не смотрела по сторонам, сосредоточившись лишь на том, что под ее ногами. Ее не интересовали ни красоты ни виды, ни водопады, ни крутые спуски. Она шаг за шагом шла по нужной лишь ей дороге. Нужной для того, чтобы спасти того, ради которого она существовала. Она не готовилась к походу и не имела необходимого; она шла не на поиски своего Я. Она давно уже нашла себя. И теперь тихо превозмогая холод и боль, шла спокойной поступью матери, покорной и кроткой, ради преданных серых глаз, которые ждут ее дома.

Аня услышала сильный кашель среди ночи и прислушалась: из Асиной палатки доносилось что-то похожее на молитву. Смиренно, слово за словом Ася читала месяцами заученный текст. В этот момент как будто что-то открылось Ане и она поняла, что за человек уже несколько дней идет тихим беззвучным шагом рядом с ней многие километры. Эта хрупкая молодая женщина с ее грустными, пронизанными болью серыми глазами, опущенными и внимательными, покорно склонившая голову — она сильнее всех. Она сильна той могучей правдой, что ведет ее уже многие дни вперед. Она не боится, она не сдается, не разворачивается и слова не говорит, потому что дома ее ждет тот, ради которого она живет. Аня зашла к Асе в палатку и увидела мешочек с собранной травой. Ася смотрела на нее с нескрываемой болью и страхом. Так может смотреть только отчаянный, который будет биться, кусать и защищаться до последнего. Но Аня лишь протянула ей ингалятор, взяла из рук листок с картинками и названиями и быстро вышла из палатки. К утру мешочек был полон. А через неделю, когда вся группа благополучно вернулась из похода, на Анином столе лежала телеграмма, адресованная Асе. Она ее прочла, инстинктивно скомкала и вышла. Ей не хватило смелости.... и ей не хватило воздуха. Такая решительная, смелая и сильная, которая, как ей казалось, нашла все ответы на главные вопросы, она не смогла ответить себе на cамый простой и одновременно самый сложный :" почему"... Посадив группу на автобус до остановки, она подошла к Асе. Две такие разные и такие одинаковые, они стояли и молча смотрели друг другу в глаза. Смотрели с благодарностью. Каждая со своей. Вечером Ася уже летела домой, а Аня, проводив ее, подобрала скомканную телеграмму и прочла:" Ась, приезжай скорей. Нас выписали, и мы с Митей дома. Все хорошо. Ждем тебя". Аня, вспомнив, как несколько дней подряд маленькая хрупкая девушка шла десятки километров нехоженых троп, падая и поднимаясь, кутаясь и пряча свой заветный мешочек, нехорошо кашляя.. заревела. Она не плакала очень долго. А теперь заревела в голос. Почему у нее не хватило смелости прочесть Асе телеграмму? Неужели она побоялась, что Ася расстроится, узнав, что все делала напрасно? Аня еще не знала, что ради своего ребенка и она пошла бы сотни километров, больная и разбитая. Она не понимала, что мать чувствует раньше, чем осознает и анализирует. И ей опять не хватило воздуха...

Она вдруг вспомнила бесконечно добрые и глубокие, родные до мурашек зеленые глаза и заплакала. А потом, успокоившись, тихо заснула; она поняла, что Ася уже дома и счастливая, потому что на главные вопросы своей жизни та уже давно ответила....А ее саму еще много ответов ждало впереди.