47. Тайна Белого Братства

Утро следующего дня после визита в особняк графа Васильчикова...

Валери с ребенком на руках устроилась у окна в мягком бордовом кресле и наблюдала за мужем и его товарищами, лишь иногда вмешиваясь в разговор.

Компанию ей составляла, и уже не впервые, Анна Петровна Чарская, добрая миловидная девушка немногим старше двадцати лет, жившая в доме покойного князя Чудинова, отца Елены Петровны, на положении бедной родственницы и как сплетничали соседи, едва не «золушки» по отношению к надменной княгине Чудиновой и ее взбалмошной любимой дочке Нелли.

Нелли, так звали друзья из узкого круга «избранных» и родственники госпожу Чудинову-младшую.

Мадам Анжельбер, урожденная графиня де Марбёф была очень добра и чужда всякой надменности, и девушка оценила ее отношение к себе по достоинству и за короткое время очень привязалась к Валери.

Жанно Мариньяк, рядом со своим «господином, графом де Ла Пьер» и Фернексом небрежно развалился за столом в столовой Анжельбера, налил себе бордо, уже который бокал по счету.

- Ваше здоровье, граждане! – настроение у бывшего председателя секции Пик было не таким мрачным, чем обычно, совсем не по душе гордому санкюлоту было изображать «прислугу аристократа, жалкого холопа», а что было делать?

Ведь и от его поведения, тоже, зависела их общая безопасность, что если французы-эмигранты или местные господа вдруг заметят, что «слуга» слишком уж дерзко и на равных держится с «господином» и доложат «куда следует», что все они подозрительны? То-то... приходилось прятать гордость в карман...

В отсутствие посторонних лиц все они по-прежнему оставались товарищами-республиканцами, равными среди равных.

- И как тебе, Жанно, наши эмигранты? – с долей насмешки поинтересовался Жером.

Санкюлот зло и пренебрежительно поморщился, залпом выпил вино, задумчиво запустил ладонь в длинные, чрезмерно отросшие тёмные волосы:

- Одна и та же надоевшая песня... ах, как было всё чудесно, чинно и благородно «до 1789 года» и как всё стало ужасно «после», «ах, где прежние балы, красавицы, лакеи и прелести придворной жизни» и да... общий припев «кнут для простолюдинов и смерть якобинцам».

А местные господа им подпевают, охают и ахают, тьфу, роялистская нечисть... Как говорится, какая жалостная песня, еще один куплет, и я заплАчу!

А теперь... я... бывший председатель секции Пик...который под командованием Сантерра брал штурмом Тюильри... и выпустил немало «голубой крови» этих врагов народа, изображаю тут жалкого слугу...

Ладно, не переживайте, граждане, я свою роль честно отыграю, что я... не понимаю...

- Лоран – обратился Жером к Лапьеру, - ты знаешь, что вчера меня пригласила в свой салон княжна Чудинова, я приду, но не один, со мной будет Жюстен – кивнул в сторону Фернекса, тот молча кивнул, отложив в сторону вилку – и... отпусти со мной Жанно, так будет спокойнее...время и точный адрес я тебе сообщу дополнительно... если что...

Звонок в дверь прозвучал тревожно и неожиданно, Жером и Валери сегодня никуда не собирались и никого не ждали. Свои все здесь.

Жанно пошел открывать, по пути снова мысленно настраиваясь и вживаясь в роль слуги. Вернулся он вместе с господином Рысаковым.

Сергей Александрович в строгом черном фраке, сильный, подтянутый, с быстрым и холодным рысьим взглядом был очень похож на самого Жерома в те славные, но прошедшие времена, когда этот аррасский юрист и родственник Робеспьера был одним из влиятельных агентов Комитета Общественной Безопасности.

Какое-то смутно ощущаемое внутреннее родство привлекало их друг к другу, этого странного притяжения не отменяла даже идеологическая чуждость и враждебность...

Валери, увидев Рысакова на пороге, побледнела и как-то слегка сжалась, несмотря на то, что Сергей Александрович был весьма сдержан и отменно вежлив.

Через несколько минут и молодая хозяйка и ее новая подруга под благовидным предлогом ушли в другую комнату.

Рысаков должен быть уверен, что Жером и сидящие за столом в его доме люди только поверхностно знакомы, «товарищи по несчастью, эмигранты», поэтому Анжельбер церемонно извинился перед «графом де Ла Пьер» и Фернексом и уединился с «инквизитором» в рабочем кабинете.

Заперев за собой дверь, он предложил жестом Рысакову сесть. Тот держал себя более чем уверенно, как власть имеющий, положил ногу на ногу и скрестил на груди руки.

- Ну что, ГРАЖДАНИН... о чем говорил с вами граф Сабуров? Подозревает в чем? Или приглашал к себе? И зачем увязался за ним этот «синий чулок», Нелли Чудинова? Почему «Нелли»? А... вы не в курсе... в узком кругу «своих», она предпочитает, чтобы ее звали Нелли, а не Лена...

«Гражданин»... Жерома всегда внутренне коробило, когда он слышал революционное обращение из уст правоверного роялиста. Звучало, то ли диагнозом и ругательством, то ли насмешкой.

Жером ответил не сразу, заложив руки за спину, он прошелся вдоль стеллажей с книгами. И только затем обернулся к Рысакову:

- Он знает о моем брате, и спутал меня с ним, решил взять напором, на испуг и сходу тоже... назвал «гражданином»... Кажется, я сумел разумно объясниться по этому поводу. Поверил ли он? Не знаю, но больше эту тему не поднимал.

Меня пригласила посетить ее салон госпожа Чудинова...но не Сабуров.

Бледное лицо Рысакова окаменело, глаза сузились. Он облокотился об стол и на несколько минут задумался.

.... .... .....
Еще четыре года назад, когда осенью 1793 и весной 1794-го, по Петербургу прокатилась волна нераскрытых убийств среди французских эмигрантов, Рысаков заподозрил, что это убийства на почве идейной, политической ненависти.

Убитых французов не объединяло между собой ничего лично, кроме того, что всех их подозревали в «якобинизме», задерживали и допрашивали коллеги Рысакова, но так как подозрения «к делу не пришить» освободили...

Его цепкое внимание обратил на себя факт, что убийства выполнены чрезмерно профессионально для обычных бандитов или обывателей, движимых личной местью.

И подумалось вдруг, что есть смысл искать убийц среди своих же коллег по Тайной Канцелярии, среди сильных, жестоких, хладнокровных и особо обученных людей.

Он вспомнил, что во время трёх последних убийств, всё время где-то отсутствовал граф Сабуров, у него не было алиби... впрочем, его никто и не подозревал, кроме Рысакова.

Послужной список графа Сабурова был безупречен, верность престолу, пусть и несколько фанатичная, несомненна.

- Роман Александрович... – сузив глаза, обратился тогда Рысаков к коллеге в конце рабочего дня – между нами... если ты имеешь отношение к этому Белому Братству... хоть я и не могу этого доказать... скорее это интуиция... во имя Разума... остановитесь...

Выслушайте меня, господин Сабуров. Глобально я «за» крестовый поход верных трону против французских цареубийц и политический и идейный, но закон и порядок, прежде всего, «белый террор» и бессудные расправы... категорически нет... в этом я не на вашей стороне...

Воля государя – закон для верноподданных, но разве Павел Петрович или покойная матушка императрица давали добро на «белый террор»?

В самой Франции такая беспощадность объяснялась бы ходом революции... контрреволюции и гражданской войной, но мы не во Франции...

Он и сейчас помнил холодную улыбку, растянувшую губы Сабурова и убийственную насмешку, блеснувшую в жестоких голубых глазах этого белокурого красавца.

- Побойтесь Бога... Сергей Александрович... вы слишком много работаете, отдыхать вам надо больше, любезный...

Само существование этого Белого Братства разве не красивый миф французских роялистов о мстителях «белого движения»?

Трудно, должно быть, Сергей Александрович, искать черную кошку в темной комнате... особенно, когда ее там нет... и не было...

.... ..... .....
Рысаков поднялся из-за стола и взялся за шляпу. Сделал выразительный жест в сторону Анжельбера.

- Поехали со мной туда же, где мы встретились впервые, на Васильевский остров. Не косись на меня, как на палача, ГРАЖДАНИН... – Рысаков произносил это революционное обращение с тем особым выражением, с каким его произносили и русские, и французские роялисты - не собираюсь я оставлять без мужа и отца вашу очаровательную жену и мальчика...

Удивительное дело... мадам Анжельбер... урожденная графиня де Марбёф... истинная аристократка... согласилась стать женой революционера, да, в здравом уме не понять китайцев и женщин... – и заметив готовность Жерома огрызнуться, сделал примиряющий жест и вернулся к исходной теме.

- Сейчас, там содержится один человек... из ВАШИХ – произнес это с особым нажимом – думаю, ему сейчас очень... очень нужна помощь...если уже не поздно...думаю, вы не откажетесь спасти ему жизнь...он может быть нам полезен... – не менее привлекательной для господина Рысакова при этом была идея нагадить графу Сабурову, но это, французу, идеологическому противнику знать совершенно не обязательно...- можешь не опасаться меня, ЯКОБИНЕЦ, пока наши цели и интересы совпадают...