02. Предатель

Стены избы лизали яркие языки пламени, становившиеся всё больше и больше. А Пашка так и сидел на земле безучастно. Пока эти люди, убившие отца, поджигали их избу. И потом, когда они ушли с их двора, а мать, всхлипывая принялась судорожно развязывать Пашкины руки, он всё так и сидел в каком-то странном оцепенении. Мать вся тряслась, и ей никак не удавалось развязать крепкий узел. Но, наконец, получилось, и Пашка бросился к избе, в которой оставалась сестра.

Мать побежала за ним.

В сенях было уже полно дыма. Начинал гореть потолок.

Пашка вбежал в комнату и, нагнувшись над крышкой погреба, приоткрыл её.

- Танюха! - крикнул он вниз.

В ответ он услышал тонкий приглушенный вскрик, и его обхватили ручонки сестры. Подхватив её на руки, Пашка побежал к выходу. Сестра прижалась к нему, крепко обхватив за шею.

Мать стояла у входа в дом и плакала. Пашка поставил сестренку на землю и прижал её голову к себе, чтобы она не увидела. Но она, словно почувствовав что-то, обернулась и увидела лежавшего у сарайчика убитого отца.

И заплакала вместе с матерью, горько, навзрыд.

А изба продолжала гореть, но они так и не тушили её.

Сил не было уже ни на что.

***

Позже они узнали, что в их селе действительно убили всех коммунистов, а их избы сожгли.

Больше недели Пашка с матерью и сестрой ночевали в уцелевшем сарайчике, а потом, собрав то немногое, что удалось спасти из сожжённого дома, решили уезжать.

Подсобил сосед Прохор со своей телегой и лошадью. Поехали в соседнее село, где жила тётка Ксана, сестра Пашкиной матери. Больше деваться было некуда.

Тетка Ксана жила вдвоём с мужем. Детей у них не было.

Поначалу она была очень напугана, даже не хотела их принимать, боясь, что и на неё с мужем навлекут они беду.

Пашка видел, как Ксана, недовольно морщась что-то боязливо говорила матери. А та с совершенно безучастным видом сидела на краю телеги, прижимая к себе Танюху.

Белые были и в их селе, ушли пару дней назад.

Но тетка Ксана всё равно боялась.

- Вдруг вернутся, - говорила она.

- Мне уже всё равно, - тихо ответила ей мать, - Прогонишь - так прогонишь.

- Ладно, - после некоторого раздумья согласилась Ксана, - оставайтесь.

И они остались жить у неё.

Закончился май, началось лето. Жить у тётки Ксаны Пашке не нравилось. Она хоть и терпела их, но никогда не упускала случая упрекнуть родную сестру за дармоедство.

Мать слушала молча, терпела. Но Пашка видел, как ей трудно. И это, как тяжкий камень, висевший на сердце, не давало ему покоя. Это... и смерть отца, которая до сих пор стояла перед глазами.

И в один из дней Пашка решился. Узелок получился небольшой, брать с собой особо было и нечего. Мать долго не хотела его отпускать. Весь вечер накануне она плакала и говорила, что если и Пашку убьют, она этого не переживёт. А Танюха сидела, забившись в угол и только тихонько всхлипывала.

- Ничего... ничего, - Пашка обнял мать, успокаивая. - В городе я быстро работу найду. И вас здесь с теткой стеснять не буду.

- Да спокойно ли там, сынок? - мать с тревогой подняла на него глаза. По щекам катились слёзы.

- Да там-то спокойно, - ответил Пашка, - там уж давно красные.

- Ох, Пашенька, - прошептала мать, - не хочу я тебя отпускать. Не хочу... чувствую, беда там с тобой будет.

- Не будет, - твердо проговорил Пашка, - а я на работу устроюсь, деньги тебе и Танюхе присылать стану.

Ты сама только береги себя.

И обнял мать на прощание ещё раз. А потом подхватил на руки и поцеловал подбежавшую к нему Танюху.

***

До города Пашка добрался за несколько дней на перекладных. Был уже вечер, стемнело, и Пашка задумался, где бы переночевать. Чувствовал он себя очень одиноко и неприкаянно. Он не стал говорить матери, что давно уже принял решение пойти добровольцем в Красную армию. Это решение и раньше появлялось у него, когда отец был ещё жив, но после его смерти оно созрело в Пашкином сердце окончательно. Теперь дело было за малым - найти мобилизационный пункт. Но всё это утром, а сейчас, уставший после утомительной и тряской дороги, Пашка очень хотел есть и спать. Он достал из сумки чёрствую горбушку чёрного хлеба, разломил её пополам. Одну половину оставил на утро, а другую съел. Чувство голода удалось немного притупить.

Надо было найти и место для ночёвки. Пашка, недолго думая, вошёл в здание вокзала. Внутри было полутемно и грязно. На скамейках и сидениях, которые почти все были заняты, сидели и лежали люди. Пашка с трудом отыскал свободное место и уселся. Надо было ждать до утра и хорошо было бы вздремнуть. К его радости старик, сидевший почти вплотную с ним, через некоторое время ушёл, и вся скамейка целиком освободилась.

Пашка положил под голову тряпичную сумку и лёг на скамью. Он очень устал и почти сразу начал дремать.

Сколько времени прошло? Может быть десять минут, а может час. Пашке уже что-то снилось, когда его неожиданно разбудила чья-то тяжёлая рука, опустившаяся на плечо. Его грубовато, с силой тряхнули несколько раз.

- Эй, парень! Просыпайся!

Пашка пробормотал что-то и открыл глаза. Несколько мгновений он ничего не понимал. Потом рука судорожно скользнула по жёсткой скамье. Сумка была на месте.

Он прижал её к себе и посмотрел на разбудившего его человека. На вид ему было лет сорок пять. Светлые глаза... взгляд, как-будто пронизывал его насквозь.

Резкие черты лица, но довольно правильные, подбородок пересекал длинный шрам.

Куртка из чёрной кожи.

- Чекист, - подумал Пашка и тут же услышал, как в подтверждение его догадки, разбудивший его человек потребовал предъявить документы.

Пашка достал из кармана и развернул сложенную вчетверо бумажку. Чекист взял её в руки, быстро пробежал глазами.

- Так, не местный значит, - проговорил он.

- Да, - кивнул головой Пашка.

- А приехал зачем?

Пашка вздохнул. Перед глазами вдруг почему-то необыкновенно отчётливо всплыла картина смерти отца.

- В Красную армию хочу пойти, товарищ - ответил он, - добровольцем.

- В Красную армию, говоришь, - человек присел рядом с ним на скамейку, слегка улыбнулся, одними уголками губ. Посмотрел Пашке в глаза.

- Дело хорошее, - он опять улыбнулся и протянул Пашке его документ. И от его улыбки Пашка почувствовал вдруг внутри какой-то холодок.

Чекист так и продолжал сидеть рядом с ним, разглядывая его лицо.

- И давно надумал? - продолжал спрашивать он.

- Да уж давно, - ответил Пашка, раздумывая, почему его собеседник всё не уходит.

- А родители что? - вдруг спросил чекист.

- Мамка в деревне осталась. А отец...

Пашка на мгновение замолчал.

- Убили его.

Грановский положил руку ему на плечо.

И Пашка, вдруг сам себе удивляясь, как-то быстро и сбивчиво начал рассказывать ему всё. И про тот страшный день. И про убийство отца.

Боль, накопившаяся внутри, искала выхода...

Грановский слушал молча. Потом достал сигарету, протянул Пашке.

- Хочешь?

Пашка сглотнул слюну и кивнул. Грановский дал ему прикурить. В свою очередь тоже достал из портсигара сигарету, закурил, слегка сощурив глаза и пристально разглядывая Пашкино лицо. Сигарета была хорошая, дорогая. Такую Пашка курил первый раз в своей жизни.

Грановский всё ещё молчал. Потом захлопнул всё ещё открытый портсигар, и от резкого звука Пашка слегка вздрогнул. Грановский улыбнулся, и его жесткие глаза подобрели.

- А знаешь что, парень, - проговорил он, - А если я тебе предложу одну вещь?

- Какую? - спросил Пашка. Он почему-то испугался, хотя вопрос был задан доброжелательным тоном.

- А вот такую. Не хочешь ты пойти к нам работать?

- К... вам? - пробормотал Пашка, - это, значит, в Чрезвычайную комиссию?

- Ну да, - ответил ему Грановский. - Нам такие парни, как ты, очень нужны.

Пашка молчал, нахмурив брови и думая над его предложением.

- Да ты не боись, - продолжал чекист, увидев его замешательство. - Работа у нас не легче, чем на фронте. А может, и тяжелее. Тоже врагов бьём.

- Да... я знаю, - кивнул Пашка.

- А раз знаешь, так и подумай, - проговорил Грановский, - зарплату будешь получать и продовольственный паёк. Всё, как положено.

И обучим тебя всему.

Он говорил, и Пашке всё больше и больше начинало нравится предложение чекиста.

Он сглотнул и посмотрел в глаза Грановскому.

- Да, заманчиво, - робко ответил Пашка, - жить мне вот только совсем негде в городе.

- И с этим не боись, - добродушно ответил Грановский, - у нас и служебное жильё есть. Пристроим тебя куда-нибудь. А ты парень, я смотрю, бойкий и не дурак. Быстро всему научишься.

Грановский замолчал, а Пашка задумался, опустив голову и глядя на сцепленные в замок руки.

Тишину прервал громкий протяжный гудок подходившего к станции ночного поезда.

Люди на вокзале зашевелились.

- Ну? - немного нетерпеливо спросил его Грановский, - надумал что? Я два раза предлагать не буду.

- Хорошо, товарищ, - Пашка поднял голову и посмотрел ему в глаза, - Я согласен.

- Ну вот и славно, - Грановский улыбнулся и пожал ему руку.