Колбаса

Я проснулась с необыкновенным предчувствием счастья.

– Мамочка! Доброе утро! – сказала я, ещё лежа в постели.

– Доброе, доченька! – прозвучал мягкий мамин голос из кухни.

– Скажи, а сколько сейчас времени?

– Семи ещё нет. А что это ты так рано вскочила? По воскресениям вас с Иринкой обычно не добудиться.

– У нас с девочками испытание. Мы должны встретиться в семь. – Надевая на себя платье и колготки, ответила я.

– Давай толком, что это вы там придумали?

– Толком не могу, секрет…Мы друг другу клятву дали. Ты не волнуйся, мы тут во дворе всё устроим.

– Тогда времени почти нет. Беги умываться и завтракать! – улыбнулась мама.

– А можно завтрак с собой завернуть?

– Как так? Манную кашу?

– А что? В баночку из под майонеза.

– Странная ты какая-то, Даша, – недоверчиво посмотрев, мне в глаза сказала мама. - Ладно, будь по-твоему. Вот тебе баночка с теплой кашей, сейчас и бутерброды сделаю, погоди.

Через пять минут я топталась на пороге и уже была готова бежать.

– На, свой походный завтрак! Надень-ка свою новую курточку, уже не лето. Играть только во дворе! И к обеду назад, ладно?

– Да, да, да! Пока, мамулечка! – чмокнув маму в щёчку, сказала я и стрелой выскочила на улицу.

Однако далеко я не ушла. Под лестницей второго подъезда меня ждала Кроха. Это была дворовая собака, то ли болонка, то ли ещё кто-то. Шерсть грязно-белая с большими рыжими пятнами. Внешний вид собаки был неказист, но мордочка, носик и глазки нашей любимицы - прелестны. Несмотря на то, что она жила во дворе Кроха всегда была довольно упитанной. Это ей удавалось благодаря одному удивительному свойству. Она умела, как никто, строить глазки. Сядет рядом с жующим на скамейке прохожим наклонит головку набок и смотрит, смотрит, смотрит. Ну, кто тут выдержит! Кормили все. А тут другое дело, всё изменилось. Вот уже три месяца она ждёт щенков, и вчера ей было совсем худо. Она жалобно смотрела на нас, мостилась, мостилась, и наконец, нашла себе место под крылечком второго подъезда, под лестницей. Мы с Танюшей и Лианкой притащили ей старых вещей и тряпок. Ждали и ждали, что она родит, но вечерело, и нас позвали по домам.

Подойдя к крыльцу второе подъезда, я прислушалась. У меня чаще забилось сердце, когда из-под бетонной плиты раздалось тихое пищание. «Родила!» – обрадовалась я. С трудом протиснувшись в собачье логово я увидела счастливую и гордую Кроху. Уткнувшись в теплый мамин живот, копошились четыре пушистеньких комочка. Два белых и два рыжих. Странно, что разноцветного окраса как у Крохи не было ни у кого. Какие они были миленькие! Ещё совсем слепые.

Я взяла одного беленького на руки. Кроха рыкнула. Ей не очень понравилось, что я без разрешения трогаю её малыша.

– Ладно, Крошечка, не волнуйся. Я только погляжу, кого ты родила. О! Мальчик! Пусть будет Шум. А этот? – я тихонечко вернула первого маме и взяла другой белоснежный комочек. – Тоже мальчик! Вот как замечательно! Тогда ты будешь Гам. Очень вы, мальчишки звонкие и драчливые!

Тут собака выразительно посмотрела на меня, будто хотела сказать: «Даша, а ты мне что-нибудь поесть принесла? Очень-очень кушать хочется…»

– Конечно, принесла! – Я открыла коробочку с манной кашей. Кроха тихонько встала, малыши отцепились и стали беспомощно ползать, сталкиваясь друг с другом в поисках тёплой мамы. Кроха с аппетитом съела кашу и четыре бутерброда с сыром. Потом снова посмотрела на меня своими выразительными глазами.

– Ну, знаешь, у меня всё! Остальное будешь просить у девочек. – Я потрепала её за ушком. – Ты молодец! Хорошая, Кроха, хорошая! Четырёх щенят за один раз родила! Трудно, наверное, было, да? Люди так не могут….

Услыхав похвалу, Кроха завиляла хвостом и улыбнулась, как умеют улыбаться только собаки. Потом она снова прилегла, и малыши, почувствовав маму, поползли на пушистую гору искать еду.

– Так, я ещё не познакомилась с двумя рыжими тихонями.

Оба щенка вели себя примерно, не спешили, не кричали, просто мирно причмокивая, пили мамино молоко. Я подняла их пушистыми животиками вверх и внимательно рассмотрела.

– Девочки, обе девочки! Вот какая ты молодец, Кроха! Пусть имена им предложат мои подружки, а то обидятся. Пойду-ка я их позову, пока! Не скучайте! Чужих не пускайте!

Через пять минут я уже была в первом подъезде на пороге Таниной квартиры. Жестами и шепотом я ей выдала всю свежую информацию.

– Куда это вы с утра пораньше? – спросила бабушка Анфиса. Куда так спешите? А завтрак? Я кому котлеты жарила?

– Мы побежим бабулечка, я не хочу завтракать, – умоляюще сказала Танька, которой страсть как хотелось поскорее посмотреть на щенят.

– Баба Анфиса, мне, мне можно ваших котлет? – подмигнув Татьяне, сказала я. – Только мы очень спешим. Можете нам их с собой завернуть?

– С собой! Ладно, ладно, ты не свежем воздухе и мою Татьянку накорми. У неё, гляди - одни кожа да кости. Брала бы она пример с тебя, вон какая девочка крепкая, упитанная, не то, что моя внучка. Да, Татьяна?

Мы взяли свёрток с котлетами и побежали по лестнице. Он так ароматно пах, что я не выдержала:

– Танюш, а давай по котлетке съедим, а то я Кроху то уже накормила, а сама не позавтракала.

– Ладно, только не в подъезде, а на скамеечке, как приличные люди.

Мы вышли во двор и уселись на скамейку под оранжевым клёном. Погода была прохладная, но солнце светило ярко. Котлеты получились у бабушки Анфисы просто замечательные! Большую часть мы с Танюшкой слопали.

– Ну, хватит! Пошли уже к Крохе, – с нетерпением проговорила Таня.

– Ага!

Мы добежали до второго подъезда и стали смотреть по сторонам. Дело в том, что нам родители бы не разрешили заползать на животе по асфальту в грязную собачью нору, поэтому всё нужно было делать тайком. Особенно мы старались не попадаться на глаза знакомым соседям.

– Всё! Ползи первая! – скомандовала я.

Танька легла на живот, и словно убегающая от воробья гусеница, извиваясь то вверх, то вниз вползла под крылечко. второго подъезда нашей девятиэтажки. Это было так смешно, что захохотала.

– Ты чего, там? – спросил голос из-под земли.

– Все нормально. Ты больно смешно залезала.

– А! Ну, я сейчас тоже похихикаю, когда ты в новой курточке заползать будешь.

Через минуту кряхтя я тоже вползла в Крохин домик.

Нам тут было очень неудобно и тесно. Мы с Танькой сидели на корточках, низко наклонив головы и смотрели, как Кроха уплетает вкуснейшие на свете котлеты, а малыши ползают, стукаясь мордашками друг об друга.

– Какие они миленькие, особенно эти рыженькие! Козякочки-малявочки! – умильным тоном проговорила Танька.

– Это две девочки, а те вон, драчуны – мальчишки. Шум и Гам. А этих ты называй, Лианка сегодня на море уехала, ей уж всё равно.

– Да? Сейчас….Рассмотрю их хорошенько. Назову-ка их Зорька и Норька.

– Какая ещё Норька? Дурацкое имя! А Зорька – это корова что ли?

– Слушай, я к твоим именам не придиралась! Назвала и всё. Будут Зорька и Норька. Решено!

– Ни за что!

– Ах, так! Ну и сиди тут одна! Буду кормить Кроху, когда тебя мама домой позовёт, и называть щенков буду, так как захочу, поняла! – Танька стала выползать из-под крылечка ногами вперёд.

– Это ещё что за срам? – послышался противный визжащий голос старшей по дому, полной, грозной Людмилы Ивановны. – Девочка по асфальту под крыльцо ползает? Ты кто? Татьяна? Анфисина что ли? Вот я тебя сейчас бабушке отведу и расскажу, чем ты тут занимаешься!

– Тётя Люда, не надо. Я так играла, мне было интересно влезу я или нет. Домик там хотела устроить…Играла.

– Играла она? Может, кто там ещё есть?

– Нет-нет, тетенька, только я, – отряхивая курточку, сказала Танюшка. Ну, я побежала к бабушке, обедать пора.

– Ладно, беги. Смотри у меня! Больше туда не лазь! – Людмила Ивановна помахала увесистым кулаком. Она не очень поверила Татьяне и решила заглянуть под крылечко, но большой живот не давал ей как следует согнуться. Вставать на колени в капроновых колготках ей тоже не хотелось. Поэтому потоптавшись, некоторое время около входа в Крохин домик, тетушка ушла.

Я сидела, ни жива, ни мертва. Мне было очень страшно, что мама узнает где я сижу, и устроит мне большую взбучку. А Танькин поступок меня очень обрадовал: «Молодец! Она как настоящий партизан, молчала и подругу не выдала».

Когда шаги главной по дому стихли, я решила вылезти и пойти поискать ещё еды для Крохи, так как двух Танькиных котлет ей было точно мало.

Тут я вспомнила, что как раз во втором подъезде живёт ещё одна моя подруга Инга. Она была домоседкой, но иногда играла с нами в спокойные игры. Родители у Инги были богатые. Ели они сытно и на стенах во всех комнатах висели ковры.

– Привет, Инга. Это Даша, открой, – сказала я, позвонив в красивую красного дерева дверь.

Инга открыла. К моему счастью родителей дома не было.

– Привет, Даш! На улицу мне неохота, фильм классный по телеку показывают, - позёвывая, сказала Инга.

– А, понятно. Жаль. Но у меня для тебя есть одна потрясающая новость!

– Какая?

– У вас под крыльцом Кроха родила четырёх щенков, представляешь?

– Ну и что?

– Как это «ну и что»? Здорово ведь?

– Ну, родила и хорошо. Дальше что?

– А дальше они есть хотят. Кормить их надо.

Глупая ты, Даша. Вроде в школу пошла, а ум как у пятилетки. Новорождённых щенков кормит собака своим молоком. Еду категорически нельзя им в рот пихать, понимаешь?

– Да всё я понимаю, а Кроху-то кто накормит? Она всё время с ними, не выбегает, боится малышей оставить…

– Ой, ну это не твоя забота. Наша дворовая псина знает, как кусок хлеба себе раздобыть.

Тут я решила сменить тактику, так как ход нашего разговора мне совсем не нравился.

– Инга, милая моя подруженька, помоги, дай для Крохи немного колбаски или сосисочку, или две, или три?

– Да, нет у меня колбасы, – спокойно ответила Инга. – Вчера у папы гости были, весь холодильник вычистили.

– Правда?

– Да, да, я тебе клянусь!

– Ну, может тогда сыра, молока, ну что-нибудь?

– Да, говорю же, Даша, пустой у нас холодильник.

– Вот прямо совсем пустой, да? – шагнув в сторону кухни, сказала я.

– Да! – ответила Инга, преградив мне рукой путь.

Тогда я скинула туфли, и решительно нырнув под руку подруги, подошла к холодильнику. Открыв его, обомлела. Такой картины я ещё не видела. Здесь был представлен весь ассортимент прилавка мясо-молочного магазина: сосиски, колбаса, окорок, три вида сыров и много-много всяких деликатесов.

Я взяла распечатанную палку варёной колбасы и гордо зашагала к выходу.

– Ну, я от тебя такого не ожидала, – с ненавистью во взгляде сказала Инга.

– Я тоже. Эх ты! – ответила я и вышла, хлопнув дверью.

Накормив Кроху, перецеловав Шума, Гама, Норьку и Зорьку я пошла домой обедать.

– Мам, пап, это я!

– Слышим, слышим, немного разочарованно сказал папа. – Иди-ка сюда дочь, мне нужно с тобой поговорить.

Мне стало не по себе. Папа посадил меня на колени и очень серьёзным голосом сказал:

– Помнишь, я тебе рассказывал про то, как раскулачивали крестьян, имевших несколько коров и своё хозяйство? Как отбирали всё до последнего зёрнышка, и дети потом умирали от голода? Среди таких раскулаченных был и твой прадед… Только оправились от нищеты - фашисты пришли, последнее отобрали..

Я не сразу поняла ход его мыслей.

– Пап, а к чему ты мне это всё рассказываешь?

– К тому, не перебивай. Сегодня ты поступила как враг, как захватчик, отобрав у людей их законное имущество…Понимаешь?

Я молчала и долго думала. Про Кроху, про щенков, про колбасу, про Ингин холодильник, про голодных детей войны и заплакала. Мы с папой обнялись и долго молчали вместе.