Братик

Братик был именно таким, о каком Леша и мечтал, розовощеким, курносым и… очень красивым. Он тихонько посасывал соску и довольно причмокивал во сне. Разноцветные мишки, натянутые на резинке, мягко покачивались в такт дуновению легкого ветерка.
На ярко синюю коляску Леша наткнулся случайно, прогуливаясь жарким июньским утром по уютному парку Шевченко. Коляску скрывали густые ивовые ветки и мальчик заметил ее только чудом. О братике Леша мечтал давно. Он прожужжал маме все уши, уговаривая ее купить себе в магазине брата. Но это было раньше, когда он был совсем маленьким и думал, что детей покупают в магазине, по крайней мере так ему объясняла бабушка. Став старше Леша узнал, что дети выходят из живота мамы, и тут-же с удвоенной силой стал просить братика.
Если раньше он довольствовался аргументом, что мол денег нет на такую важную покупку, то теперь материальные затраты отходили на второй план. После некоторого колебания мама объяснила сыну, что для рождения ребенка нужен еще и отец. С этим было хуже ибо папа отсутствовал как данность. Вернее он был, но жил в другом городе, и не приезжал вовсе. К ним в дом иногда приходили мужчины, игрались с Лешей, приносили сладости, а затем уходили с мамой «в кино». Мальчик вовсе не ревновал, наоборот он с радостью ждал, что мать выйдет замуж, но мужчины со временем менялись и жизнь шла своим чередом.
Леша пошел в школу, закончил первый класс и стал совсем взрослым, ему исполнилось восемь лет, но братик у него так и не появился. И тут прям чудо, коляска с малышом будто по мановению волшебной палочки появилась летним воскресным утром словно из неоткуда. Леша внимательно осмотрелся по сторонам, но никого похожего на маму или папу его нового братика не увидел. Вдали играли в шахматы пенсионеры, молодцеватая бабулька бегала возле клумбы, да на деревянной скамейке спал крепко пьяный мужчина. Он постанывал во сне и нервно теребил ногами в потрепанных кедах.
Мальчик на секунду задумался и понял – малыша бросила аморальная мать. Это слово он услышал в передаче «Человек и закон», в ней строгий дяденька с милицейским блеском в глазах сухо поведал про родителей алкоголиков, у которых государство забрало маленьких детей. Правда малыш вовсе не походил ребенка из неблагополучной семьи, бирюзовый костюмчик, дорогая чехословацкая коляска, но Леша решил не углубляться в размышления и смело шагнул на влажную от росы траву. Он вытащил коляску на дорожку и неспешно покатил ее прочь от густой ивы.
Куда идти и что делать Леша пока не решил, нужно было собраться с мыслями и продумать непростой разговор с мамой. Может она не захочет еще одного сына, в семье часто сетовали на безденежье. Но ведь малыш такой красивый! Братик проснулся от тряски, выплюнул соску, но не заплакал, а лишь внимательно посмотрел на Лешу своими васильковыми глазами. Затем тяжело, как старичок, вздохнул и снова задремал.
«Я ему новую соску куплю», - умиленно подумал Леша, - «Зеленую, с лошадкой», – такую он видел в универсаме, когда мама отправляла его за хлебом. – «Разобью копилку, там рублей восемь собралось, и куплю. И вообще», - расхрабрился мальчик, - «буду макулатуру собирать, а летом лекарственные травы, без денег не останемся».
С этими мыслями Леша прошагал ровно два квартала, до улицы Саксаганского, именно там его и догнал милицейский зеленый «Бобик» с пыльными номерами…
• * *
- Цыганам его небось хотел продать! – разорялась толстая тетка с двойным подбородком и трясущимися от ненависти губами. – Или попрошайничать по электричкам! У-у, глаза бы мои тебя не видели, по нарожают уродов!
- Спокойнее, гражданка, - капитан тяжело вздохнул и потянулся за смятой пачкой сигарет. Покрутив в руках «Столичные» он со вздохом отодвинул их в сторону и глянул на дальнюю стену, черно-белый портрет «Железного Феликса» смотрел на офицера с сочувствием. Сорок минут назад из телефонного автомата на углу улиц Толстого и Горького поступил звонок, от истеричной женщины, которая сквозь рыдания сообщила о пропаже полугодовалого ребенка. Через двадцать минут малыш нашелся, его вез в коляске восьмилетний мальчик. Он сейчас сидел на деревянной скамейке, словно нахохлившийся воробышек и мучительно напоминал милиционеру его собственного сына.
- Я думал он ничейный, - бескровными губами прошептал паренек, и несмело поднял глаза на капитана, - а я так братика хотел…
- Что! Ворюга!– люто взревела пострадавшая. – По тебе колония для несовершеннолетних плачет!
- Успокойтесь гражданка! – повысил голос милиционер, он обмакнул несвежим платком потный лоб и раздраженно глянул в зарешеченное окно, впереди его ждал еще один нестерпимо жаркий день.
- Я хочу заявление написать, - вкрадчиво скривилась женщина и указала на Лешу кривым пальцем, - чтобы все по закону, чтобы посадили…
- Хотите по закону, - вздохнул капитан, - хорошо… вы мать ребенка?
- Нет, няня, - тетка внимательно посмотрела на милиционера, - а какое…
- Значить и трудовой договор имеется? – мужчина в упор глянул на пострадавшую.
- Я родственница, - пролепетала женщина, - я за бесплатно.
- Тогда за халатное отношение к ребенку кого будем привлекать? Вас или мать?
- За какое такое халатное?
- Ну как же, - строго сказал капитан, - оставили ребенка одного, а сами пошли в магазин.
- Так я ведь ненадолго, - неряшливая няня заметно заволновалась, - одна нога там, другая здесь. А Коленька так сладко спал, боялась разбудить.
- Ну вы же сами хотели по закону, - милиционер покрутил в пальцах сигарету, зачем-то понюхал ее и вновь отложил. – А если бы его и вправду украли? - в голосе капитана зазвенел металл. – Или бродячие собаки… - он не договорил.
- Можно я пойду? – просительно прохрипела незадачливая няня. Мне молочную смесь на детской кухне надо идти получать, у матери свое еще в роддоме перегорело.
Капитан слегка кивнул и проводив няню немигающим взглядом с удовольствием закурил. Леша все так же неподвижно сидел на жесткой скамейке и рассматривал плохо вымытый пол.
- А с тобой мне что делать, горе-похититель? – вместе с дымом из него вышло и утреннее раздражение. – Придумал же такое – коляску с грудным младенцем забрать!
- Я братика хотел, думал ребенка бросили…
- Мать попроси, - улыбнулся милиционер, паренек ему явно нравился.
- У меня родители в разводе, - Леша еще больше нахмурился.
Капитан замолчал и почему-то покраснел, будто сам являлся отцом мальчика. Он вновь прикурил потухшую сигарету и разогнав рукой синее облако дыма сказал участливо:
- Ты того, Алексей, не тужи. Детство оно быстро пролетит, и глазом не успеешь моргнуть, как в той песне поется, - он вспомнил свое послевоенное, голодное, но такое счастливое детство и лицо его словно вырубленное из камня заметно смягчилось. – А там и свои дети появятся.
- Я хочу иметь братика сейчас, а не когда вырасту - Леша упрямо посмотрел на капитана. – Буду заботится о нем, честное слово!
- Верю, Алексей, верю, - милиционер со вздохом загасил окурок, размял пальцы рук и тихо добавил: - Ладно, беги, работы невпроворот, а я тут с тобой время теряю.
Некоторое время сумрачный капитан разглядывал выкрашенные синим суриком стены и теребил в руках спичечный коробок с огненным петухом на этикетке. Мысли его были далеко от прокуренного кабинета и залитого жарким солнцем города. Игорь Иванович вспомнил рано состарившуюся мать, портрет сгоревшего в танке отца, босоногих друзей детства и маленький хутор на Черниговщине. Это было словно вчера, хотя прошло почитай тридцать лет. Безжалостное время похоронило мать, разбросало друзей, оставив лишь неясные силуэты и забытые лица.
Телефонная трель ударила в виски, повторилась болью в затылке и словно расколола воспоминания капитана на до и после. Игорь Иванович с ненавистью посмотрел на эбонитовую трубку, яростно подскакивающую на аппарате и со вздохом поднял ее. Звонила жена. Мерный голос сухо шуршал как пересыпающийся на солнце песок, временами отдалялся, иногда звучал громче. Как хорошая ученица она отчитывалась перед мужем за выполненную работу.
- Зина, - милиционер неожиданно прервал жену, - ты того… погоди. Я тут подумал, давай повременим, - он вспомнил жаждущего братика Лешу и решительно добавил: - с разводом, у нас ведь сын растет…