Исторические рассказы

Долгоруковы уже весной 1730 года были разосланы по своим имениям, затем князь Василий Лукич был отправлен на Соловки в тюрьму «за многие его Нам и государству Нашему противные поступки», а Алексея Григорьевича с семейством отправили в Березов, откуда еще не успели выехать оставшиеся в живых дети Меншикова Александр и Александра.

Утро 24 декабря 1799 года.

Хорошо, что Валери с новой русской приятельницей уже ушла на прогулку и не видела, что оба Рысакова, старший и младший, которых она ждала только к вечеру, в числе прочих гостей, удобно расположились в кабинете её мужа.

Это обеспокоило бы молодую женщину и не без оснований.

Оба Рысакова расположились в креслах около стола, в то время как Жером стоял около камина, скрестив на груди руки.

Сергей Александрович держался невозмутимо, уверенно и властно, в своей обычной манере.

Что делать? Как быть? Куда податься?

На другом берегу реки Наташа видела орды людей, и, хотя она не знала наверное, кто это такие, чутьё подсказывало ей: кончина города — их рук дело.

В дни проведения Всероссийской Промышленно-Художественной Выставки, Брокар устроил настоящий фонтан из своего «Цветочного» одеколона. Полиции даже пришлось успокаивать толпы желающих бесплатно подушиться.

Благовоспитанная барышня из благородной семьи не должна останавливаться в трактирах — так уж заведено. По большому счёту, и путешествовать в одиночку она тоже не должна, и одной же разгуливать по улицам ей нельзя…

Но эти правила, как и любые другие, работают лишь в обыденной жизни, которая вся расчерчена ими вдоль и поперёк; когда же привычное устройство рушится, правилами можно пренебречь.

Наташа молчала, теребила кисточки на концах шали, кусала губы — и ничего не могла придумать. Где-то вдали кричала, сетуя на трудности, птица; приглушённый её голос нарушал тишину, и от него делалось ещё тоскливее.

«Крикнет чётное число раз — уедем, нечётное — останемся», — загадала Наташа. Если уж судьба завела её в этот тупик, то пусть она и рассудит, пусть покажет нужную дорогу; Наташа была не в силах разрубить Гордиев узел, и теперь ей оставалось только положиться на волю случая.

— Ну, что ж? Остаёмся, что ли? — нетерпеливо проронил Захарьич.

Наташа, кутаясь в шаль, стояла на балконе.

Окна с этой стороны выходили не в парк, а в поля, которые по прихоти не то архитектора, не то хозяев прилегали почти вплотную к заднему двору. Лицо обдавал холодный и влажный воздух, солоноватый запах костра смешивался с запахом прелой пшеницы.