Обратная сторона

Местечко облюбовали давно. Компания «радикальной» молодежи.

Старый «новый» район с серыми высотками. Некоторые расселены, квартиры «закрыты», подъезды забиты. Забиты граффити на самую интересную тематику от символической пропаганды о высоких смыслах, до изображений задниц с признаниями в «любви» к неизвестной матери.

В доме напротив – разбиты стекла. Следы черной гари покрывали зияющие оконные проемы второго этажа. Так выглядит результат спора «лидера» и одного парня принесшего древнюю гранату. «Лидер» компании проиграл спор – он был уверен, что этот ржавый мусор не сработает и признал разрывное недействительным. А тот парень точно знал, что действительно, а что – нет.

В этот двор не заходили «лишние» люди. Сюда пускали только своих. Было и наличие условных паролей. Свои же могли привести новичков, отчаянных знакомых, готовых верно послужить мертвым идеям «чистоты», если не расы, то хотя бы «местечка».

Александрплац. Трептов парк с его монументальной скульптурной группой и историческим назначением. Знаменитый ЗООпарк с множеством видов животных, птиц и рептилий. Центральная часть города. Музейный остров. Рейхстаг. Бранденбургские ворота. Кафедральный Собор. Кайзеркирхе с ее надколотой в «ту» войну башней, упирающейся осколком в небо, как поломанный зуб…

Обычные для посещения туристов красивые обустроенные зоны столицы.

Места для развлечений и отдыха. Многочисленные кафе, кинотеатры, театры, кабаре, парковые ансамбли.

Спальные и рабочие районы – тихие, густонаселенные.

Мирно следующая жизнь по своему расписанию.

Даже праздничные дни здесь проходят в порядке обычного дня. Нет чего-то ярко-выделяющегося. Слишком много дел в любой день. И у каждого здесь есть простор выбора, будь вы молодой человек или немолодой. Никогда не поздно изменить свою жизнь и именно в этом городе есть масса возможностей проявить себя. Обучиться чему-то или найти работу в любой сфере жизнедеятельности человека. Выбирай, что хочешь по вкусу. Свобода… Будь кем угодно, люби что угодно… Учись, добивайся, зарабатывай, наживай свое место или меняй его… Уезжай. Город открыт. Никто не закрывал. Не придется называть «пароль», чтобы попасть внутрь. Не обязательно чем-то жертвовать, чтобы скрыться из виду. Выход есть всегда. На первый взгляд…

Есть у Берлина и другая сторона - Старая «Новая» Молодежь. Юная жизнь, не желающая находить себя ни в чем, что предлагает современная данность. Случайно существующая, невидимая ни для кого ровно до того момента пока, некто не захочет настоять на своем относительно того, что старое оружие всё еще – Действительно.

Ничего серьезного такие группы уже давно не совершают. Все знают - так или иначе, о каждом таком «местечке» давно известно местной полиции. Да и условия такие, что найдут быстро, докажут мгновенно. Осудят. Повесят ярлык. Штраф и тюрьма. Тюрьма или штраф. Откуда взять столько денег? Либо следовать идее, либо работать на то, чтобы потом оплатить за нее положенную цифру.

Мелкие нелегальные действия, хорошо продуманные и тщательно выверенные – бывают. Но рисковать по-крупному - никто не рискует. Место – «местечко». «Радикализм» уместный. Местный. Разговорного типа и символического жанра с претензией на особое значение. Великие идеи – великие смыслы... Желание быть причастным от отчаяния, от невозможности выразить себя, от бессмысленности, несостоятельности, и у кого-то - от не нахождения себя среди современного порядка. Бессилие в объяснении своей позиции и своего выбора, которого для таких людей – нет. При всей палитре обозначенной «Свободы».

- Какого черта, Макс? Ты же уехал на сборы?! – крупный человек с выбритым затылком, надевал свою куртку с нашивками и, бросив удивленный взгляд в сторону вошедшего, живо поинтересовался на предмет его внезапного появления.

- Я завязал, Дит. Не мое. – отозвался пришедший тогда, когда очевидно остальные вместе со своим лидером покидали «местечко».

- Да – ты не командный игрок. – Хмыкнул главный, добавляя уходя: - Тут и дело тебе нашлось: пока попридержишь здесь эту «новенькую». А мы пойдем, толкнем кое-что в район. – Последнее подмигивание и компания вышла за дверь.

В тускло-освещенном помещении, напоминающим одновременно и притон и казарму, остались двое: Макс и неизвестная ему «новенькая», которую ему нужно было «попридержать».

Совсем юная девушка сидела на старом затертом кожаном диване. Макс мельком оглядел ее - всматриваться не хотелось. Короткая юбка, такой же короткий топ, небрежно накинутая на плечи легкая блузка. Светлые волосы, собранные в хвост и очень яркий макияж. По помещению разносился аромат сладких духов с запахом малины.

Закурив, Макс поднял с пола, упавшую женскую сумочку и подал ее очевидной владелице. Затем развернулся и пошел в сторону холодильника, где наверняка еще хоть что-то, но осталось и для него на эту ночь.

- Ты футболист?

Он не смотрел на девушку, но та очень внимательно смотрела на него. Он тоже был одет в черное, как и она. Черные джинсы и черная рубашка с закатанными рукавами до локтей. Только свет голубых глаз и золотящиеся нити русых волос густой челки ниспадающей на бледное лицо, выделялись в его строгом темном образе.

- Теперь уже нет. – лаконично ответил Макс в сторону заговорившей с ним. У нее был приятный голос, но обращать на нее внимание ему было не по себе. Она показалась ему совсем девчонкой, нелепо вырядившейся в пошлость, прибавляющую возраст, но по лицу он понимал, что это еще ребенок. Ему такое не нравилось.

- Почему?

- Ты же слышала мой ответ. «Не мое». – Ему не хотелось с ней говорить. Ни с кем не хотелось. Сегодня он сделал свой очередной выбор в жизни. Или не сделал. С детства занимался чем-то, а в один момент взял и оборвал все тогда, когда «хорошая» перспектива переросла в большую Удачу сулящую отличную карьеру в спорте. И он никому не хотел отвечать ни на какие вопросы. Ответа логичного нет. Есть только грустное ощущение «не своего».

- А что «твое»? Есть в жизни хоть что-то, что «твое»? – твердо выговорила она то, что прозвучало не просто как вопрос, но как обозначенная претензия, тем неожиданнее, что она исходила от какой-то незнакомой девчонки.

Неприятное чувство прервалось внезапным появлением на пороге еще двоих незнакомых ему людей. Он тут же оказался рядом с дверью, и те парни затормозили свое шумное вторжение в «местечко».

- А мы от Дита. – в недоумении, почти хором выпалили двое, явно предполагавшие, что здесь никого не будет и они пройдут без проблем.

- Пароль! – строго сказал Макс, стоя у раскрытой двери и держа руку на косяке, не давая тем, кого он не знает прохода внутрь.

- От сейфа? – глупо переспросил один мальчик на побегушках у главного, которого Макс, очевидно, еще не успел узнать.

- Просто - «Пароль»! – спокойно повторил парень, затянувшись сигаретой. Он засмеялся над происходящим про себя, и вслух вырвалась мимолетная ухмылка. Макс считал все эти пароли настоящей глупостью, но он видел перед собой глупость «бОльшую» в лице двоих, знающих пароль от сейфа Дита и готовых выдать его неизвестному для них человеку, всего лишь оказавшемуся в дверях, строго требующего от них совсем другой «секретной» информации.

- «Маас»… - неуверенно выдал дуэт, после чего был допущен в помещение.

Они быстро забрали, что должны были. Только вновь у дверей, один из них обернулся и, глядя на девчонку, спросил:

- А это кто?

Макс докуривая, пожал плечами. Больше вопросов не было. Дверь снова закрыта.

- Маас… Маас 40-го? – заинтересованно переспросил девичий голос у того, кто в который раз отправился к холодильнику, но там по-прежнему лежала та самая бутылка пива, которую он дважды не взял.

- Ну, да... Что? – подумав о том, что общение придется продолжать, он опять открыл этот холодильник и все-таки взял пиво, которое не хотел. Сорвал пробку и сделал несколько глотков.

- «Увеселительные катания на лодках по Маасу запрещены» - выдала девушка то, что он точно еще ни разу не слышал произнесенным женским голосом, да и вообще кем-либо вслух: – Сказал Хайнц Гудериан в сердцах на учениях перед Западной кампанией, когда его покоробило легкомысленное отношение молодых офицеров к переправе через реку. На деле же, оказалось так, что во время проведения военной операции, его солдаты прибыли на положенное место раньше своего генерала. А когда командир добрался к ним, то ему вернули однажды высказанное замечание… Эту же самую фразу: «Увеселительные катания на лодках по Маасу запрещены». – закончив медленное образное повествование, не весть откуда взявшееся в этой юной головке, девушка тут же переспросила: - А почему вы выбрали именно такой пароль?

- Как ты сюда попала? – с удивлением спросил он, подойдя ближе к спрашивающей у него.

- Я не знала о пароле. Я просто пришла. Со мной просто заговорили. Не прогнали. И вот – я осталась здесь с тобой.

- А зачем пришла? Как тебя зовут?

- Саша. Пришла к «своим».

Макс стоял над Сашей и задавал свои короткие вопросы так, будто допрашивал. На самом деле, он просто не мог увязать то, что она только что выдала с ее внешним видом и с тем, что она в принципе находится здесь. Это всё его не касалось, но ему не нравилось всё с самого начала. Сделав еще пару шагов ближе, он добавил вслух к общим своим размышлениям, оставленным при себе:

- Хочешь историю? Здесь ее нет. Здесь ничего нет. И тут не место для…

Он не успел договорить. Компания вернулась. На стол поставили ящик с пивом. Из ящика доставали бутылки и складывали в холодильник.

- Это не на сегодня. – сказал Дит и похлопал Макса по плечу: – Мы не будем отмечать твою завязку с большим спортом, друг. Неудачный день. Пора по домам или ты останешься? – главный кивнул в сторону девушки, ожидающей решения о себе. Распознав недвусмысленный намек, парень сразу же вышел на улицу и, допивая свою бутылку, направлялся через двор в сторону перекрестка между «мертвыми» домами. Это был порыв полный неприязни к происходящему. В себе, в своей жизни, в «местечке». Возвращаться домой тоже не было никакого желания - с утра родители будут задавать свои вопросы. Придется выслушивать разочарование отца, пожелания матери…

Остановившись у заросших кустов в центре двора – там, где некогда была детская игровая площадка, он обернулся и увидел, как из «местечка» уходит Дит. Следом за ним - еще несколько человек. Судя по его подсчетам в помещении, должно было остаться четверо. Те, кого он не знал, приходившие за «добром» в сейфе, один старый приятель и Саша.

Макс не смог не вернуться. Хоть что-то, что ему было неприятно, он мог разрешить в этой жизни своими силами.

- Отпустите девчонку…

- Да, к черту, чистюля! Лучше присоединяйся!

Когда он вошел в комнату, Саша уже не сидела на диване, а лежала на нем. Двое удерживали ее за руки и за ноги, один стоял над ее лицом, расстегивая свою ширинку. Он же и отозвался на заявление приятеля, который всегда был против таких мероприятий и никогда в них не участвовал, за что и получал частое от Дита: «Ты – не командный игрок».

Саша не сопротивлялась. Не кричала и не звала на помощь. Только когда увидела, что Макс вернулся, отвернула свое лицо в сторону. От творящегося в тишине парню становилось только еще отвратительнее. Он чувствовал, как жгучее презрение комом сдавливало кадык в горле, от чего глоток собственной слюны вызывал боль туманящую зрение. Слишком высокое давление. Адреналин. Жажда вырвать наружу из себя это буйство ненависти ко всему вокруг, в особенности к «своим», что виделись ему омерзительнее «чужих». Чужие – чужие, это все, что к ним можно испытать. И только к своим - полный спектр переживаний.

- Я сказал – отошли от девчонки! – он достал со спины, из-под ремня свой пистолет, о котором никто не догадывался и, наводя его на присутствующих, ожидал правильной реакции.

- Да, ты – дерьмо! Откуда у тебя ствол? – заорал тот, кого Макс знал хорошо.

- Я выстрелю! Отойди! – и тот с кем он говорил, отлично знал, что то, что сказано с большей вероятностью Действительно может произойти.

Макс схватил Сашу за руку и стащил ее с дивана, как куклу. Только, когда он дернул ее молчащую на себя, то увидел, как по девичьим щекам стекают слезы.

Продолжая угрожать оружием тем, кто остался на диване, он вышел с девушкой за дверь и быстро вел ее за собой до самой развилки между последующими высотками. Саша постоянно пыталась вырваться и, оказавшись в очередной ловушке – маленьком проеме между двумя домами, громко закричала:

- Отпусти! Ты! Мне больно!

- Больно?! – Макс рванул девушку прямо перед собой, так что та уперлась ладонями в бетонную стену. – Может, хочешь вернуться обратно?!

- Хочу! – повернувшись к нему, она злостно и бесстрашно выкрикнула свое и решительно направилась мимо Макса в обратную сторону, но тот повторил свое движение, схватив ее за руку, вернул обратно к стене перед собой.

- В эту компанию берут девчонок только, чтобы порвать толпой. Ты же знала это? Этого хочешь? Ты ненормальная?!

- Да, да, да! Может я и хотела, чтобы меня трахнули! Это не «твое» дело! Неудачник, незнающий чего он хочет в этой гребенной жизни!

Убедившись, что за ними никого нет. Макс спрятал пистолет обратно под ремень, не сводя глаз с той, которая уже не плакала, но громко дыша, с таким же гневным презрением смотрела на него. Чувствуя в ней отражение общего на двоих аффекта, парень в мгновение ощутил непреодолимый прилив желания сбросить нестерпимое напряжение, которое он испытывал на протяжении всего дня. Громкое дыхание девушки и ее яростное сопротивление своему спасению, подтолкнули его к проявлению силы, которую он в себе не любил. Всё, что он делал когда-то по-настоящему, он делал в порыве аффекта. И каждое его воспоминание о поворотных моментах распоряжения собственной жизнью или участие в жизни других, всегда было соткано из двух слишком ярких переживаний – ненависти и любви.

Он любил своих родителей, но он ненавидел их желания видеть в нем «успешного» человека. Он любил футбол, но он ненавидел командную работу, где за тебя уже все решили – кто ты и в какой ты позиции и с кем тебе и когда взаимодействовать. Он любил жизнь, любил свою страну и свою историю, но он ненавидел то, как к ней учили относиться. Он не умел относиться. Он был всем этим внутри себя. Разве можно «Любить» через поучения? То, во что другие игрались, он воспринимал в явь. Он ненавидел иллюзии и любил идеалы. Он ненавидел данность, которая «есть», но любил прошлое, которое «было». Причинно-следственная логика и подложность в предоставлении сведений об этом процессе заставляли его испытывать презрение, которое отравляло саму Натуру. Он становился противен сам себе, потому что живет в этом лицемерии и ничего поделать не может, как в малом, так и в большом. Все давно решено. Все уже случилось. Думая обо всем и сразу, он испытывал странное осознание того, что нечто, чем он является - умерло еще до его рождения. И, потому, весь этот прекрасный сегодняшний мир ему не принадлежит. Он – не «Его». К своим 22 годам он слишком многое прочел, он слишком глубоко пытался понять, что у него за «место», не просто в жизни, за своим именем «Макс А.», а как наследующий в родовой цепи. Какой в этом смысл? Куда всё идет? И должен ли быть смысл у процесса неизмеримого в годах? Бессмысленность порождает отчаяние. Отчаяние в условиях молодости тела и яркости переживаний сменяется гневом. Гнев - жаждой жить и умирать.

- Хочешь, чтобы тебя трахнули? – зло проговорил он, тут же с жаром, вжимая девчонку в стену.

- Хочу… - уже не крича, прошептала она, чувствуя его горячее дыхание у своей щеки.

- Еще раз скажи!

- Хочу, чтобы… - его губы накрыли ее рот глубоким поцелуем, после чего она уже не могла произнести ни слова. Парень держал ее ноги на своих бедрах и прижимал спиной к стене, что было неудобно и болезненно. Она чувствовала, как порвалась на спине тонкая блузка, а задранный топ обнажил чувствительную тонкую кожу на позвонках. От резкого проникновения в себя, Саша снова издала крик, чем на мгновение вывела из забытья того, кто исполнял ее, названное вслух, отчаянное пожелание. Он понял, что оказался первым в жизни той, чье имя узнал меньше часа назад, но останавливаться не стал. Больше девушка не кричала. Он слышал ее глухие стоны у своего правого уха и думал, что этот акт продолжается целую вечность… Что уже давно должен наступить рассвет и, что у него больше нет сил держать ее на себе.

Макс не помнил, как взял девчонку за руку, уводя за собой из района по восточной части города. Он привел ее в свой дом. Родители давно спали и не слышали возвращение сына.

Его апартаменты на первом этаже с отдельной душевой. Саша ушла туда, прежде спросив разрешение. Девушка вела себя очень тихо после случившегося. Он надеялся, что и впредь будет также.

Слушая шум воды за тонкой стеной, Макс не раздеваясь, лег на постель. Пистолет больно уперся в позвонок и, пришлось подняться, чтобы убрать его в тайник между книгами на настенной полке. Свесив ноги на пол, он на какое-то время задумался, вспоминая испуг в лицах тех, на кого он в этот раз направил старое оружие.

- Он действителен? Работает? Это же… – спросила Саша, вернувшаяся в комнату и вставшая прямо над ним голая и мокрая, обернутая в его белое полотенце.

- Вальтер. Принадлежал когда-то моему прадеду. – Макс хотел подняться, но девушка встала слишком близко и, наклонившись, с интересом рассматривала пистолет в его руках.

- Он сам тебе его передал?

- Нет. Он умер еще до моего рождения.

- Ты стрелял в человека когда-нибудь? - выпрямившись, Саша внимательно посмотрела на парня, но по-прежнему не отступала. Подняв к ней свое лицо и посмотрев на нее умытую и чистую, без косметики и пошлой одежды, он оценил милость ее естественной красоты.

- Мог. Но не стал.

- А так делал? - Стоило ему чуть-чуть расслабиться, как в момент оружие оказалось в руках девчонки, и она тут же отскочила от парня, приставив пистолет к своей голове: – Что может быть прекраснее, чем мгновение от перехода на «ту сторону», а? Никогда так не делал? Скажешь, что не вставал перед зеркалом и не смотрел на себя, мечтающего застрелиться?!

- У меня были мечты получше! – резко поднявшись с постели, ему удалось быстро вернуть пистолет в свое владение. Пока Макс отвернулся от девушки, чтобы убрать его подальше, она также быстро забралась в постель под одеяло, отбросив мокрое полотенце на пол.

- Какие же у тебя были «лучшие» мечты? – продолжила она задавать свои вопросы, на которые он не хотел отвечать. – У меня тоже были мечты…

- Ты больше не пойдешь туда! Понятно? – присев на край постели, Макс строго посмотрел на Сашу.

- Понятно. – В этот раз возражений не было. Она смотрела на него, устрашающе нависшего над ней и, приподнялась с подушки, желая дотянуться до его губ, но Макс отвернулся.

- Между нами больше ничего не будет. Спи.

- Зачем ты меня привел к себе?

- Не знаю. – Ему хотелось, чтобы она поскорее замолчала. Хотелось побыть в тишине. Он с самого начала пожалел обо всем.

- Ты хоть что-нибудь знаешь наверняка? – расстроено добавила она очередной риторический вопрос, в ответе на который не нуждалась. Сначала отвернулась, но потом повернулась обратно и, обняв его, сидевшего к ней спиной, прошептала: – Я буду молчать. Обещаю. Только ляг рядом.

Ни о чем думать не хотелось. Особенно о наступлении нового дня. Он не хотел думать о том, как будет объясняться с родителями на предмет того, почему вернулся со сборов так скоро. Не хотел ничего рассказывать, так как любое пояснение своего «выбора» перед отцом будет одной большой глупостью и несостоятельностью. Они никогда не могли найти общий язык ни на одну из тем. Макс ненавидел отвечать на его вопросы. Он любил своих родителей, но пусть они остаются там – на своем «этаже», а он будет иногда здесь «внизу» ночевать и делать то, что может. Что он когда-то хотел, то он больше никому не пытался выразить. Больше нечего было доказывать. Сам себе он доказал бессмысленность любой попытки влиться хоть в какую-то компанию…

За чередой мрачных умозаключений, он машинально разделся и лег под одеяло. Саша сначала обняла его рукой, положила свою ладонь на его грудь, а затем вся припала к нему, уткнувшись носом в его плечо. Приятное чувство тепла девичьего тела и тонкий свежий аромат от его геля для душа помогли ему отключиться. Гул самообвинения в голове стих.

Когда парень открыл глаза, Саша сидела в своем топе и юбке на стуле у его письменного стола и смотрела то на него, то на дверь. Из коридора доносились голоса родителей Макса. Он вмиг поднялся с постели. Спешно натягивая джинсы, подошел к двери и, прислушавшись, тихо сказал:

- Они уже уезжают. - Разговор мужчины и женщины в коридоре сменился шумом отъезжающей за окном машины. – Они бы не зашли ко мне. Они так никогда не делают. – Желая успокоить девушку, произнес Макс, заметив в ней совсем другие проявления, от которых вчера она была далека. Скромность и настороженность. – Возьми мою рубашку. – предложил он, вспомнив о ее разорванной блузке, которая была хоть каким-то прикрытием ее пошлого наряда. Саша продолжала молчать, обнимая руками свои предплечья в желании спрятать себя. Она не смогла убежать от него раньше. Боялась встретиться с хозяевами этого дома.

Макс сам взял свою рубашку и накинул на обнаженные девичьи плечи.

- Спасибо. – едва слышный ответ.

- Забирай. Пусть будет твоей. – Он видел, как она рассматривает все вокруг себя и, в то же время избегает встретиться с ним взглядом. – Я умоюсь и мы позавтракаем. Потом я отвезу тебя домой. Где ты живешь?

- Потом скажу. – согласно кивнула она и, наконец, подняв к нему свое красивое лицо, тихо повторила: - Спасибо. - Впервые за долгое время Макс улыбнулся, но только он хотел уйти в душ, как тут же она задала вопрос, вернувший его в прежнее расположение духа: - А что ты будешь делать теперь? – ее внимание было устремлено на полку над постелью, где были его спортивные награды: кубок и две серебряные медали на черно-красно-золотых лентах.

Ответа не было. Только бурное течение воды нарушало тишину комнаты.

Стоя под холодным потоком утреннего душа, Макс подумал о том, что стоило бы Саше задать тот же вопрос. А что делает она? Она, наверное, еще и школу не окончила. Или только окончила. Ненормальная о которой он ничего не знал и боялся захотеть узнавать, чтобы только не проникнуться. Ему не нужны были осознанные привязанности. Он ничего не планировал и любое планирование в данной действительности вызывало все то же, застрявшее в нем – презрение. Сколько и что не делай, все не будет таким, каким должно было бы быть в его личных устаревших представлениях о жизни.

Когда он вернулся в комнату, то обнаружил пропажу и не одну. Саши не было нигде. Ни в доме, ни во дворе.

Пистолета на своем месте, конечно же, тоже не оказалось.

Найти в Берлине девчонку по имени «Саша», не зная ни фамилии, ни адреса, ни хоть чего-то, что могло навести на мысль, где и как искать – практически невозможно.

С начала момента осознания утраты своего наследного оружия, Макс чувствовал, что утрачивает контроль над ходом своих рассуждений.

Выйдя из дома, парень сразу направился в «местечко», где еще никого не было. По утрам, там никого никогда не бывает. Разве Макс этого не знал?

Он набирает номер Дита, но тот не берет трубку. Номер того «приятеля», которого он вчера взял на прицел, стирается из базы данных. Зачем? Почему?

Макс набирает только что удаленный номер по памяти и сходу задает вопрос, на который ему необходим был быстрый и точный ответ:

- Сумка девчонки осталась в «местечке». Что было внутри?

Помимо прочей ненужной информации, ругани и потока бессвязного пьяного бреда – ничего. Там ничего не было. Ни телефона, ни документов. Конечно, их там не было. О чем она думала, когда шла туда? Какой и зачем она пришла туда? Упомянуто наличие 20 евро, поделенных на «лишенную женского общества» компанию. Зеркало и расческа. Женская ерунда. Всё.

Макс пошел через город пешком.

Без шансов. В попытке додумать зацепку, он почувствовал тяжелую ломоту в голове, как после большой пьянки. И ужасно хотелось пить. Вчера - он не ужинал. Сегодня, так и не позавтракал. В пределах видимости было только одно заведение, куда можно было зайти за чашкой кофе без лишнего внимания и общения с людьми, то есть – самообслуживание. Он прочитал забавное название Вашсалона на Гочковскиштрассе 11 – частной прачечной с «кафе», где можно самому налить себе кофе и оставить обозначенную на стенде сумму за выпитое количество чашек или за съеденный кусок пирога, выставленного под стеклянной колбой на стол в центре входного помещения. Когда он вошел внутрь, к нему даже никто не подошел. Было слышно, как работают несколько больших стиральных машин в дальнем зале. Один из посетителей, взявший себе кофе из автомата, прошел мимо Макса и скрылся в коридоре, ведущем как раз туда, где очевидно стирались вещи. Ожидающий.

Макс присел за стол напротив выключенных машин. Он ничего не ждал.

Только стоило ему разорвать пакетик с сахаром и начать высыпать его в свой кофе, как открылась дверь прачечной, и вновь кто-то прошел рядом с ним. Если бы не шлейф сладких духов с ароматом малины, он бы не просыпал все мимо… Как сильно въелся этот запах в ее одежду, что даже надетая поверх мужская рубашка не смогла заглушить эту приторность.

- Саша, стой! – выкрикнул парень на весь салон. Но девушка, заметила его первой и, тут же, выбежала на улицу. Она также успела сбросить с ног туфли прямо у выхода, где они и остались, поспособствовав тому, что Макс растянулся во весь рост перед владельцем заведения. Тот оказался у входа, как раз, кстати, и поспешил помочь молодому человеку подняться.

- Все в порядке?

Не было времени сказать что-то. Человек в белом халате с фирменным логотипом Вашсалона остался уже далеко позади.

Девушка была в пределах его видимости, но она быстро удалялась.

Как только Саша пересекла две немноголюдные улицы, то слилась с толпой на перекрестке несущем несколько названий. Преследующий ее попятам все равно заметил, куда она успела скрыться – в первый подъезд жилой высотки напротив торговой Галереи.

Пока она ехала вверх на лифте, он был вынужден подниматься по лестнице.

Доступа на крышу никто не закрывал. Берлин – самый открытый город из всех, что он успел узнать.

- Ты так и не ответил на вопрос... – сказала Саша, достав из-за спины старый Вальтер. Странно, что он не выпал из-под ремня на ее юбки, когда та так быстро удирала от законного владельца оружия, взятого без разрешения.

- На какой из них? Я отвечу на все, что захочешь, только давай уйдем отсюда!

- Давай! – громко и радостно выпалила Саша, а по щекам ее стремительно лились потоки нахлынувших слез истерики загнанного «в угол» подростка: - Так он действительно выстрелит? – пистолет был приставлен дулом к виску. И плача и смеясь, девушка пятилась от того, кто пытался подойти к ней ближе. – Ты не хочешь врать, Макс! Поэтому не отвечаешь на вопросы.

Так и не нажав на курок в мечте испытать собственное любопытство, она выбросила оружие к ногам мужской фигуры, застывшей перед ней в выражении нестерпимой тревоги. Саша стояла спиной к улице и, ей оставалось только наклониться назад, чтобы больше не ждать от него никаких ответов.

Парень так и не успел позавтракать. Не успел сделать и глотка своего кофе в Вашсалоне. Он и не заплатил за не выпитое. Голова раскалывалась как после большой пьянки, а слишком сладкие малиновые духи туманили зрение. Высокое давление. Слишком плохо, чтобы не броситься к ней с очередной бесполезной попыткой спасения, стремительно превращенной всё в то же - вдавливание её спиной в холодную бетонную плиту своим погибшим телом.

(9-11.8.2021)