Интересная встреча

День стоял жаркий и совершенно не помогали ни распахнутые настежь окна, ни холодное пиво, которым мы запивали водку. Водка нагрелась и проваливалась в нутро нестерпимо тяжко. Застревая в горле, она непременно просилась обратно. В какой-то момент появился Кульков, а вместе с ним притащился неизвестный мне старикан.

Старик этот, выпив тёплой водки, начал травить разные байки. Часть воспроизводимых им слов терялась в шамкающем беззубом рте. Однако водку он пил достаточно резво и его явно не тяготила раскалившая весенний город жара.

- В пятьдесят восьмом году сидел, я, в Пресненской пересыльной тюрьме, - начал старик очередную свою историю. – Хрущёв Никитка, тогда страной верховодил, король кукурузных плантаций, мать его! А было мне тогда восемнадцать годков от роду. Не смотря на юный возраст, кое-какой успех в воровской профессии я имел.

Вора губят две вещи - либо любовь, либо жадность. Так вот, в тот раз погубила меня любовь. “Спалился” по дурости, у одной девахи, в которой души не чаял. В тюрьме народу - тьма, полна коробочка, до потолка люди штабелями лежат, а духота страшная – почище, чем сегодня. А молодой, я, борзый был, здоровьем не обиженный, не то что сейчас. Со мной на кулаках мало кто мог устоять - удар у меня был страшнейший.

Решил я по глупости своей поставить себя перед авторитетами, которые собрались кучкой и играли в карты. Ну и начал я выглядывать себе жертву, чтобы “опустить”. Высматриваю я человечка, чтобы не совсем слащавенький был, чтобы мышцами можно было поиграть. Выхватил я из тесно сидящих парней на полу одного, примерно моего возраста и комплекции. А паренёк по виду стиляга-стилягой: причёска, пиджачок модненький, да и сам он, в общем и целом франтоват. Взял я его за грудки и тряхнул хорошенечко, а сам краем глаза кошусь на авторитетных заключённых, перед которыми собственно весь этот спектакль и устроен.

Смотрю, они карты отложили и наблюдают за представлением. Ну, я, на радостях дальше погнал “постанову” устраивать. К стене того паренька поприжал, что-то блатное и несуразное задвигаю, что от старших своих товарищей набрался. Только паренёк-то оказался не промах - пока я жалом по сторонам водил, он провёл мне мощнейший удар в печень. На секунду сознание погасло, и я согнулся пополам. А паренёк разбежался, сколько позволяло пространство, и как треснет мне по ноге чуть ниже колена. Я как подкошенный рухнул на пыльный пол. Парень тот ухмыльнулся ослепительно белозубой улыбкой, какая бывает только у киноактёров и уселся обратно в угол.

Понимая, что история разворачивается не в мою сторону, я решил идти ва-банк. Собрав оставшиеся силы и превозмогая боль, я поднялся и достал припрятанную на такой случай заточку из напильника. На плечо мне легла широченная ладонь. Я осторожно повернулся, а за мной стояла двухметровая детина, с косым красным шрамом через всё лицо. Он забрал из моей обмякшей руки заточку и больно сдавив плечо усадил на пол.

- Дурак, ты, босота! - пробасил он. – Это же Эдик, на него вся Москва ходит смотреть, а ты на него с заточкой – не хорошо…

- Что за Эдик-то? – спросил я, старика.

- Футболист такой был известный, Стрельцов, за московское Торпедо выступал. Слыхали про такого?

- Ну, слышал.

- Ну, слышал, - скрипуче передразнил меня старик. – Он в то время действительно звездой был. Ещё бы, вся Москва кипела. На следующий день меня отконвоировали по этапу валить тайгу и пошла моя кривая судьбинушка петлять, почище ленинской прямой.

А Эдика я потом видел ещё один раз, в шестьдесят седьмом. Я тогда уже окреп и заматерел - ума воровского набрался и дела мои шли в то время, как никогда лучше. Всё при мне было: и бабы, и деньги и водка рекой и жратва на любой вкус. Сижу я значит на трибунах стадиона имени Ленина с двумя кралями в обнимку. А стадион битком, тогда модно было на футбол ходить. Играло столичное Торпедо с киевскими Динамовцами. Смотрю на поле Стрельцов выходит и весь стадион зажужжал, как пчелиный улей. Конечно он после тюрьмы мало походил на того франтоватого паренька, который меня тогда отоварил. Проплешины вместо задорного русого чуба, обрюзгший и потяжелевший, но это был тот самый Стрельцов.

Футбол был не особо яркий - Эдик мало бегал, в основном без мяча, а иногда и вовсе останавливался. Мужики, сидевшие на ряд выше, недовольно рычали: опять, мол, Эдик с похмелья играть вышел!

Через мгновение мяч оказался у Стрельцова, и он, проделав пару обманных движений, оставил не удел двух игроков киевлян, сделал невероятный рывок и оказался в штрафной площади - один на один с голкипером. Стадион до этого нервно шумевший, затих. Стрельцов выждал паузу, качнул вратаря в сторону и легко отправил мяч в угол ворот.

Затихший стадион моментально взорвался овациями. Потом киевляне отыгрались и матч закончился в ничью, но меня, да и думаю, многих тех людей, что присутствовали в тот день на стадионе - не покидало чувство увиденного чуда - футбольного волшебства, сотворённого на наших глазах Стрельцовым.

Через два дня после матча я “сгорел” с потрохами. Меня приняли прямо на улице - около ресторана “Прага”. “Следак” попался упёртый и раскрутил моё дело по максимуму. И уехал я из Москвы надолго - отбывать честно мной заработанный “пятнарик”.

- Брешишь, старик! – выкрикнул кто-то из угла комнаты, раскалённой до невозможности весенним солнцем. – Не видел ты никакого Стрельцова, сидишь тут нам байки травишь!

- А может и травлю, - не обиделся старик. – С меня спрос маленький, я человек старый - память слабая стала, может чего и путаю, а может и нет. Кто его знает?

Тягучая и тёплая водка закончилась - день почернел и остыл. Я шёл, пошатываясь домой - по весенним проспектам, наполненными запахами зацветающих деревьев, и не выходил у меня из головы тот самый Эдик - на которого, вся Москва ходила смотреть! Я видел притихший стадион, в ожидании чуда, который через мгновение взорвётся овациями. И Стрельцова, который после забитого гола улыбаясь, бежал к центру поля и думал, что интересная всё-таки у него судьба. Сначала слава, потом лагеря, потом опять слава, а затем вечность… И талантливый футболист Стрельцов, превратился в персонажа уличных баек – кто-то с ним выпивал вместе, кто-то сидел в тюрьме и за этой мифической составляющей, настоящего человека уже и не было видно – осталась только легенда.