Шутка юмора 03

1986 год. 1 апреля.

Телефон верещал долго и требовательно. Студент МИСиС Григорий Санитаров с трудом разлепил глаза, но долго не мог сообразить, где он находится. Наконец, стены и мебель прекратили вращение, в поле зрения попал какой-то ящик, стоявший на столе. Сфокусировавшись, Гриша понял, что это его цветной телевизор «Горизонт». Следовательно, он находится дома в своей кооперативной «однушке», совсем недавно купленной родителями. Но голова была чугунной, похмелье жутким. Крепко же они вчера погуляли. Стоп. А где Ритка? Пошарив вокруг себя и никого не обнаружив, Санитаров зажал уши ладонями, пытаясь спрятаться от противного, разрывающего мозг звонка телефона.

Голос в трубке звучал бархатисто, с волнующе низковатой тональностью:

- Алё-о, Григорий Никитич?

- Да…,- сказал Санитаров, не узнавая собственный хриплый бас.

- Меня зовут Светлана. Я секретарь начальника отдела кадров ликёроводочного завода «Кристалл». С вами хочет поговорить сам Сурен Рубенович. Передаю ему трубку.

- Грышя! Ара! Здрррастуй, дарррагой! Очэн рад тыбэ слышат, да, - загудел в телефоне голос с сильным кавказским акцентом, - Я твой должник. Ты же спас мой дэвачка от хулиган. Я его атэц. Мы званыли в ваш комсомол, да. Там дали эта номэр.

Голос Сурена Рубеновича долбил по голове Санитарова, будто кувалдой. Он перестал вникать в ломаную речь начальника отдела кадров, силясь вспомнить о какой «дэвачка» идёт речь. На прошлой неделе во время дежурства в ДНД они, действительно, отбили какую-то девчонку у приблатнённых подростков. Где же это было? Вроде бы, в Нескучном саду. Да, точно. Что там и как было дальше, Гриша так и не вспомнил, мешал Сурен Рубенович, вопивший в трубку:

- Ара, я для тыбья, дарагой, что хочиш, сдэлаю. Мамой клянус. Хочиш, коняк тыбе подарю? У нас есть очин хароший марочный коняк, да.

Слово «коняк» впечаталось в мозг, там что-то щёлкнуло, и Санитаров самопроизвольно сказал:

- Хочу.

- Вай, маладэц! Слышиш, Свэта, он хочит! – возликовал Сурен Рубенович, обращаясь, по-видимому, к секретарше, - Сычас, дарагой, сычас. Я пашлю сваэго чэлавэка, он падвэзёт. Очин хароший коняк! Жды, дарагой, он скоро будит.

В стране, закусив удила, производили перестройку, генерировали гласность, наращивали борьбу за трезвый образ жизни. Поэтому общее её состояние в данный момент мало чем отличалось от состояния отдельно взятого Санитарова. Во всяком случае, достать спиртное, как, впрочем, и другие продукты для поддержания жизнедеятельности человека становилось всё труднее. Звонок начальника отдела кадров завода «Кристалл» разрешал самую насущную проблему: быстрое избавление, причём задарма, от похмелья. Санитаров лёг на тахту, приложил к голове вместо льда вынутую из морозилки длинноногую курицу и стал ждать, временами проваливаясь в сон.

Разбудил его звонок в дверь. Гриша взял упавшую с головы тушку и, держа её за ноги, пошёл открывать. Курица уже начала оттаивать, и пока он шёл, вода с её синей головы капала на пол. Санитаров открыл дверь и обнаружил на лестничной площадке школьного приятеля Налимкина с целлофановым пакетом в руке. Увидев Гришку, Петро часто заморгал, а его челюсть стала медленно отвисать. Далее последовал диалог, который непосвящённых мог бы сильно озадачить, а кое-кого из бдительных даже насторожить:

- Налим… Это ты?

- Я. А ты что здесь делаешь, Санитар?

- Что за дурацкий вопрос? Ты от Сурена Рубеновича?

- Нет. Я от Светланы.

- Секретарши?

- Инструктора из орготдела.

- Принёс?

- Принёс.

- Давай.

Налимкин передал пакет. Санитаров заглянул в него и увидел на дне две импортные пластиковые бутылки, наполненные не понятно чем.

- Что это?

- Это нужно передать для лабораторных исследований, - уклончиво ответил Налимкин.

- Для каких, на хрен, исследований, дебил? Где коньяк?

- О коньяке речи не было. Света дала мне твой адрес. Она сказала, что ты работаешь медбратом в «Кремлёвке» и можешь передать это куда нужно. У меня туда пока нет пропуска. Я еду заграницу, в Италию, мне надо срочно пройти медкомис…, - внезапно в голову Налимкина стало закрадываться смутное подозрение, готовое уже сформировать некую мыслеформу.

Но окончательно она так и не сформировалась, потому что Гриша Санитаров, вполне адекватный ещё минуту назад, вдруг с силой толкнул члена комсомольского бюро Налимкина в сторону лестницы. Очевидно, аналогичная мысль просочилась в больную с похмелья голову Гриши чуть раньше. Затем он врезал ему под зад пендаля и, размахнувшись, шлёпнул по затылку крепко зажатой в руке курицей. Петро ломанулся по лестнице вниз, перепрыгивая через несколько ступенек. Григорий, обуреваемый противоречивыми чувствами и ощущениями, подстёгиваемый осознанием, что его, такого крутого пацана, развели, как последнего лоха, рванул за ним.

Во дворе кооперативного дома, в который совсем недавно заселился Санитаров, стояла одинокая бежевая «шестёрка». За рулём сидел студент «мехмата» МГУ Всеволод Крючков, а рядом - его подружка Тоня Дробышева, красивая брюнетка в дымчатых очках и с кинокамерой на коленях. Точнее, «дружбан» по кличке «Антон». Тоня училась на отделении "кино-фото" института культуры. Она предпочитала мужские компании и легко «вписывалась» в любые авантюры, а нередко сама их и организовывала. При этом старалась запечатлеть происходящее на кинокамеру. Удачно снятый ролик для Дробышевой был сродни большому призу и доводил до экстаза. Крючков посмотрел на часы:

- Ну что, Антон, сидим ещё пару минут и идём проверять, жив ли там наш комсомольский фюрер, или как.

В этот момент дверь подъезда распахнулась, из неё пушечным ядром вылетел Налимкин при галстуке и в плаще, а следом за ним – Санитаров в трусах, с пакетом в одной руке и волосатой курицей в другой. Тоня схватилась за камеру. Гришка норовил огреть Налимкина курячьей тушкой. Затем он швырнул в спину Петра пакет. Из него выпали и покатились по тротуару две пластиковые бутылки, наполненные до верха непонятно чем. Крючков вышел из машины и, протягивая руки к бегущим прямо на него приятелям, загундосил:

- Э-э-э, Ара, щто ты его лупиш, щто он тибе сделал, а? Щто ты голий бэгаеш, а? Видиш, тут дэвушка сыдит!

Санитаров остановился. До него, наконец, дошло, кто их с Налимкиным так нагло, но виртуозно «развёл».

- Крючок! Ну, ты - придурок!

- Шутка юмора, «медбрат». Первое апреля – никому не верю!

Но, «коняк» имеется на самом деле, - Крючков достал из машины пакет с бутылками и показал его содержимое Гришке. Тот, судорожно сглотнув, спросил:

- Где достал?

- Места надо знать, - многозначительно ухмыльнулся Крючков.

Спустя некоторое время приятели и вернувшаяся подруга Санитарова Ритка сидели в его комнате, пили пятизвёздочный «коняк» «Арарат» и, надрывая животы, ржали. Тоня, не расставаясь с кинокамерой, потягивала «Кока-колу»: надо же было кому-то потом развозить по домам пьяных собутыльников.

По телевизору показывали Генсека Горбачёва, окруженного разношерстной, но очень воодушевлённой толпой. Он призывал к ускорению и новому мЫшлению, доказывал, что главное – нАчать, а затем углУбить. Перед телевизором за столом весёлые студенты поднимали гранёные стаканы с дефицитным коньяком, пили за то, чтобы нАчать и углУбить, закусывая килькой в томате. "Кинооператор" Антоша запечатлевала неповторимые мгновения: на переднем плане - стол, заставленный бутылками, и развесёлая компания, на заднем - генсек Горбачёв в серой шляпе. За стенами квартиры Санитарова бурлила жизнь: в общественных недрах зарождалось и ширилось демократическое движение масс. Эти массы громко орали на митингах, маршировали с плакатами и транспарантами по улицам под руководством различных народных фронтов. И, похоже, это бурление не сулило ничего хорошего. А за окном ярко голубело небо, сияло ласковое весеннее солнце. В недрах природы тоже назревали метаморфозы, но привычные и ожидаемые. У каждого из сидевших за столом были свои ожидания и мечты, однако все они страстно желали одного: счастья. Им казалось, что оно – почти рядом, за ближайшим углом. И что впереди всех непременно ожидает светлое будущее. Ну, разве может быть плохое будущее у страны, в которой её граждане умеют так шутить, смеяться, вкусно жить и, несмотря ни на что, наслаждаться этой жизнью?