Мста

Промозглые сумерки накрыли лагерь. Из труб «буржуек», выглядывающих над брезентовыми пологами палаток, потянулся сизый дымок.

Я вышел из штабной палатки, вдохнул пропитанный сыростью и запахом гари воздух. Голова гудела, день выдался напряженный – как, впрочем, и все предыдущие дни на войне.

Закурив, я неторопливо направился к отхожему месту – деревянной будке сортира, располагавшегося в тридцати шагах. Подойдя, выбросил окурок и непроизвольно посмотрел вдаль. За невысоким валом, обозначавшим защитный периметр, пролегала грунтовая дорога. За ней, в сотне метров, расположилась батарея самоходных артиллерийских установок «Мста». Наполовину скрытые капонирами, САУ регулярно наносили огневые удары, отправляя тяжелые снаряды на два десятка километров. Залп четырех самоходок ощутимо бил по слуху, заставляя непроизвольно вздрагивать, а брезентовые палатки - угрожающе шататься. Но сейчас САУ молчали, едва различимые в густеющих сумерках. Порадовавшись про себя минутой тишины, я шагнул внутрь деревянной будки, пропахшей нечистотами.

Дверь прикрыть не успел - раздавшийся оглушительный грохот заставил выскочить наружу.

Сумерки расцвели багровыми красками. Там, где только что располагалась артиллерийская батарея, вспух огромный красно-желтый шар. Со стороны нашего лагеря раздались крики, обрывки команд.

Я замер, приоткрыв рот. И лишь характерный посвист летящих осколков,

оставляющих за собой полоски дымных следов, прогнал из сознания ступор. Земля в двух шагах от меня брызнула веером грязи от попадания куска горячего металла, рядом – еще, и еще…

Я рванулся к линии палаток, понимая, что оказался под обстрелом на открытом месте. В сумраке были различимы тени – личный состав, похватав оружие, занимал оборону согласно боевого расчета.

Но я безнадежно опаздывал. Ворвавшись в палатку, схватил висевший в изголовье кровати «калаш» и подхватил разгрузку с боекомплектом. Очередной грохот разрыва заставил присесть; палатка пошатнулась, на складном столике в центре зазвенела посуда. И в тоже мгновение характерный шелестящий звук летящего осколка выдул из головы все мысли. Сознание стало пустым, сердце ухнуло куда-то вниз. Единственная мысль, еще толком не осознанная, заставила меня рухнуть на пол и закатиться под кровать. Жалкая защита, но ничего другого я просто придумать не успел.

Мгновением позже я пулей вылетел наружу, и со всех ног помчался к ближайшему укрытию – перекрытой двумя накатами бревен щели.

Сумерки исчезли, превратившись в багровый полумрак. Артиллерийская батарея пылала гигантским факелом.

Третий разрыв застал меня, когда до траншеи оставалось не более двух десятков шагов. Тугая ударная волна ударила в спину, свалив лицом в грязь. Голова отозвалась короткой вспышкой боли от контузии.

Хрипя, я дополз до укрытия, тяжело перевалился внутрь.

- Живой?! – склонился надо мной капитан из технической части отряда.
- Слава Богу! Что случилось?! – бросил я, непослушными пальцами подсоединяя к «калашу» магазин.
- Понятия не имею! – ответил, не оборачиваясь, капитан. Выглянув над бруствером, он смотрел в сторону полыхавшего пожара.

Медленно уходили минуты. Взрывов больше не было, огонь медленно угасал. Со стороны артиллеристов раздавались невнятные крики.

В траншею спрыгнул командир комендантского взвода, старший лейтенант – такой же грязный, как и мы, каска съехала на бок, разгрузки нет, но в автомате спаренный магазин.

- Комбат собирает офицеров у оперативного дежурного, - коротко сказал он.

Потерь в отряде не было. Чего не скажешь об артиллеристах. Вместе с комбатом я отправился к ним. Огонь уже почти потушили. В воздухе витал кислый запах сгоревшего пороха и горячего металла. На месте самоходки огромная воронка, внутри которой можно было различить покореженный дизель, несколько катков и кучу рваного металла. Суть произошедшего стала ясна позже.

Артбатарея готовилась к нанесению огневого удара. В боеукладке одной из самоходок оказался неисправный снаряд – калибром в 152 мм и весом более 60 килограммов. По виду ничем не отличимый от остальных, он сдетонировал в стволе. Оставшиеся снаряды рванули с интервалом в несколько секунд. От четырех человек расчета, находившегося внутри «Мсты», не осталось практически ничего - лишь небольшие кровавые разводы на кусках рваного металла.

На следующий день я нашел осколок, так напугавший меня. Им оказался восьмикилограммовый кусок брони, его зашвырнуло метров на триста от места подрыва.

Шел декабрь 1999-го года. Война только начиналась…