История путешествия в Россию

Побег.
Женщины! Дорогие мои женщины. Не завидуйте! Я не готовлю кушать. У меня нет про-блем что приготовить на ужин или на завтра. Хотя у меня есть сын. Да и дочери уже есть.
Женщины. Не завидуйте. Я не стираю своё бельё. Вообще ни какое бельё не стираю. Ни себе, ни сыну. Ни новым своим дочкам.
Женщины не завидуйте. Мы все здесь как на курорте. И мы благодарны всем кто за нас стирает и для нас готовит.
Женщины не завидуйте! Да и все остальные - не завидуйте! Мы все выглядим здесь как курортники. Но все мы, собранные не по своей воле, в этом палаточном городке......
Все Мы - БЕЖЕНЦЫ!!!!!!!!
Как это прекрасно, думать о том что ты приготовишь на завтрак или обед любимому мужу и сыну. Чем вкусненьким ты их побалуешь?!
Я это поняла только сейчас, когда до плиты не дойти не доехать. Да и муж не известно где. Дома война. Хотя не понятно. А есть ли дом. Считай уже нет. Когда уезжали, а точнее бежали - от дома остались только две ступеньки и три дерева.
Но надо по порядку. Чтоб всё было понятно. Я расскажу вам о нашем бегстве со своей Родины. Трёх днях пути. И всех злоключениях которые выпали на всех почти беженцев. Прибывших в Россию за помощью. И получивших эту помощь бесплатно и бескорыстно. За что огромное спасибо и низкий поклон всей России и людям здесь живущим.
Начну я свой рассказ из далека, чтоб было понятнее.
Всё было тихо и день не предвещал грозы. Муж только заехал на обед, а сын играл с мальчишками на улице. Когда поставила на стол борщ и галушки, муж вздохнул тяжело, но ни чего не сказав стал обедать. Я знаю что хочется мяса, но взять то его пока не где, да и не за что. В Славянске война, а в ближайших сёлах ни поставок, ни торговли на рынке. Да и зарплату давно не видели. Благо на селе все овощи на огороде. Тем и живём. Курицу теперь, делю на два дня. Кто его знает, когда всё успокоится? По этому всё экономим. Хозяйство ведь не безразмерное.
Вышла на улицу, позвала обедать Антошку. Он не хотя, но зашёл. Пообедать с отцом - это как ритуал. Моим мужикам нравилось общаться за обедом. Сергей рассказывал что ново-го на селе да и в мире, а Антошка делился своими, мальчуковыми тайнами. В общем - идиллия.
По этому сын оставил свои игры и зашёл в дом. Я выглянула на улицу. Все мальчишки побрели по домам. Закрыв калитку я пошла в дом. Поднялась на ступеньки и открыв дверь оглянулась, посмотрела на небо. Оно было нежно голубое. Мелькнула мысль что где-то гроза, но наверно ошиблась, на небе ни облачка. Хотя гул и раскаты грома были отчётливо слышны.
Тут я остановлюсь и попрошу вас не читать всего этого дальше, если вы не способны со-переживать. Если вы не хотите портить свою нервную систему. Или на крайний случай если вы не выносите ужасов войны. Я постараюсь не обременять вас описанием всех увиденных ужасов , но не смогу уберечь вашу психику от того что видела и пережила сама.
К этой минуте я буду возвращаться много раз. Голубое, без облачное небо и странный, непонятный гул. сейчас, возвращаясь в те минуты, я могу всё обдумать, всё сопоставить. И всё произошедшее обсудить, если не со знакомыми, то хоть сама с собой. Да уж. Имен-но со знакомыми, а не с друзьями. Где те друзья? Кого нет в живых, а кто то в России, на "каникулах у бабушки". Такие же беженцы как и мы. Или как называют нас на Украине - нищеброды или халявщики. Которые просто поехали отдохнуть. Колорадами нас не зо-вут, мы не митинговали и не воевали. Мы мирно жили у себя дома. Это сейчас мой муж не известно где? Жив или нет? Ни чего не знаю. Каждый день отправляю эсэмэски, и только раз пришло сообщение что доставлено адресату. Значит жив. Уже и не плачу. По этому приступаю.........
Голубое без облачное небо, и не понятный гул. Я взглянула на небо и зашла в дом, закры-ваю за собой дверь. Это были последние секунды жизни. Той, мирной жизни, что была у нас до этого.
Я упала на пол. На меня упала дверь, которую я ещё держала за ручку. И в таком виде, волоком по полу, обдирая лицо, руки, ноги да и всё тело я просунулась до самой стены. Там, больно ударившись головой, я на какое-то время потеряла сознание. Вы не подумай-те, всё это я поняла и осмыслила на много позже. В тот момент я не чувствовала ни ударов ни боли. Придя в себя, вскочила и ринулась в комнату. Муж и сын лежали на полу, Серёжа собой прикрывал Антошку. Увидев меня, он вскочил и бросил меня на пол рядом с сыном. Сам упал сверху, прикрываю нас от осыпающейся штукатурки и летающих осколков стекла. Кругом стоял грохот и пыль. В разбитые окна влетало нечто, и проносилось над нами со свистом. Это были осколки бомб и снарядов. Бомбёжка продолжалась очень и очень долго. Но вот стала затихать. Стал слышен рёв двигателей реактивных самолётов и вдруг тишина, оглушающая тишина. Муж встал. Мы с сыном уселись на полу. Муж стал отряхивать с головы, да со всего себя, пыль. Я осмотрелась. У сына и у мужа были порезы на лице и на руках. Я встала и пошла к серванту, взять из аптечки зелёнку. Но муж схватив на руки Антона и дернув меня за рукав, сказал чтоб мы бежали в поле. Там бомбить не будут. Я схватила со стола половинку батона и выбежала во двор. То что мы увидели - нас ошеломило. Кругом дым, пыль, гарь. Не вдалеке видно пламя, что то горит. Мы бегом.
Дала Антошке батон, чтоб перекусил. Самого его посадила в погреб. У нас хороший по-греб, почти шесть метров глубиной. Муж там и полки для закаток сделал, и ящики для овощей сколотил. Большой погреб, холодный. Картофель до майских лежит, не вянет. Уже пора новый закладывать, а мы старый как молодой едим.
А. Ну да. Так вот. Антошку повела в погреб, а он кричит:
- Там темно, страшно и холодно.
Сказала что дверь закрывать не буду, но если услышит гул самолёта, чтоб спустился в са-мый низ. Он согласился и я побежала догонять мужа, который мелькал во дворе у соседей. Их дом дымился и возможно нужна была помощь.
У соседей всё разбито. Сарая нет. Курятника и коровника тоже нет. Хорошо корова в по-ле, а вот свинью убило. Соседка собирает по двору убитую птицу. В доме нет стёкол и почти всего шифера. Но зато стены и потолок целы, только побиты осколками.
Побежали через дорогу. Там полыхает газовая труба. Бабушка, хозяйка дома, мечется по двору с причитаниями, не зная что делать. Муж подкатил бочку к воротам, залез и пере-крыл кран на входе. Огонь затих и погас. Бабуле дали воды, обтёрли лицо мокрой тряпкой и она успокоилась. Мы побежали дальше по улице. Третий, четвёртый двор. Перевязка раненых, помощь в тушении, трое даже убитых. Мелькание лиц, слёз, ран - в голове всё смешалось. Остановились только глубокой ночью и на другом конце села.
Обоих как душ ледяной окатил - Антошка в погребе. Через село обратно не бежали, лете-ли. У дома встретили бабушку Агрепину. Но так запыхались что слова не могли сказать. А она руки в стороны расставила - останавливая нас.
- Я вашего, озорника спать положила. Принесла вам пирожков и спасибо сказать. А ма-лыш в погребе сидит. Вот накормила и теперь спит. И вы ложитесь. На маялись за день. На обоих лица нет. Спасибо Серёжа что газ затушил, не знаю что бы я сама делала.
И пошла через дорогу к себе.
На столе лежал кусочек от батона, наверно что Антошка не доел. Миска с пирожками и кувшин молока были накрыты полотенцем. И вот тут мы почувствовали голод. Сергей уже пьёт молоко с пирожками. Я бегом до холодильника. Я несу куриную ножку из борща и галушки. Правда галушки покрыты пылью, но мы не замечаем и быстро всё уплетаем. С голодухи на пыль не смотрят. И когда я успела убрать галушки в холодильник, не помню. В соседней комнате сопит Антошка. Прикрыла дверь чтоб не разбудить нашим громким ужином. Среди всего этого мусора, стекла и пыли мы были счастливы и улыбались. Мы многим помогли, а это хорошо. А сытый муж, ребёнок в постели - что ещё нужно женщине для полного счастья. Всё остальное уберём, отремонтируем, восстановим. Мы вместе. Мы рядом. Нам Хорошо.
Перекусили. Пошла стелить постель. Внимание привлек шум на улице. Сергей выглянул в окно. Было темно и ни чего не видно. За то прекрасно слышно в ночной тишине.
По улице бежал мужчина, по голосу вроде как не местный и кричал:
- Тушите свет. Бегите из домов, они готовятся. Сейчас будут стрелять. Тушите свет....
Нам повторять много раз не надо. Сергей метнулся в спальню. схватил Антошку прямо с одеялом и на улицу. Я схватила с вешалки у входа его рабочую куртку и свою вязаную кофту и следом на улицу. Не сговариваясь пошли быстрым шагом в огороды. Там ещё днём заприметили большую воронку. В неё и спустились. Было тихо. В свете луны и звёзд видели копошащихся в саду соседей, разделывающих убитую утром свинью.
- Хорошо что Антошку не разбудил. - Сказал Сергей, аккуратно укладывая ребёнка на подстеленную мной куртку. Кофту подложила как подушку под голову.
И тут такое началось!
Мы такого ещё не видели.
По небу летели огненные змеи. Они впивались в землю - поднимая камень и песок высоко в высь.
Они впивались в дома - и брёвна перекрытий и стропила разлетались в стороны как спич-ки из перевёрнутого спичечного коробка.
Они впивались во всё - эти огненные змеи неслись по небу неся смерть, страх, разруху.
Грохот стоял неимоверный. Но зрелище было завораживающее. Сначала был слышен вой собак, а потом только вой снарядов. Знаменитая Российская катюша. Как теперь я пони-маю тех немцев, которые на себе испытали залпы этих катюш во время войны. Но то была война и немцы были захватчиками.
А сейчас 21 век и мы мирные, сельские жители, лежащие на дне воронки от бомбы и при-жимающиеся к земле чтобы нас не достали осколки. Да это маразм, не говорите мне об этом. Такого не бывает. А сама ты где сейчас сидишь и что делаешь? Да! Я в воронке и прячусь от снарядов и осколков. Но этого не может быть, только по тому что быть этого не может. Сама не поняла что сказала.
Приподняла одеяло. Антошка посмотрел на меня и резко укрылся. Плачет. Поняла я. Но не утешить ни успокоить не могу. В этом грохоте разных звуков и вакханалии мигания огней, не возможно что либо говорить или делать. Страх сковал всё. Ни желаний ни мыс-лей - ни чего. Пустота в голове, только ужас.
Уже начало светать, когда прекратился обстрел и весь этот ужас. Точнее мы поняли что он прекратился только по тому что стало немного тише. Кругом всё горело, выло, шипело и стреляло. В зареве пожара было понятно -села нет.
Серёжа сказал на ухо, что скоро вернётся и вылез из воронки. Попыталась удержать, но ни ноги ни руки меня не слушались. Постаралась взять себя в руки. Попыталась подняться. Поскользнулась и упала. Не поняла сначала, откуда здесь вода? Дошло до меня. Об писалась. Я пишу так и мне не стыдно, девчонки, нет. Я ни кому не желаю такой ночки.
И так. Я попыталась встать и поскользнулась. Упала. Вспомнила за Антошку. Сняла с не-го одеяло. Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Тут я прильнула к его щеке, поцеловала. Вытерла слёзы. Мой сынуля плакал молча. Как мужчина - которому нанесли тяжёлую рану. Храни его Господи. Да уж девчонки, я молилась. Первый раз в жизни я молилась. И молилась искренне, от всей души. Я молилась не в церкви, а в канаве. Не для священника, а для себя. Для своего успокоения. Я так ни когда не смогу больше молиться. Я молилась за нас троих. И Бог наверно меня услышал. Мы выжили в этой круговерти огня и дыма, грохота и смерти. Да мы живые и уже светло. Пора корову выводить в поле. Хозяйство кормить. Еду готовить.
Подсадила из воронки Антошку, а сама подняла одеяло и собрала вещи. Антошка свалил-ся на меня и зарыдал на взрыт. Попыталась его успокоить, а он всё повторял: там -там - там. Я встала и выглянула из воронки в ту сторону куда показал Антон. В стороне лежала половина женского тела и скалилось всеми зубами из-за обгоревших губ. У меня волосы зашевелились на голове. По ногам потекло. Я подумала что опять описалась. Посмотрела на ноги. Мой взгляд перехватил Антошка:
- Мама у тебя кровь. Тебе больно? - и заревел ещё больше.
- Да это я поцарапалась когда упала здесь в яме. Не бойся, маме не больно. Пошли домой.
Пытаясь успокоить сына, в голове перебирала всё что произошло. Ран у меня вроде нет, тянет только низ живота. Скорей всего, стресс пережитый ночью и сейчас спровоцировал ранние месячные. От этой мысли мне самой полегчало.
Я укутала Антона, который немного успокоился, с головой в одеяло и стала выбираться из воронки. Тщательно стараясь скрыть от газ ребёнка эту страшную картину.
Страшной это можно назвать только на первый взгляд. Когда я стала оглядываться по всем сторонам, медленно неся Антошку на руках через весь огород, то увидела картины намного страшнее. Описывать всего этого не буду, дабы не портить нервную систему ни себе (вспоминая), ни людям (читающим это). Только скажу, после увиденного, до дома я долетела за секунду. А тут ещё удар. Дома то НЕТ! Раскатали наш дом по камушку. И единственное что от дома осталось - две бетонные ступеньки от крыльца.
Усадила Антошку на ступеньки, сказала чтоб ни куда не ходил. Поднялась. Огляделась. Мысль работала чётко, как часы. Схватила на развалинах тряпку, похожую на полотенце. Побежала на огород, к колодцу. Быстро обмылась, чтоб не пугать кровавыми ногами ни людей не сына. Привела себя в порядок, на сколько это возможно у колодца с ведром во-ды. И бегом к дому. Точнее к тому что от него осталось. Бегу, глаза видят, мозг запомина-ет, но сама я ни чего не замечаю. Это потом , в автобусе, а ещё больше потом в палатке, на переселенческом пункте в России, я прокручивала в голове эти кадры. Увиденные глаза-ми, но тогда до конца не понятые и не осмысленные. Видимо наш мозг нас бережёт. Если бы я тогда, Там, всё это осознала, я бы сошла с ума. И не наверно и может быть, а точно на триста процентов.
Это Там я видела наш сад. Тот сад что мы сами посадили, вырастили, взлелеяли. В саду осталось не более трёх целых деревьев. За что? За что нам это? Господи! Мы же ни кого не убили и ни кому не сделали ни чего плохого. Мы тихие, мирные люди. Иногда даже ходим в церковь. Всё некогда. Дом. Семья. Но в душе всегда с Богом. За что? Может нам нужно было вынести эти испытания для какого то очищения? Или это плата за долги от-цов наших? Не знаю. Но видеть то что видела я - больно. Очень и очень больно. Тот по-греб что мы рыли с мужем своими руками. Те ступеньки, 22 см высоты, 20см ширины и метр длинны. 24 ступеньки и приступок. В этот погреб, где ещё вчера прятался Антошка, попал снаряд. Вниз не спустится. А в той яме что осталась, нет ни одной целой банки консервации. Всё разбито. И огурцы лежат в куче стекла вместе с творогом. Да и всем остальным. Сколько труда?! Моего и мужа. Посажено, выращено, собрано, закатано.
Я понимаю что это описание вам не нужно. Но это всё моё. Мой труд, моя жизнь. Про-стите если нудно. Но и меня поймите, как мне обидно. Ко мне в дом пришли, Всё разбили. И сам мой дом сломали.
Взяла за руку Антошку и повела к родителям. Наверно зря. Но и сидеть на развалинах бы-ло невмоготу. Надо накормить сына. Да и Серёжа должен придти, тоже есть захочет.
Идём по улице. Я стараюсь отворачивать голову сына в другую сторону, от кровавых сцен во дворах. Тут крик Антошки;
- Там, там, мама там голова.
Дёрнулся и уткнулся в юбку носом. Посмотрела вперёд, куда он показывал рукой. Что то красное круглое и красно вокруг. Ну и зрение, что рассмотрел. Перешла с ним на другую сторону и спустилась в обочину чтобы ему не видеть этого ужаса. Но когда подошла по-ближе, то я даже улыбнулась. Поднялась с сыном на дорогу. На краю дороги лежала куча разбитых арбузов. Видимо их тут продавали. Вот издали один из них был и в правду по-хож на голову.
- Смотри, ты арбуза испугался, сынок.
Антошка тоже улыбнулся. Это маленькое, ложное ЧП, немного ослабило наше напряже-ние. Мы пошла дальше.
Мы пришли. Я попыталась опять спрятать голову сына в юбке, но он вырвался и смотрел. Там во дворе стояла кровать и на ней, как голубки лежали два тела.
Мама и папа, бабушка и дедушка. Самые родные мои люди на земле. Они мирно лежали на кровати, стоявшей среди камня, веток, соломы. Можно было подумать что они мирно спят. Так наверно и Антошка подумал. Он дёрнулся бежать к ним. Но я была выше, и ви-дела их безжизненные глаза обращённые к небу. Их разорванное и окровавленное одеяло рядом с кроватью. Нет я не в силах описывать эту картину. Я схватила сына за руку и по-шла. Куда? Не знаю. За чем? Не знаю. Просто по дальше от этого ужаса. Но куда? Сколь-ко мы шли, не видели ни одной живой души. Ни кого! Только развалины и пепелища! Даже скотины нет. А где же наша корова? Да нет наверно коровы. Ни скотника ни сарая же нет! Во дворе ни чего нет. Да и двора то уже нет!
Где Серёжа? Куда идти? Что делать?
Услышали всхлипывания. Огляделись. на пепелище сидит, качается и плачет женщина. Мы подошли. она как почувствовала, подняла голову. На чёрном от копоти лице, борозд-ки от слёз и разводы сделанные руками. Не узнать кто это!
Узнала когда женщина заговорила. Тётя Маша, Петухова. Что жила у магазина.
- Доченька! Не видала ли где мужика, живого? Понимаешь! она там, родная. Лежит и сто-нет. Лежит и плачет. Кто бы дорезал. Я не смогу. А жалко, не могу смотреть на её муче-ния. Берёзка моя. Кормилица. И запричитала, заплакала.
А мне аж легче стало, с последними её словами. Это она о своей корове говорила, а я по-думала что она свихнулась. О какой корове она ещё думает. Тут села нет. Сколько мы хо-дим - людей нет. А она о корове. Что делать? Где Серёжа?
ПИииииииииииииииииииии - Бббббббииииииииииии.
- Мама, мама! - я задумалась, а Антошка трясёт мою руку. - Там машина, мама. Там папа. Я аж проснулась как будто. Встрепенулась вся. Смотрю. В конце улицы автобус и кто то машет руками. Схватила сына на руки и бегом.
На встречу и правда бежит Сергей. Добежал, перехватил у меня Антошку себе на руки и мы быстро пошли к автобусу.
- Молчи и слушай. Этот автобус едет в Россию.
- Я с тобой. Я ни куда не поеду!
- Молчи. Ты едешь спасать нашего сына. Это продолжатель рода. Тут делать уже не чего. Ни кому ни чем не поможешь. Родителей я похороню, и твоих и своих.
- И твои тоже?
- Тоже, тоже. Слушай. Автобус частный. Мужик вывозит семью и ещё людей, За вас я до-говорился. Вот тебе деньги. Я забрал у родителей. Просто знал где мать прячет. Тебе нуж-нее, а им уже не надо. Вот телефоны, твой и мой. У дома нашёл. Целые и даже почти за-ряжены. Мне не звони, только смс. Я вступил в ополчение. Молчи. Кто то должен защи-щать нашу землю, отомстить за разбитое и уничтоженное. И кто то должен ответить за смерть родителей, да и за других тоже.
- Серёжа! Там тётя Маша и корова.
- Это хорошо что ты заботишься и о других. Помогай всем кто попросит помощи. А тёте Маше мы поможем. Помни - мы славяне, Украинцы. Мы Гитлера с его ордой побили, так не ужели мы сейчас оплошаем. Это наёмное войско будет бежать от праведного народно-го гнева. Когда доедешь, отпишись. И в России где остановитесь отпиши тоже. Всё через смс. Я вас найду. Мне негде телефон будет зарядить, по этому буду иногда включать чтоб читать твои послания. Всё, целуемся и езжай. Не плач и береги сына. Всё. Быстро. Едь.
Серёжа просто втолкнул нас в автобус. Дверь закрылась. Автобус дёрнулся и покатился по разбитой дороге. Объезжая воронки и большие камни. Но я ни чего почти не видела. Слёзы застилали мне глаза. Антошка встал у окна и махал рукой отцу, а я просто стояла.
Автобус резко качнуло и я просто упала в кресло.
Вот так. За какие то сутки, наша тихая, мирная, счастливая, семейная жизнь - преврати-лась в Ад войны!
За что? Этот вопрос я задавала себе тысячу раз. Но ответа нет и сейчас.
Автобус выехал из села.

Поездка.
Мы выехали из села.
Вообще то я эти записи стала вести как дневник, что бы рассказать мужу как мы добра-лись до России. И где мы остановились. Что бы он мог узнать, как мы добрались, но вы-шло так, что эти мои записи получились как один большой рассказ. О наших злоключени-ях и похождения. Но при всех наших приключениях, я могу сказать своему мужу:
- Я спасла нашего сына. Я вынесла из войны нашу любовь на своих руках. И в прямом и переносном смысле. Я помогала людям. И тем кто просил помощи и тем кто не в состоя-нии был её просить. Было трудно и больно. Было страшно и жутко, но во всех ситуациях я отводила глаза сына в сторону от ужасов войны. Я берегла не только его жизнь, но и его душевное состояние. Я выполнила всё что ты просил. Теперь ты выполни мою просьбу - вернись живым.
Все кто сел в этот автобус - доехали до России. Но чего нам это стоило, вы сможете здесь узнать. Это первый день нашего пути. Он наверное самый запутанный и самый не понят-ный. Но он наверное не самый кровавый из тех трёх дней, что мы провели в автобусе.
Мы выехали из села. Воронки на дороге кончились и автобус поехал быстрее. Села уже не видно. Антошка перестал махать рукой и сел рядом со мной на кресло. Головой упёрся в стекло окна и стал смотреть на проплывающие мимо деревья.
Достала телефон, подумала что пора отправить мужу первую смс-ку. На телефоне время девять часов семнадцать минут. Наверно телефон испортился или выключился. Он же то-же пережил бомбёжку. Оглянулась и осмотрелась в автобусе. Две женщины моего возрас-та и с каждой по ребёнку. Три женщины на много старше, наверно бабушки. У двоих по трое у одной четверо деток. И ещё один старик и с ним двое мальчишек. Маленькие детки на коленях у мам и бабушек. Те что по старше, уже перезнакомились и сидят по трое, бол-тают. На нас не кто не обращает внимания. У каждого своя история, своё горе, свои про-блемы. Одеты все по разному, но в основном все в домашнем. И только у дедушки две сумки. Одна с вещами, другая с продуктами. Как потом оказалось, это отец водителя, женщин у них убило одним снарядом в скотнике. Когда те доили коров.
Наклонилась к девочке, сидящей на соседнем сиденье, спросила сколько времени? Та по-смотрела на свой мобильный и сказала что девять, двадцать.
Что то не так. Наверно просто не хочет со мной говорить, или не когда. Ляпнула первое что на ум пришло. Вон как она щебечет с подружками рядом. Повернулась и спросила у пожилой женщины сзади.
- Сколько времени, скажите пожалуйста.
- Вам же внучка сказала, девять, двадцать.
- Да не может этого быть, вы даже на часы не смотрели - выкрикнула я, так что даже во-дитель оглянулся и все на секунду притихли, - я понимаю что уже вечер, но не на столько же поздно и вдобавок ещё совсем светло.
- Дорогая, успокойтесь. Мы все понимаем через что вы прошли и что пережили. Мы виде-ли что осталось от вашего села. Но сейчас ещё утро, двадцать минут десятого.
- Извините!
Я повернулась, стала смотреть вперёд и разбираться в своей голове, что да как. Но не ус-пела. автобус резко затормозил. Мы ехали по лесу, но вдруг на дороге появились солдаты национальной гвардии. Один из них зашёл в автобус.
- Оооо! Нищеброды драпают. Пан офицер может спалим этот автобус. Тут клятые мос-кальки до Путина драпают. - и обращаясь до водителя - Прямо ехать нельзя. Сворачивай куда хочешь. Можешь назад ехать, мы сейчас туда стрелять будем, а потом наши танки пойдут. Быстро освобождай дорогу.
Солдат вышел, поднял автомат и выпустил очередь светящихся пуль вдоль автобуса. Ма-ленькие дети заплакали, женщины запричитали. И все попадали на пол. Я сидела и только Антошку отдёрнула от окна, чтоб не зацепило. Оглянулась. Все лежал и плачут. А мне вроде и не страшно. И не такое видели.
Водитель завёл автобус и проехав между расступившимися и гогочущими солдатами, по-вернул на право. на небольшую, лесную дорогу. Дорога была очень плохая. автобус ехал медленно. Но вскоре мы выехали к какому то небольшому с виду озеру. Дорога кончи-лась. Водитель повернул на право и стал ехать вдоль озера. А мы сидели и переживали, лишь бы не застрял в песке. Озеро поворачивало и нам открылась картина небольшого, явно догорающего пожара. Мы остановились. Решено было сходить все разведать пеш-ком. Чтоб опять не нарваться на солдат. Пошёл водитель, я и ещё одно молодая женщина. Просто у неё ребёнок спал, а меня водитель взял потому что я, как он сказал, сильно сме-лая. Догорал, как оказалось, деревянный домик, а вообще это был детский лагерь. Мы не-много походили, но люди от сюда видимо не так давно уехали. То там то тут валялись различные предметы обихода. Мы нашли десять пустых пятилитровок. Набрали сразу в них воды. По тому что без воды, в такую жару, страдают все. И взрослые и дети. Нашли дорогу из лагеря, асфальтированную. Перенесли к дороге заполненные бутылки. Когда будем проезжать, заберём. Не тащить же до автобуса. Решили идти назад. Но тут ещё уда-ча. Набрели на столовую. Зашли. Осмотрелись, все плиты холодные. Кастрюли пустые. Набрали хлеба, два десятка рыбных консервов, икры кабачковой целый ящик. Пак пече-нья. Макароны и картошку брать не стали, не на чем готовить. Холодильник был под большим замком.
Быстро перенесли к дороге всё добытое. Посадили в кустах женщину, что была с нами. А в кустах по тому что, вдруг кто появится, как тот украинский солдат
Я с водителем быстро отправились за автобусом. Так как мы уже долго здесь бродим, и наши наверняка волнуются.
Мы прошли уже догорающий дом, как я услышала чьи то всхлипывания. Я остановилась, но водитель стал торопить меня и я пошла за ним. Но плач повторился и я сказала чтоб он шёл один, а я осмотрюсь. Он ушёл за автобусом, а я пошла к озеру. Как мне показалось плачь был слышен от туда.
Когда я поравнялась с кабинкой для переодевания, то увидела двух девочек. Они были в купальниках. Они сидели прижавшись друг к дружке и дрожали. Я их окликнула и они испуганно вскочили. но увидев что перед ними женщина - успокоились. Я подошла и мы с ними переговорили. Это и в правду детский лагерь и здесь отдыхали дети из детского дома. Девочки после завтрака сбежали купаться, а когда вернулись, то увидели что их домик сгорел и что в лагере ни кого не осталось. Утром их кормили только молоком и печеньем и теперь они хотят есть.
Старшую зовут Таня, ей 11 лет, а младшую Катя, ей 8 лет. Живут они в детском доме уже почти пять лет. С тех пор как их родители разбились на машине. Из одежды у них ни чего не осталось, всё сгорело в домике.
Я отправила девочек к месту, где мы оставили продукты у дороги, а сама пошла искать хоть какое то одеяние. В одном из домиков я нашла две наволочки, а в другом джинсы, правда большого размера. Наволочки зато хорошие, плотные, льняные. Всё забрала с со-бой и побежала. Так как мне уже сигналили из подъехавшего автобуса. Когда я прибежа-ла, воду и продукты уже погрузили. Антошка стоял у окна и выглядывал меня. Когда увидел - аж из автобуса выбежал. Я схватила его и занесла во внутрь. Девчушки стояли у автобуса не зная что делать и жались друг к дружке. Я вышла взяла их за руки и завела в автобус. Усадила в середине автобуса на двойные сиденья. Потом взяла Антошку и посадила к ним на руки, всё теплей им будет. Вот так мы переселились в середину автобуса. Может это спасло нам жизнь в последующем, когда наш автобус расстреливали, а то стекло, к которому жался Антошка, выглядывая на улицу, разлетелось в дребезги.
Перед отъездом быстро перекусили икрой и печеньем. Запили холодной водой. Когда на-чали есть все поняли как проголодались. За едой выбрали небольшой командный состав, в который вошли трое. Водитель, я и та молодая женщина, Любовь, которая с нами ходила на разведку. На совет возложили обязанности за ведением нашего хозяйства, - дети, продукты и дорога.
Когда автобус тронулся по дороге, я спросила у кого есть нитки, иголка, ножницы или нож. Иголки не у кого нет, вместо нитки дали шпагат, а водитель дал нож. Автобус вы-ехал на асфальтированную дорогу и поехал по ней. Я же занялась рукоделием.
В наволочках вырезала два угла и середину между ними. Получились две маечки, которые хоть как то прикрыли наготу девчушек. Потом взяла джинсы и начала их вертеть. Как бы их приспособить на двоих. Додумалась. Отрезала штанины, получились шорты. Вырезала снизу вставку и распорола остаток шва, получилась большая юбка. Ну большая не маленькая. Одела на Татьяну, шпагатом затянула на талии. Ничего, всё прикрыто, прилично и теплее чем в трусиках. Занялась младшей. Штанины распорола, с одной стороны каждую. Сделала ножом дырочки и одела как штору на шпагат. Шпагатом обернула Катю. Вот мои девчонки и приоделись. Теперь не стесняясь и не смущаясь они смогли снять мокрые купальники и развесить их чтоб хоть немного подсохли и не морозили девочек.
Я встала, отдала водителю нож. Оглянулась. Вот так. С одного взгляда я поняла - это моя семья. И ни куда и ни кому я не отдам этих девочек. В очередном смс написала мужу о прибавлении семейства. Думаю он оценит и похвалит.
Похвала любимого мужа. Как много это для меня значит. Его спасибо за обед или за по-мощь по хозяйству спасибо. Миллионов не надо - лишь бы слышать его спасибо. Как мно-го в этом слове любви и благодарности. Вот сказали тебе спасибо и ты знаешь - твой труд замечен, похвален и оценен. И розы в душе распустились.
Спасибо и вам, что всё это читаете, а значит и сопереживаете. Спасибо.
Пока я всем этим занималась, автобус подъехал к развилке. Остановился , чтобы посмот-реть, куда ехать. Знак то был. Точнее даже не знак, а целый щит. Но он лежал на земле, и чтобы прочитать, его надо было приподнять.
Но тут раздались выстрелы. Посыпались стёкла. Одно лобовое, рядом с водителем , а вто-рое боковое. там где сидел дедушка с внуками.
Один из внуков спал, свернувшись калачиком на сиденье у окна. Стекло разлетелось на мелкие кусочки и этими осколками сильно посекло лицо и руки мальчугана. Он в испуге вскочил и хотел кричать. Но дедушки его перехватил и стал прижимать к полу, чтоб мальчуган не попал под пули. Малыш сначала вырывался но потом затих и лежал тихонь-ко.
Мы все попадали на пол и лежали ждали что будет дальше. Выстрелов не было. Мы про-лежали минут пятнадцать, но ни чего не изменилось.
Водитель решил посмотреть что с автобусом, да и вообще осмотреться. Открыл дверь и тихонько вышел. Мы все зашевелились. Но вставать ни кто не решился. Все сидели на полу. А вот следующая секунда всех повергла в шок и ужас.
Послышался небольшой стук и окрик:
- Руки! Руки в верх! Вперёд!
В автобус, по ступенькам, с поднятыми руками, медленно зашёл водитель. За ним солдат нац. гвардии. Форма была не обычная но с нашивками, флагами и эмблемами. Но внешне он был какой то не такой. Почему? Стало стразу понятно, когда он заговорил. Это был немец! Говорил на русском он не плохо, но всё же некоторые слова безбожно коверкал.
- Комхе! Бистро! Бистро! - крикнул он на улицу.
Я уж подумала своих зовёт, но нет. Зашёл мальчик лет 7-9.
- Вот ваш москаль. Забери, потерялса. Дома у меня такой киндер тоже! Вы плохо сюда ехать. Здесь пост. Разведка. Гвардия охранять свой город. Куда ты ехать? (Водитель мол-чал). Ростоф нельзя. Война, бандит. Дорога Крым туда.- И ткнул автоматом в сторону до-роги и на право. - Но ждать час обед, а то пуф.
Солдат вышел. Водитель опустил руки и потянув за тряпьё, усадил мальчика на пол.
За тряпьё - это по тому что одет мальчуган был в драные обноски. Солдатский бушлат был с дырками, в бурых и чёрных пятнах. Штаны подвёрнуты до колен и держались на верёвке, перекинутой через шею.
Тут раздался шум и гул. По дороге, до которой мы немного не доехали, с лева на право, двигалась колонна танков, машин, самоходок и катюш. Колонна была довольно большая, но скоро она вся прошла и наступила тишина. Мы стали подниматься с пола, отряхивать-ся. Водитель отвёл мальчонку к дедушке и посадил вместе со своими мальчиками. Дети признали его за равного, перезнакомились. Так мы и узнали что зовут мальчика Вова, ему 9 лет. Сам он местный. Но из его семьи ни кого не осталось. Все погибли во время обстрелов.
Мы уже начали поговаривать что пора ехать, но водитель сказал что есть причины по ко-торым ехать рано.
- Первая, это то что сказал фашист, ехать только через час. Второе, пока здесь тихо - надо покушать. И третье, самое неприятное, нам прострелили колесо и мы пока ехать не смо-жем.
Все вышли на улицу из автобуса. Расположились на лужайке, на обочине дороги. Две женщины наломали веток с ближайших кустов и пошли выметать стёкла из автобуса. А так как наша одежда и обувь были более домашнего вида, то по стёклам ходить было опасно. Остальные женщины стали срочно готовить бутерброды и открывать консервы.
Водитель и его отец стали готовить всё для замены колеса. Но они ни чего не успели сде-лать, так как на дороге послышался гул приближающегося автомобиля. Мы все в страхе попадали на траву и затихли.
Раздались выстрелы. Автоматные очереди. Взрыв на дороге, перед едущим КамАЗом. Визг тормозов, машину занесло и она слетев с дороги замерла в кювете. Машину окружи-ли солдаты с оружием. Двое подошли и вытащили водителя и офицера из машины. Их связали, хоть они и не сопротивлялись. Двое других полезли в кузов. Один сорвал Укра-инский флаг с кабины. В кузове раздались крики и туда полезли ещё несколько человек, а остальные подняли оружие на изготовку.
Двое солдат выпрыгнули из машины, открыли борт и подавая руки стали снимать с кузо-ва, раненых, искалеченных и связанных солдат.
В итоге мы поняли что ополченцы устроили засаду на эту машину, по их сведениям везу-щую пленных. Теперь в плену остался только офицер. Так как солдат оказался срочником и его сразу развязали и он тут же попросился в ополчение.
После счастливого освобождения пленных, все отправились в нашу сторону. Женщины стали обмывать лица, перевязывать и кормить бутербродами.
Командир подошёл к водителю, переговорил с ним. Водитель позвал меня и далее пере-говоры мы вели втроём.
Офицер долго и обстоятельно расспрашивал кто мы и откуда. Очень удивился когда узнал мою фамилию. Правда не сказал по чему. Потом взял карту и показал водителю правильное направление движения. Сказал что немец тот, наёмник и он направлял нас в сторону Киева. Потом подозвал солдата и приказал выдать всем по банке тушёнки и по булке хлеба. Мы сразу за сопротивлялись, мол мы скоро уже будем в России. и так целый день едем. Но он сказал что путь предстоит трудный и по этому просил не отказываться. И тем более - усмехнулся - солдаты поели все бутерброды.
А солдаты и те что раненые и те что нет, сидели на травке как на пикнике. Сидели между женщин, держали деток на руках. Всё как в мирное время. У многих даже слёзы были на глазах. Ведь их, сугубо мирных людей, заставили взять оружие и мстить за убитых род-ных и близких. За уничтоженное жильё. За потерянный мир.
Прощались не долго. Командир приказал восстановить КамАЗ. И несколько солдат пошли заниматься машиной. А трое ребят похватав инструменты, заменили колесо у нашего автобуса.
Машину вытолкали из канавы. На кабину повесили флаг Донецкой республики. Все сол-даты залезли в кузов. Остались стоять только трое. Солдат водитель, офицер ополчения и офицер нацгвардии. Мы немного испугались - что сейчас будет. Но солдат развязал наци-ку руки. и сел за руль автомобиля. Офицер ополчения сказал
- Иди, иди и думай, с кем ты воюешь, вот с этими детьми и женщинами. Где твоя совесть. Иди и много думай. Я не хотел бы снова встретиться с тобой на этой войне. Ведь второй раз ты можешь и не выжить. До свиданья милые наши женщины.
И машина рванула вперёд. И мы долго стояли и махали руками вслед. Махали даже тогда, когда машина скрылась за поворотом. Махали просто для того чтоб скрыть от детей слё-зы, которые катились сами по себе.
Потом собрали все консервные банки и мусор после нашего пикника. Залезли в автобус.
Водитель завёл и сразу заглушил автобус. Сначала не поняли зачем, а потом посмотрели на улицу.
Офицер сидел на обочине, обхватив голову руками и раскачивался из стороны в сторону.
Я с водителем вышли и пошли к нему.
- Можем ли мы помочь ему? Может его куда довезти?
- Мне не куда идти. Я останусь здесь. Езжайте. Через час или даже меньше, здесь пройдёт колонна армии. Они его подберут.
Честно говоря мы немного испугались и пошли быстро в автобус. Не долго думая заве-лись и тронулись в указанном нам офицером направлении.
Для меня это стало огромным потрясением и удивлением, когда мы проезжали через раз-валины какого то бывшего села. И это было Моё село. Как всё изменилось вокруг. И не только в бывшем силе но и в округе.
Мы целый день ехали в Россию, а приехали в ту же точку из которой выехали. Ужас.
Теперь понятно почему офицер так подозрительно смотрел на нас когда мы рассказывали от куда мы. Остаётся только загадкой почему его так удивила моя фамилия. Но это навер-но я ни когда не узнаю.
Хорошо Антошка играет с девочками. Они из палочек и тряпочек сделали кукол и игра-лись ими. Хотя он наверное и не узнал бы в этих развалинах - некогда цветущее село.
Из села мы выехали по другой дороге. автобус поднялся на пригорок. И тут всех привлек-ли остовы машин и другой техники. На самом пригорке, у дороги и на обочине стояли разбитые БТРы и катюши.
До меня дошло и во мне взыграло злорадство. Это те катюши, что уничтожили наше село. И кто то нашёлся. Нашёлся тот кто отомстил за нас. я вслух громко сказала
- Так им и надо.
А потом подумала, может и мой муж приложил к этому руку. Может это он со своими друзьями отомстил за нас, за родителей и за всё село.
Ведь не зря судьба привела нас на это место. Ни каким умом не понять, почему мы опять здесь? Почему мы не доехали до России, но доехали до этого места? Как такое могло слу-читься?
И тут ожил мой мобильник. Эсэмэски посыпались как из рога изобилия.
Телефон 066 - - - - - - - -- снова на связи.
Смс доставлен.
Смс доставлен.
Смс доставлен.
Смс доставлен.
И ещё СМС за которую я согласна отдать пол жизни
- Жив. Здоров. Спасибо за всё. Целую. Пиши.

Вот я и пишу. тетрадь для вас. СМС для него..........

Серёга.
Вечерело. Мы медленно ехали по просёлочной дороге на которую нас согнали БТРы - ехавшие по большаку. Нас чуть не сбили. Наш водитель просто виртуозно съехал с дороги между двух деревьев. Впереди была просёлочная дорога, мы выехали на неё и так как она почти параллельно шла вдоль трассы, автобус двигался по ней. Местами дорога была асфальтирована. Это дало нам повод думать что это старая дорога и ведёт она в том же направлении что и большак. Водитель остановился и спросил нас - ехать по дороге дальше или всё же дождаться пока на большой дороге всё затихнет. Мы так долго уже едем что было решено ехать пока совсем не стемнеет. Автобус тронулся и медленно покачиваясь, как бы нехотя пополз по дороге. За лесопосадкой проносились грузовики. Некоторые натужно пыхтя везли технику, оружие, питание, а какие быстро мчали назад, со спешно нарисованными крестами, увозя к спасительному миру тех - кто уже получил свою порцию горя, боли, тоски и печали. Таких было много и их было искренне жалко. Молодые парни - получившие то - чего многие не видели и за сто лет своей жизни.
Последнее что мы разглядели на дороге в сгущающихся сумерках - это два КАМАЗа, едущие в одном направлении. Первый с Украинским флагом, второй с флагом Донецкой республики. Мы были беженцы и нам не хотелось встречаться ни с теми, ни с другими.
Национальную гвардию мы ненавидели, так как они выгнали нас - мирных людей на улицу из своих собственных домов. А ополченцев недолюбливали за то что они не смогли нас защитить.
Многие говорят что ополченцы нас грабили и издевались. БРЕХНЯ. Я вам честно скажу. Я для них всё отдавала сама. До тех пор пока был дом, был подвал. Я их подкармливала. Давала закатки, варенье, хлеб и сладости. Кормила борщами тех кто прятался в лесах от призыва в нац гвардию. Это люди которые пытаются защитить нас от националистов, фа-шистов и просто маньяков фанатиков. Я много слышала о том, что творят эти изверги. Но ещё больше ужасов - я увидела пока ехала в этом автобусе.
Хотя и среди нациков видела много горя. Были такие, кто не хотели воевать. Их пугали тем что убьют их родных и любимых. Их били свои же. Над ними издевались в открытую, доводя их психику до бешенства. И потом эти ребята, с выпученными глазами кидались на всё и на всех.
Я отвлеклась.
Большак от нашей дороги отделяла посадка из трёх - четырёх деревьев. Среди них мель-кали какие-то тени - а может и не тени. Темно. Фары включать нельзя. На свет сразу при-летят - нет не комары и мошки - а пули и снаряды. Водитель даже на панель приборов на-кидывал тряпку, что бы свет от лампочек не освещал его лицо и грудь. Да и фара у нас осталась всего одна. Остальные разбиты при предыдущем обстреле, как и два окна нашего автобуса. В разбитые окна дует. Детей кутаем и прячем. Но из за сквозняка все сопливят. Малышам трудней всего. Днём жара и сквозняк. Ночью сырость, утренняя свежесть и сквозняк. При этом весь день в автобусе. Остановки только в туалет или при обстреле. Во время последнего обстрела, в ногу, ранили девятилетнего Вову.
Он стоял на ступеньке автобуса и ждал когда отойдёт в сторону бабушка. Которая мед-ленно спускалась впереди. Раздался щелчок и мальчик присел. Широко открытыми глаза-ми, полными ужаса и страха, он смотрел на нас. Я сразу всё поняла. Громко крикнула Ле-жать и бросилась, толкая всех на землю, к малышу. Все по падали. Я схватила мальчика и отнесла в кусты. Это потом я думала как я смогла поднять и нести пацанёнка. А тогда только одна мысль - Жив ли?
Вова жив. Рана в ногу. Чуть выше колена. Вскользь. Крови не много. Даже перетягивать не стали. Обтёрли об юбку пару листов подорожника. Поплевали на них и привязали к ране. Вова молодец. Слёзы текли, но не издал ни звука. Тут мы просидели больше часа. Боясь что снайпер где-то рядом и угрожает нам. Только потом поехали дальше.
Наши дети сильно повзрослели за эти сутки, что мы в пути. Вообще этот путь до России люди проезжают за несколько часов. Для нас это первая ночь и почти сутки пути. Но про-ехали мы по этому пути, слишком мало. То солдаты, то налёты. А то известие что посёлок в пути занят нациками и мы едем в объезд или назад.
Дорога стала по ровней. Наверно асфальт. Но она стала поворачивать левее и левее. Во-круг поднялся лес - автобус остановился. Далеко от большака уезжать нельзя. Автобусу нужно горючее, а его можно купить только на трассе. Кстати на горючее пришлось всем скидываться. По этому мы и организовали маленький совет и решаем сообща ехать или не ехать далее. Двигатель заглушили. Стали прислушиваться - тишина. Неслышно ни машин ни деревенских звуков. Где мы? Неизвестно. Решили до утра не двигаться и спокойно отоспаться. Не заводя автобус скатились под уклон. Все стали расходиться по своим местам. Вдруг все зашикали. Тише. Тише. Рядом с автобусом шли военные.
Автобус стоял носом в кювете и был похож на разбитый. Наверно по этому на него не обратили особого внимания. Из обрывков разговоров мы поняли что солдаты решили сделать привал недалеко от автобуса в лесочке, а сам автобус если что использовать как блок - пост.
Знать бы кто это? Ополченцы или нацики или ещё какая банда. Сейчас тут много разной швали бегает. Анархия. Солдаты бегут в леса, призывники бегут в леса. Чтоб не воевать.
В лесах создают свои отряды и воюют с фанатами и фашистами. Смешно и горько так думать и говорить. Наши не наши? Все мы Украинцы, соседи по областям. Славяне. Как так вышло что мы сами себя бьём и гоним и в хвост и в гриву? Маразм! Обидно до слёз. Но слёз уже нет. Как нет и воды в наших бутылках. Думали ночью найдём где пополнить запасы воды. Теперь придётся сидеть тихо, прикрывать детям рты и контролировать чтоб ни дай Бог не заплакали кто из детей или не чихнул.
Солдаты расположились недалеко от нас. Разговоры их были невнятны, но огоньки от сигарет видны хорошо. Было человек пятьдесят. Возле автобуса залегли двое, с прибором ночного видения и со снайперской винтовкой. Солдаты между собой перешёптывались. Мы поняли что это ополченцы. Но выдавать себя мы не хотели. Думали что они перекурят и уйдут. До утра бы дожить, а там быстрей и по дальше.
И тут началось.
- Лёха! Слышишь? Там кто то есть.
- Де?
- Та у тому лесочку.
- Ни чего не чую.
- Да ото там. Да тебе ж медведь ухо отдавил. Он в лесу, на против большой сосны.
- Та тише ты.
- Сам тише. Я кого-то чую.
Это они переговаривались лёжа у автобуса. Немного затихли, прислушиваясь. и тут всех нас в шок бросил крик одного из них.
- Серёгааааааа, - тишина, - Серёга, Семёнов.
Сдавленный шёпот его товарища - Чо ты орёшь.
Но ещё больший шок - это ответ от туда, из темноты.
- Га?
- Так то ты или нет? А я лежу та слушаю, кум балакае. Та где ж он взялся? Вин же дома на сели, хозяйство ведет.
Этот парень ( по голосу поняла что молодой), поднялся и вышел из за автобуса. Правда его пытался удержать второй, но безрезультатно.
В свете луны было видно как он вышел на дорогу и стоял с широко распростёртыми ру-ками.
- Ну и де ты?
В кустах, напротив раздалась возня и шёпот, от туда вышел большой и широкий детина. Он пошёл на встречу, и они прямо на дороге стали обниматься, хлопая друг друга по пле-чам. Потом обнялись и постояли с пол минуты так.
- Ну как ты?
- Да вот воюем.
- А тут каким ветром?
- Та снова отступаем. Ми вообще, то вперед, то назад, То мы громим, то нас. Вот сейчас нас били мы отступаем.
- А ты с кем?
- Я с гвардиею! А ты?
- А я нашу с тобой землю защищаю
Тут небольшая возня и шаги в сторону автобуса.
- Стой Серёга. Ты куда?
- Так твои ж пристрелят.
- Мои? Та кто посмеет в моего наилучшего друга та кума стрелять? Та ни когда.
- Даааа! Знаемо!
- А ты как у гвардии?
- Ну ты как с женою и с крестником выехал до города, на другой день меня в армию и за-брали. И тебе искали. Сказали на десять дней. А я тут уже месяц. Я ж хороший тракторист был, вот меня и впихнули до танка. А ты?
- А что я? В городе мы у её тётки жили. Всё б ни чего. Так тут обстрелы начались. Мы в подвали прятались. Три дня, то вдень то всю ночь в нас из Градов стреляли. Много люду полегло. Чего в нас стреляли не ясно? На субботу с утра ни грохота ни взрывов. Я во дво-ре крышу починяв, То что осколками побило. Шиферину снял, стал другую ставить. Галя с Серёжкой до магазина пошли. Оххххх! Я всё сам видел. Как в кино. Я на крыше. А они идут и мне руками машут, издалека. Тут вой сирен и с неба самолёт. И гул и вой. Дол-гооооооо долгоооооо. Почти столетие - падает бомба. Я её вижу. Она воет и падает. А они стоят и мне машут. Я ору. А они стоят. Тут Галя встрепенулась почуяв не ладное или видя мой ужас на лице. Я с крыши вниз. Галя Серёжу к себе прижала. Я их вижу. А они стоят. А она воет и падает. Из нашего, Украинского самолёта на нас Украинцев. Я к забору.
Бабахххххххх!!!!!!!!!!
Я за ворота. Меня волной обратно. Вскочил. За ворота. Ааааааааааааааааааааа их нема.
Я туда. Я сюда. Нема ни где. В голове муть. Кровь на губах. Может я сплю. Ни как не могу ни чего понять. Не пойму, были и нет. Как это?
Тут у забора. В тенёчке. Юбка цветастая. Я до неё. То Галя. Она стонет. В животе дыра. Кишки разбросаны. Кровища. Я встал над нею. Ору, реву. Не могу остановиться.
Тут Галюся глаза открыла. Обвела всё взглядом. Меня увидела. И говорит
- Посиди возле меня. Извини меня что сына не уберегла.
И умерла.
Я её голову на колени положил. Так день и ночь просидел. С мёртвою.
На утро поднялся. Собрал её всю. Во двор отнёс. И сссссссссссссына часть нашёл. Тоже во двор снёс. Вырыл большую могилу и всех трёх там похоронил. Я пока до Гали бежал, вторая бомба в дом попала. От тётки тоже почти ни чего не осталось. Так вот все останки закопал. Крест поставил. И пошёл к ополченцам, защищать тех детей и женщин , что ещё живые остались. Теперь все женщины и дети что здесь живут - мне родня. И я их защита и опора. А ты что да как?
- Да шо кум тебе сказать? Забрали на переподготовку на десять дней - вот уже месяц кан-туюсь. Но мне то хоть легче. Посадили в танк, я и катаюсь. Да мщу. У меня ведь тоже ни кого нет. Помнишь у нас между сёлами на пригорке поставили вышку связи. Вот от туда я всё и видел. Я свой танк около вышки в кустах и поставил. Мы окопались. Наёмники по нарыли окопов и ходов. Установили Грады. Приехал тот клятый поляк с английцем. Они долго совещались с нашим командиром.
- А что за поляк?
- Да у нас свой поляк и англиец есть. Они типа советники. А там кто их знает. У поляка в джипе целый чемодан бабского белья. У него длинные светлые волосы. Он и сам как баба. А на нас как на скот орёт. С английцем только на ихнем говорит. А на нашем языке плохо понимает. Да ни кого и не слушает - только орёт. У нас пацан есть, так он немного по их нему понимает. Так вот он говорит что нас называют только быдлом и скотом и ни как иначе. Да и относятся к нам как к рабам или людям третьего сорта.
Так вот они посовещались и после этого долго смотрели в бинокль. Увидели ваш флаг над селищем и приказали бомбить. Из градов по три залпа сделали. Да и танкисты наши неплохо подкинули. В общем неплохо поддали. Я потом сам видел. Камня на камне не оставили.
- О! Так вот кто стрелял по нам?! А вы правее не смотрели? Там помнишь - ставок есть? Так вот мы в этом ставке до ночи сидели. Все триста голов. Пока мирное население уничтожали, мы по горло в воду залезли. Только каски и автоматы над водой. И ни чем помочь не могли, а у нас ни одного раненого. А вот ночью, мы в село выбрались. Там и хоронить то не кого. Ни чего и ни кого от селища не осталось.. Мы от злости в вашу сторону по целому рожку выпустили. Пока командир не прикрикнул. Мы и затихли.
- Да уж, затихли. а кто из градов стрелял? Сначала, были автоматы, а потом пошли Грады. Один залп по нам, но не попали. Метров триста в сторону от нас, а потом как начали по нашему селу палить. Я до утра зарево наблюдал. Нам поляк сказал что вы там специаль-ные бомбы и снаряды использовали. Какие то заражённые, по этому мы в село только через два дня попали.
- Какие у нас Грады? Какие заряды - снаряды? Ты что не понимаешь что мы ополченцы. До того как мы ваш обоз ни захватили, у нас и автоматов то не было. У половины двух стволки и охотничьи ружья. Нас эти сёла кормили и снабжали одеждой и водой. Это когда ваши два КАМАЗа взяли - мы часть продуктов отдали сельчанам. Часть себе оставили и в лесу закопали. Я когда твоим принёс мешок с продуктами, она же тебе звонила.
- Да звонила пару раз. Сказала что какие то Робин Гуды им помогают.
- Во во. То ж мы и были. Я твоих часто навещал. После обстрела я у них был с утра. Ви-дел могилку во дворе? То я твоих так же как и своих похоронил.
- Брешешь!!!!!! Не может этого быть!!!! Мы не могли сами село бомбить.
- А где ваши Грады были?
- Поляк их куда-то гонял после обстрела селища. Вроде за боекомплектом. Правда утром он приехал, а к вечеру и Грады вернулись.
- Вот они то и обстреляли наше село.
- Брешешь! Мы поймали местного. Его поляк допрашивал. Так вот он нам сказал что это вы село разбомбили.
- Серёга! Чем разбомбили? Ты сам слышал что тот местный говорил? Нет? А ты говорил что поляк по нашему плохо понимает. Как же он допрашивал. Дурак ты Серёга. Водит вас за нос ваш поляк.
- Всё равно брешешь! Поляк сказал что это наши ходили вечером наших погибших хоро-нили. А не какие не вы.
- Сейчас темно. Но вот посмотри у меня на шее, на верёвочке два кольца. Вот возьми од-но. Откуда оно у меня? А вот в кармане я зайку ношу. На. Узнаёшь? Эта кровь твоего сы-на. А кольцо твоей жены. Или ты скажешь что я могилы раскопал чтоб это достать? Я мщю нацистам - которые уничтожили наши семьи. А ты? Вот ты видел в селе лежат не разорвавшиеся снаряды? С какой стороны они прилетели? Пока ты в танке прятался, пока они залп рядом с вами положили. они через вашу голову всё наше село как и селище ря-дом - Уничтожили. А ты уши развесил. Брехняяяяяяя! Веришь пшеку, а на своих плюёшь.
Постой Серёга! Ты куда? Ты что - обиделся. да постой ты.
Ну и иди дурак. Иди и думай. Хоть бы обернулся. Всю ночь с ним проговорил, а он тут обиделся. Дуралей.
Над лесом разгоралась заря. Светало. Но вокруг стояла такая тишина - что страшно было дышать. Чтоб нас не услышали. Солдат присел у лежащего с винтовкой снайпера.
Тут в тишине. Крик.
- Прости меня Лёха, и вы люди добрые простите. Не знал я .............
Страшный взрыв, грохот. Столб огня. Взлетающая в верх башня танка. Жар огня. И ещё взрывы.
Парень вскочил на ноги.
- Серёгааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа!!!!!!!!!!!!!!!!!
Автоматная очередь сразила его на повал. В нашем автобусе посыпались стёкла.
Поднялась стрельба. Грохот взрывов.
Стрельба и взрывы переместились вглубь леса. Где, видимо была большая концентрация войск. Из горевшего танка ещё слышались звуки от разрываемых патронов.
После обеда всё стихло. Наши женщины ходили перевязывать раненых, которые лежали по обе стороны от дороги. Потом ополченцы пригнали КамАЗ. Погрузили туда раненых и пленных. Там один из солдат передал письмо матери. Я его дальше приведу. Отправить его так у нас и не получилось.
Автобус мы развернули и вернулись на большак. У дороги на роднике набрали воды. И в четыре часа тронулись в путь. К России. К свободе. К Миру.
Так пошли вторые сутки нашего пути.

Это письмо нам передал ополченец. Оно от пленного солдата нацгвардии Украины.
Но в дороге от дождя, пота и солнце - стёрся адрес. Может кто то в Украине узнает по стилю написания своего Сына. Не бросайте его. Ему плохо. ПОМОГИТЕ.

Мам…..
Какая то мысль крутится в голове…
Всё в сторону.
Взводный приказал стрелять…..
Хочешь жить надо стрелять……
Надо стрелять во всё что движется. Во всё живое.
Вон собака. Может укусить – стреляй. Кошка. Убежит. Пальну в след. Весело. Кошка на дерево. Очередь. Ветки на землю. Кошка в сторону. Очередь. Опять ветки. Очередь Дикое завывание. Очередь. Рыжий комочек скатился на землю. Трупик. Весело. Война не такая страшная, как казалось.
Ой. Что-то мелькнуло. Очередь. Ещё. Три вороны взмыли в небо. Откуда они в сарае? Очередь. Одна камнем вниз Весело.
Какая то мысль крутится в голове……
Сзади, впереди и слева тоже стреляют. Пацаны отпускают шуточки. Очередь. Звенят стёк-ла. Очередь. Заскрипела калитка. Ухнула лимонка. Дверь и рамы вынесло аж на дорогу. Из окна вылетел и упал на дорогу фарфоровый казак. Ха-ха. Весело.
Какая то мысль вертится в голове и не даёт покоя……. Как то мне не по себе. Но чего бо-яться. Боевики отступили. Гвардия вперёд. Здесь ни кого нет и нам, ни кто не угрожает. Вперёд. Очередь. Пыль и тишина. Что-то мелькнуло в окне.
Опять эта мысль. Что то не даёт мне покоя и зудит и гудит. Надо было с утра выпить таб-летку. Я не хлюпик. Но так болит голова. И эта мысль.
Мысль которая вертится и ни как не сформируется во фразу в больной голове. Чтобы её понять.
Опять что-то мелькнуло в окне на веранде. Ребята уходят вперёд. Надо зайти посмотреть – что-то там есть. Мелькнуло в кустах. Выстрел. Заскулила собака. Выстрел. Добил чтоб не мучилась. Опять в окне. Очередь. Стон и тишина.
Она уала из створки двери. Самой двери давно уже нет. Да и стёкол во всём доме тоже.
Но сам дом полностью целый. Почти один на всю улицу.
ТОТ ЖЕ КРАСНЫЙ ХАЛАТ….. Седые волосы……. Тапочки……
МАМА………
Кричу – МААААААААААААМММММММ……
Шум взрыва. Выстрелы. Стон и тишина
Да нет – откуда? Здесь откуда? Не может быть. Да и родни у нас в этом городе нет.
Ну глянь. Подойди. Нет. Страшно. Это страшнее чем дуло смотрящего на тебя автомата.
Да нет. Нет и нет. Не может этого быть.
Шаг. Не она. Ещё шаг. Да точно не она! А вдруг?
Да откуда? Нет! Ещё шаг. Стон!!!!!
Прыжок в сторону и Очередь. Тихий ОХ!!!!! И тишина. По голосу понял. Не она.
Подошёл. Да точно не она. Но как похожа. И тот же халат. И те же тапочки. И фигура и седые волосы. ОНА!?!?
Да нет. Голос не тот. Надо посмотреть в лицо. Но как оторвать взгляд от этих красных пульсирующих дырок на спине. Шаг. Ещё шаг. Ещё. Вздох облегчения. Родинка на щеке.
НЕ ОНА!!!!!!!
Опять эта мысль, не дающая покоя.
Да что эта дура здесь делала? От сюда давно все ушли. Сбежали в свою грёбаную Россию. Чего она тут сидела? Чего ждала. Дура. Напугала. Дура.
И тот же халат и тапочки.
Нет так нельзя. Надо догнать ребят. За месяц на войне не привык к смерти. С ними будет проще и легче. В дом не пойду. Страшно увидеть ещё кого-то.
Ребята уже возвращаются. Улыбаются. Всё тихо. Зачистка прошла нормально. Спросил как у них – всё тихо. Про ма….. Про тётку ничего не говорил. Надо выпить. Глоток другой из фляжки…… Не помогает….
Этот красный халат перед глазами.
Ребята советуют или уколоться или курнуть. Я ни когда не пробовал. Может полегчает?
А если нет? В таком состоянии легко свихнуться.
И этот красный халат и тапочки……
А в след зудящая мысль. И боль в голове.
Боль от выпитого ещё больше.
И эта мысль. Да что же это? Нет времени её до думать. А она как заноза. Ладно – отложим до вечера. Сейчас в расположение. Точнее надо просто выбрать дом где пообедаем и от-дохнём.
Пройдя по улице – взводный ткнул автоматом в тот дом где она лежала.
Что она там делала?
Почему не сбежала? Как было бы хорошо если б она сидела в сарае. Или в том доме куда кинули гранату. Так нет же. Ей надо было сидеть именно в этом доме. Старая дура.
Ну ладно – о мёртвых плохо не говорят.
Сам дурак что туда пошёл. Взводный тоже хорош. Пошёл дальше и мне пришлось туда заходить. Дура. Чего высовывалась? Сядь и сиди. Или лучше сбежала бы со своими в ту Россию. Так нет же. Тут она сидела. В своём красном халате. И в тапочках. Да чего при-цепился к тапочкам? У мамы совсем другого цвета тапочки. А вот халат…….

Хи хи. Как я перепутал старуху со своей мамой. Дибил.
Весело. Но как ребята туда идут. Там же лежит она.
Ха. Как прикольно она там валяется. На боку. Головой вниз со ступенек. И как это весело – красный халат в крови. Во видуха. Ха ха.

От чего же так болит голова? Мне что то совсем плохо. От вида этой крови тошнит. Ха – да я беременный. Во прикол. Расскажу пацанам когда вернутся.
Они Эту потащили за сарай. Сейчас жара. Трупы воняют. Та кошка , что я утром подстре-лил – уже раздулась. Надо бы тоже по дальше унести. Нет сил.
Тут много брошенных кошек и собак. Собаки не лают, вроде как понимают, залай и при-стрелят. Ха ха. Собаки понимают. Прикол. И красный халат в крови. Весело.

Мы обедаем в доме и спать. А мне что то не спиться. Болит голова и красный халат перед глазами. И собака. И кот. И седые волосы на траве.
Задремал.
Вскочил от криков. Все стоят в комнате. Дом окружён. Стреляют над головами. Взводный выкинул в окно свой автомат. Мы сдаёмся. Да да. Вот так. Без единого нашего выстрела.
Ни кого не убив.
Нет. Убив.
Я убил старуху. Перед глазами всегда теперь этот красный халат. И кровь. Кровь - выте-кающая из ран на спине.
Наверно поспав – мне полегчало. Выходя из дома с поднятыми руками я понял что у меня не болит голова. И я наконец могу додумать ту мысль что сверлила мой мозг целый день.
Меня как окатило.
Я понял.
Я опустил руки и сел на ступеньки. На то самое место где Она лежала.
И я засмеялся. Я смеялся взахлёб. Я понял. Я додумал эту мысль. Оказалось всё очень просто.
Они здесь жили. И кот. И собака. И эта женщина. Они местные. И они не куда не бежали из Своего дома. Это я пришёл. И я стрелял. И я их убил.
А они были просто у себя дома. В халате и тапочках.
Дома. Как мама и как тысячи других женщин. А я их убил.
Я уже не смеюсь.
Кто меня сюда звал? - Приказали!
Зачем стрелял? – Приказали!
Но мог же не убивать? Тогда бы убили моих маму и сестру и отца.
Я не мог не стрелять! Мне приказали.

От этой мысли мне стало немного легче.
Но ведь это тоже была чья то мать.
И в голове темнее чем в том сарае где нас держат.
Нас кормят. Выводят во двор.
Такой же дворик как и там. Где лежала эта Чья то Мать.

Какие то люди на меня смотрели. И сказали что я отвоевался.
Значит скоро домой. Забери меня от сюда

МАМ………

Очередной рассказ.
Вспоминать и описывать тяжело. Но вы себе не представляете как это быть свидетелем этих трагических событий.
Глаза и поступки детей - такие взрослые и такие искренние. Верящие в чудо и в то что взрослые всё правильно сделают.
Хочу рассказать историю одной семьи, которую мы подобрали по пути следования наше-го многострадального автобуса.
С утра автобус выехал из леса, где мы пережидали артобстрел. И где почти над нашими головами проносились светящиеся снаряды катюш. Дорога была грунтовой и по этому автобус ехал не быстро. Где-то через пол часа пути на дороге появился вооружённый человек. Он сказал нашему водителю не спешить. В ближайшей станице идёт бой. Мы ждали пока ополченцу позвонили. Он зашёл в автобус и сказал что нацгвардия захватила станицу впереди, но через два часа ополченцы вернули станицу себе. Так же сказал чтоб мы не останавливались и быстро проезжали вперёд к границе. Армия может опять атаковать.
Посёлок был довольно большой, но названия его я не знаю. Развалины домов начались сразу. Убитые солдаты и ополченцы лежали по обочинам. Некоторые дома горели или просто дымились. Живых ни кого не было видно. Некоторые женщины в автобусе начали причитать. Их одёргивали, но не резко. Все понимали - это нервы.
Армия в посёлке была всего 2 часа, но на площади уже лежали расстрелянные пятеро по-жилых мужчин, при этом один из них был в пижаме.
Центральная улица, по которой мы ехали, была практически вся уничтожена. Даже уце-левших стен от домов было мало. Были дворы, где среди убитых людей, лежали трупы коров, кур и свиней.
Подъезжая уже к окраине услышали громкие причитания и плач, попросили водителя ос-тановиться. Автобус встал. Открыли двери. Женщины вышли на улицу. Во дворе, над убитым мужчиной голосила женщина. Её попытались поднять, но она снова и снова падала на окровавленное тело мужа.
Принесли из колодца воды и стали её поливать. Умыли. Женщину отпустило. Ехать она с нами отказалась, мол тут мужа схороню, да и сама век доживу. Тут кров надо восстанав-ливать, живность тоже не бросишь.
Мы стали собираться. Набрали во все бутылки воды. отошли за автобус по маленькому.
Только присела как возле меня возник мальчик, лет 7-8. Он был весь в саже, с просту-пающим через грязь большим синяком под глазом. Глянул на меня своими серьёзными и взрослыми глазами, отвернулся и отошёл. Я оправилась и подошла к нему. Он глянул на меня, взял за руку и повёл на другую сторону улицы. Я позвала с собой женщин.
Мы вошли на соседний двор, заваленный соломой, курами и кирпичом. Мальчик остано-вился и подняв руку куда-то показал. По его лицу бежали слёзы, но он молчал. Среди все-го этого мусора и хаоса трудно было различить распростёртые на земле тела. Мы подошли ближе.
Картина была не для слабонервных.
За небольшой ямой, видимо от взрыва, на земле лежал обезглавленный труп мужчины. На нём, сверху лежала и тихо стонала женщина. Всё её тело было иссечено осколками. Платье местами было обгорелое и тлело. Кто то пошёл за водой к колодцу. А мы постарались максимально осторожно сорвать с женщины тлеющие тряпки. Затем стали вытаскивать из тела - торчащие осколки. Мальчик присел возле матери и тихо плакал, гладя раненую по голове. Одна из женщин повела его в автобус и передала его раненым на поруки. Водителя взяла с собой, чтобы донести раненую в автобус.
В это время, женщину стали обтирать мокрой тряпкой. Стирая сажу и кровь с её тела. Да-ли возможность попить из ладони. Женщина начала приходить в себя. Из валяющегося тряпья нашли более менее целый халат, чтобы прикрыть раненую.
Как только женщина пришла в себя, она попробовала подняться, но это не получилось. Ран на теле было много. Да и осколки мы вытащили не все, а только те что были видны. Женщина захрипела и стала тянуть руки в сторону развалин сарая и даже попыталась ползти. Водитель и женщины стали осторожно поднимать её, а я пошла в указанную сто-рону.
У груды кирпичей, бывшей когда-то сараем, лежала куча тряпья. Я наклонилась и стала медленно разгребать мусор. Оглянулась на женщину. Та с мольбой смотрела на меня. Слёзы текли по её щекам.
Я принялась работать быстрее. И тут комок мусора дёрнулся и я еле успела схватить за руку кричащую и бьющуюся в истерике девчушку. Я обхватила её и сильно прижала к груди. Дитё ещё побилось и затихло. Я её почти несла к стонущей матери. Девочка выла - мать стонала. Женщины подхватили.
Девочка - подросток, лет тринадцати. Худая, грязная в саже и в КРОВИ. В крови все ноги. Видя всё это женщины и мать завыли ещё громче.
ДИТЁ ИЗНАСИЛОВАЛИ. И скорей всего на глазах матери и брата. Вот откуда и у девоч-ки, и у мальчонки синяки под глазами. Видимо она сопротивлялась, а он её защищал.
Водитель прикрикнул что надо быстрее ехать от сюда пока всех не накрыло.
Женщины по притихли, и стали обмывать девочку. Потом нашли какое-то тряпьё и одели на неё.
Мы повели спасённых к автобусу. Девочка всё время жалась к матери и скулила. Это нельзя назвать по другому.
Вы только не забывайте, тут как на войне. Не вдалеке уже слышались выстрелы, а далеко гремела канонада. Мы просто понесли женщину в автобус. Слава богу у нас не было ле-жачих раненых. Женщину уложили на заднем сиденье. Мальчик сел на ступеньке у двери и взял мать за руку. Девочка села в ногах у матери. Зарылась в своё тряпьё и молча смот-рела на ноги. Я села рядом с девочкой. Моя детвора сидела в центре автобуса, я их видела и не переживала. Но что то было не так с девчушкой. Автобус трясло и на каждой кочке она вздрагивала. Девочка наклонилась, и просто упала на ноги матери. Я стала её рас-сматривать. Она не спала а была без сознания. И тут я заметила лужу тёмной крови на си-денье. Это было кровотечение - по женски. Я попросила женщину и мы вдвоём соорудили из паралона из моего лифчика и подола её юбки что-то похожее на прокладку и трусики.
Мальчик, держал руку матери и руку сестры. У него был серьёзный мужской взгляд. Ко-торый он отводил в сторону от обнажённого тела сестры, пока мы ей занимались.
До границы вроде ни чего не происходило. Если не считать что девочка несколько раз теряла сознание , а ко времени приезда она уже почти синела и всё было в крови.
Вскоре мы пересекли границу с Россией. Все вздохнули с небольшим облегчением. С не-большим потому что среди нас были раненые и больные. У нас на руках была сильно из-раненная женщина и её истекающая кровью - дочь.
Автобус подъехал к палаточному городку беженцев и замер. Наверное и он понял что вы-полнил возложенную на него миссию и заглох.
Нас встретил Командир Российской армии. Поприветствовал в дружественной стране. Сказал что мы останемся в палаточном городке до завтра, так как автобус с беженцами уехал в город и вернётся завтра. Командир спросил есть ли какие проблемы и предложил расположиться в ближайшей палатке и сказал что через час нас накормят.
Но как только он замолчал - загалдели хором мы. Завтра так завтра, но у нас раненые и есть тяжёлые.
Командир вышел из автобуса крикнул и к нам побежали три солдата. Женщину и девочку сразу забрали в палатку с красным крестом. Я врачу рассказала вкратце их историю и он пошёл в полевой госпиталь. Остальных - не тяжёлых стал осматривать и перевязывать санитар.
Через некоторое время санитары вынесли на носилках женщину и поставили у палатки. Мальчик сразу подбежал к матери и схватил её за руку. Женщина была очень слаба , но всё же сделала попытку улыбнуться ребёнку. Санитар сказал что раны были не глубокие. Достали из тела шестнадцать мелких осколков. Сделали обезболивающее и теперь её нужно только спать чтобы набраться сил. Носилки подняли и унесли в палатку. Мальчик пошёл с ними , но сразу вернулся. Мать спала, а судьба сестры была не известна.
Время шло. Принесли еду. Мы покормили детей и те тихонько играли в песочнице преду-смотрительно сделанной для них. Самим есть не хотелось.
Наши раненые, уже с настоящими, белыми повязками из бинтов, а не из женских подолов или рубашек сидели на скамьях у палатки. Ни кто не заходил внутрь. Всех томила неиз-вестность. Так все близко к сердцу приняли судьбу этой семьи и этой девочки в частности.
Полог откинулся и вышел врач. Все повернулись и посмотрели на него. Он начал гово-рить.
- Я ни чего не могу сделать. Очень большая потеря крови. Нужна кровь или донор для прямого переливания.
Если б вы видели!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Встали все. Оголённые по локоть руки потянулись к доктору.
- У неё редкая группа крови. У раненых и больных брать не будем. Санитар пусть отберёт тех кто сможет сдать пробу на группу.
Из всех нас, ехавших в автобусе без единого стекла, Подошли только две женщины. Но за нами в палатку зашёл и брат девочки.
Пока проверяли пробы, мы вышли во двор. Вышел санитар и сказал что ни чья кровь не подходит кроме брата.
Мальчонка вздохнул, поднялся и стал подходить к каждому из нас.
Он сказал каждому - Спасибо что помогли. До свиданье.
После обхода он зашёл в госпиталь.

=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-==-=-=-=-=-==-==--=--=--=--
Время тянулось бесконечно долго.
Наконец то вышел врач, улыбнулся и сказал одно слово:
- Выживет.
Все радостно зашептались. Живы. Живы.
Санитар вынес и посадил на скамейку рядом с доктором мальчика. Он был очень слаб. Рука забинтована. Санитар пошёл за чаем.
Мальчонка облокотился на врача и спросил:
- Дядя Витя, и когда я уже умру.
Он подумал что он отдал всю свою кровь для сестры, и теперь умрёт. Он нам не просто говорил нам До свиданья. Он прощался со всеми и на всегда.
Женщины кинулись со слезами к мальчонке, стали наперебой объяснять что он будет жить и с сестрой и с мамой.

Этот герой жертвовал собой ради жизни сестры. Он нашёл нас когда плохо было его ма-тери. Была бы моя воля, я бы дала ему самый большой орден или медаль. За то что он в свои 7 лет пошёл на такую жертву.
Мать может гордится таким Сыном.

Три дня в пути. Та дорога что рассчитана на часы, продлилась три дня.
Три раза я получала по вечерам весточку. Муж жив.
Вечер в лагере, а на утро в город. Нас оформили, сфотографировали. Дочек записала на свою фамилию и дала отчество мужа. Мы семья.
А к вечере новая новость. И хорошая а не очень. Как посмотреть.
Мой муж командир отряда ополченцев. и сейчас с не очень тяжёлым ранением едет сюда, в этот город.
Так что завтра вся моя семья будет в сборе. Чего и вам всем желаю.