17. Мелодия жизни (18+). Часть 2. Глава 10

Шесть недель спустя.

Все не то. Все не то!

Женское запястье, державшее кисть, застыло в нескольких сантиметрах от холста. То, что было изображено, имело малое сходство с человеком: руки и ноги были неестественно длинными, а голова и вовсе походила на вытянутую грушу. Словно фигурка из пластилина, слепленная детьми в детском саду. И если с этими странными пропорциями еще можно смириться (сюрреализм никто не отменял!), то с лицом – нет. И дело даже не в том, что начинающая художница не могла правильно изобразить человеческие черты – могла! – а в том, что сознание вырисовывало раз за разом лишь одного человека, сто́ящего того, чтобы его – а точнее ее – увековечить на полотне.

«Хватит, – уговаривала она себя, – хватит о ней думать! У нее новая жизнь. У меня тоже. Просто прекрати!» Но рука, как по заклинанию, вновь и вновь выводила знакомые линии. Доходило до глаз – это ее взгляд. Очередь губ – это ее улыбка. Только начала нос – такой небольшой и аккуратный, которого, казалось, ни у кого больше нет.

Рука резко дернулась вверх, и изображение перечеркнула широкая черная полоса.

– Проклятье, – ругнулась Вита. Рисование должно приносить за собой умиротворение, вот только вместо него почти все, за что она бралась, заканчивалось подобным образом. Незавершенность, снятие с планшета, разрыв на две части, путешествие в один конец в мусорную корзину. Каждый раз она задумывалась: «Зачем мне это? Ну, видно же, что художество – не мое», но на следующее утро, бросив взгляд на мольберт, прилегающий к стене, вновь ставила его посередине комнаты, заготавливала несколько кусков акварельной бумаги, натягивала их, предварительно намочив, на деревянные конструкции прямоугольной формы (как оказалось, их-то и называют «планшетами»), затем закрепляла по бокам канцелярскими кнопками, оставляла сохнуть на полчаса, и, когда полотно высохнет, в очередной раз бралась за краски.

Ну почему я вновь полезла на ее страницу? Что я ожидала увидеть? Надпись в статусе «Скучаю»? Или подобную чушь?

Одержимость образом бывшей подруги началась, когда Вита в очередной раз нажала курсором на сохраненную закладку. Проделывала она это чуть ли не ежедневно, когда оставалась дома одна и не была занята бытовыми делами. Для нее не стало сюрпризом, что их совместные фотографии удалены, либо скрыты из общего доступа (первый вариант – самый вероятный). Не стал откровением и статус «Не замужем», который долгое время резал глаза. Но то, что произошло недавно, хоть и не стало неожиданностью – а скорее было вопросом времени, – не принесло ничего кроме сожаления.

Сначала изменилось фото. Две обнимающиеся женские фигуры смотрят в камеру, не забывая лучезарно улыбаться. Казалось бы, всего лишь снимок двух хороших подруг, но стоило посмотреть чуть вправо…

…и можно заметить кислотное «Встречаюсь» под именем и фамилией.

Не нужно обладать дедуктивными способностями, чтобы понять, что к чему.

У Киры новая девушка. И она, судя по фотографии, счастлива.

Когда легкие потребовали порцию кислорода, и Вита задышала, не отрывая взгляда от монитора, она удивила саму себя. Никаких слез, как раньше, никакого навязчивого желания поговорить с кем-то. Грустно, да, но эта грусть со светлой стороной: ведь последнее о чем она могла желать – это о том, чтобы Кира после их разрыва страдала. Несомненно, той было больно, но она справилась – и одно только это уже радовало бывшую непутевую девушку.

Но другая часть Виты – эгоистичная – продолжала навязывать этот образ, стоило ей закрыть глаза. Сторона, презирающая другую за то, что позволяет радоваться за последний упущенный шанс, за убийство всякой надежды. Она кричала, вопила о несправедливости, о ненависти к той, что не простила. Вите понадобилось немало сил, чтобы угомонить и подавить эту часть души. И пусть с задачей она справилась, но тоненькие, едва заметные отголоски продолжали напоминать о себе через движения кисточки, выводящие столь дорогой сердцу образ.

Вита убрала один планшет с испорченным полотном и поместила на мольберт новый.

Небольшое раздражение спало, когда она – уже по привычке – поместила ладонь на живот, чуть его поглаживая. Прошло совсем немного с тех пор, когда он начал выделяться, из-за чего Вита начала воспринимать себя еще более странно. Ей не было ни плохо, ни в полной мере отлично, а именно – странно. Хоть не стопроцентная, но частичная копия ее самой – маленький человек – живет внутри. Это было и раньше, но пока не проявились внешние отличия – все представлялось таким… далеким. А сейчас, каждый раз, когда Вита, смотрит на свое обнаженное тело и акцентирует внимание на животе, ее, как мягкий хлопок, окутывает волна счастья. Такого счастья, которое невозможно получить даже от близкого человека.

Лучи апрельского света проникли сквозь приоткрытые окна, освещая комнату. Лежащий на животе безымянный палец блеснул короткой маленькой вспышкой. Кольцо засияло, а камень в оправе словно очнулся, наполняясь ярким лазурным оттенком.

***

– Влад, что за?.. Зачем ты хранишь его?

– Понятия не имею… Я просто оставил его в ящике и позабыл о нем.

Его рука потянулась к коробочке.

– Давай, я избавлюсь от него, если оно тебя смущает.

Вита опередила его.

– Нет… не надо.

Она открыла коробочку и взглянула на содержимое. Камень в оправе почему-то притягивал взгляд. Такой небольшой, аккуратный; от него так и веяло морским бризом. Вита осторожно достала кольцо и покрутила им в воздухе, наблюдая за игрой цвета. Затем плавным движением надела его на безымянный палец правой руки, удивляясь, что размер оказался подходящим. Вновь поводив кистью вправо-влево, она взглянула на Влада.

– Это не значит, что я принимаю твое предложение. Это скорее как…

– …подарок?

– Да, именно. Просто подарок, который я буду с радостью носить.

– Как хочешь, Вита, – ухмыльнулся Влад. – Как хочешь.

***

Она редко снимала его. Даже нежась в ванне, Вита с неподдельным интересом, как в первый раз, рассматривала кольцо. Само по себе оно ничего особенного не представляло, но для будущей матери это символ: все проходит, все меняется, ничего не остается прежним.

Вита гладила живот, не замечая, что улыбается. Завтра им предстояло пройти УЗИ, на котором, возможно, они узнают пол ребенка. И хоть ей, по большей части, неважно – мальчик это или девочка: она уже любила его или ее, как никого и никогда, – это важное событие, ни с чем не сравнимое, и Вита с нетерпением ждала следующего дня. Влад по этому поводу отпросился с работы: их маленькая семья будет в полном составе.

Да, семья. Мы уже семья.

Семья…

…Вот оно!

Кисть со свежей краской поплыла по полотну.

***

Влад завороженно смотрел на монитор, где на черном фоне белые и серые полосы вырисовывали очертания крохотного человечка. Изображение не замирало: каждое движение миниатюрных ножек или ручек отдавались все новыми и новыми потоками эмоций, которые трудно понять, расшифровать. Сквозь них он уловил нежное поглаживание большим пальцем тыльной стороны ладони – той, которой он держал руку Виты. Влад с трудом оторвал взгляд от экрана. Глаза у нее слегка блестели: то ли от солнца, то ли от влаги, что скопилась под сильнейшим впечатлением.

– Ты можешь поверить? – спросила она слегка дрожащим голосом. – Что это наша дочка?

Дочь. У меня будет дочка. Маленькая девочка.

Влад снова посмотрел на экран УЗИ.

– Это… удивительно.

Он почувствовал подступающий ком в горле. Прозрачная пленка накрыла глаза. Слишком много эмоций одновременно. Влад опустился к Вите, поцеловал ее в лоб и, забыв обо всем на свете, произнес:

– Спасибо тебе. Я так тебя люблю.

– И я тебя. Очень сильно.

***

На полотне, что все еще находилось на мольберте, были изображены три фигуры: одна, по сравнению с другими двумя, поменьше. Все три, находясь на морском побережье, держатся за руки и смотрят на рассвет, стоя к зрителю спиной.

Вскоре, картина нашла свое место на стене над раскладным диваном.