Кораблик в бутылке

Если бы Вам выпала честь познакомиться со старым Варго Волстедом, Вы бы скоро об этом пожалели. Бывший боцман с «Гермеса», давно списанного парохода, перевозившего всякую всячину в Америку и обратно, наверняка показался бы Вам самым угрюмым и нелюдимым субъектом, какого Вы когда-либо встречали. Жил он затворником в маленькой холостяцкой квартирке, закопчёным окном выходившей на бухту, на скудное довольствие, и единственным его развлечением было выделывание макетов кораблей в бутылках. Нужно сказать, что в этом искусстве он весьма преуспел. Некоторые поделки он продавал, но большинство украшали грубые дощатые полки в его жилище.

А ведь когда-то Волстед был совсем другим человеком. Во всём торговом флоте не нашлось бы второго такого весельчака и балагура, и в каждой гавани, где бросал якорь «Гермес», у него заводилась зазноба. Так случилось и в Пуэрто Эсплендидо, морских воротах острова Сан-Медро, маленькой, но гордой республики потомков рабов, добившейся после долгой войны независимости от Испании. После этой стоянки и произошла с Волстедом первая перемена. Снова уйдя в плавание, он больше не смотрел на портовых соблазнительниц и тратил жалованье не на попойки и азартные игры, а на всякие дорогие подарки. Увлёкся он и изготовлением корабликов в бутылках, которые каждый раз отсылал в Пуэрто Эсплендидо.

Однажды Волстед получил из Сан-Медро письмо, словно громом его поразившее. Вот тогда-то счастливый моряк и превратился в мрачного мизантропа. Он уходил в запои, дубасил матросов, пренебрегал обязанностями по кораблю, и в конце концов у владельцев «Гермеса» лопнуло терпение. Волстеда уволили на берег.

Прошло двадцать лет. Жил в Гамбурге некий Вольфганг Мюллер, промышлявший фальшивой монетой. Когда однажды на него донесли его же сообщники, Мюллер сумел ускользнуть от полиции и бежать за океан. Он поселился в Триании, которую отделяли от Сан-Медро глубокие воды Мексиканского залива. Мюллер сменил имя, став доном Валериано Молинаром, завёл нужные знакомства, приобрёл гациенды и стал сначала уважаемым членом немецкой колонии, потом сенатором и, наконец, президентом Триании. Тем временем на острове Сан-Медро нашли золото.

— Сан-Медро — это груда песка, намытого рекой Рио-Триана, — сказал президент Молинар в сенате. — Рио-Триана — наша река, и песок тоже наш. Всё, что нужно — это хороший корабль, — добавил он под общие рукоплескания.

В Глазго на верфях Ярроу заказали броненосный крейсер. Когда два года спустя он прибыл в Трианию, донья Хедвиг, первая дама, собственноручно разбила бутылку шампанского о его форштевень, окрестив броненосец в честь великого супруга.

...К бедному доходному дому подкатил экипаж, в котором сидела молодая иностранка. Расплатившись с возницей, она поднялась по скрипучим ступеням и постучалась в дверь на третьем этаже, медная табличка на которой потемнела настолько, что надпись нельзя было разобрать.

С недовольным ворчанием отворив дверь, Волстед так и застыл, потом, бледный, как смерть, попятился и свалился в потёртое кресло. Это бескровно-смуглое лицо, обрамлённое прядями иссиня-чёрных курчавых волос! Эти сверкающие глаза! Эти полные, чувственные губы, на которых играла такая знакомая полуулыбка!

— Боже, Боже! — простонал бывший боцман, и крупные слёзы потекли по его заросшим седой щетиной щекам. — Ты вернулась!

— Нет, — ответила девушка. — Я не Тереса — я Шейла, её дочь. Твоя дочь. Тереса умерла при родах.

— При родах! Это от меня скрыли!

— Я знаю, — сказала Шейла, присев. — И мне ничего не говорили о тебе — с детства меня готовили к знаменательной судьбе.

— Как же ты меня разыскала?

— Ты позабыл, кем была Тереса? Мне многое открыто.

Волстед крепко обнял и расцеловал дочь.

— Я пришла за помощью, — произнесла Шейла. — Сделаешь мне кораблик в бутылке?

— Какой кораблик?! — воскликнул Волстед.

— Вот этот, — Шейла вытащила из сумочки газету и протянула её старому моряку. Волстед прочёл надпись под большой, в целый разворот, фотографией броненосца под парами: «Трианский крейсер «Президент Молинар» на ходовых испытаниях».

— Зачем он тебе?

— Злодеи хотят разрушить Пуэрто Эсплендидо, захватить наш остров и снова обратить нас в рабство. Но они не посчитались с Невестой Дамбаллы! Ни о чём больше не спрашивай. Сделай как можно скорее!

Стиснув зубы, Волстед трудился весь остаток дня и всю ночь, и к утру макет — лучшая его работа — был готов. В ту самую минуту, когда, вытерев лоб, старый боцман отложил инструменты, за полмира, на мостике крейсера в Мексиканском заливе, капитан Гомес взломал печати на конверте с приказами...

Волстед с изумлением взирал на дочь, переодевшуюся в ярко-жёлтое шёлковое платье и нацепившую какие-то дикарские украшения. Он вскричал от страха, когда Шейла острой ракушкой из своего ожерелья порезала себе руку, и её кровь закапала в бутылку с корабликом. Отсчитав семь капель, девушка наполнила бутылку водой. Макет внутри закачался и всплыл к горлышку, и порозовевшая вода забурлила, словно закипая, пока Шейла напевала заунывную африканскую песню, кружась на пальцах ног и покачивая полными бёдрами, и браслеты на её запястьях и щиколотках позвякивали в такт плавным телодвижениям.

На следующий день мировую печать обошла новость:

«Флагман трианского флота «Президент Молинар», новейший броненосный крейсер британской постройки, затонул со всем экипажем в Мексиканском заливе в 200 милях к юго-западу от побережья Сан-Медро. По словам вахтенного офицера проходившего неподалёку американского судна «Фридом», под килем корабля внезапно возник огромный водоворот, за несколько секунд поглотивший броненосец. Гидрографы теряются в догадках, какого рода явление стало причиной катастрофы».