03. Эра счастья

3

Мой прибор давал сигнал тревоги:

«У поэта воспалился сплин,

снизились в душе энерготоки,

загрустил в унынии один».

Делал я бросок и лейку в ухо,

ум поэту тут же прочищал:

«Это помощь, чувачок, спакуха!

У меня и без тебя аврал.

Знаешь, друг сердечный, ты опасен!

Неужели дождь не излечил?

Твой недуг душевный, в общем, ясен.

Интересно, где ты в дождик был?

Я тебя воспитывать не буду.

Ты уже большой – напрасен труд.

Что, поэт, когда свершилось чудо

и все люди в радости живут,

лирой воспевать начнёшь страданья?

Что за бред? Ну что за ерунда?

Что за нехорошие желанья?

Если так тебе нужна борьба,

запишись в спортклуб, борьбой фривольной

ты всерьёз, как следует, займись.

На ковре, хоть тяжко будет, больно,

ты борись, дружок, себе борись.

Важно доказать коллегам, миру –

ты оригинален и не прост?

Трудным словом ты замучил лиру,

ерунду читая в полный рост.

Выбрось с лёгким сердцем ересь в топку,

хоть упрям ты, братец, и ершист.

Ты пересолил свою похлебку.

Только ясно – ты души садист!

Ты переборщил – никто не въехал

в откровений узкие врата.

Строчки, словно крепкие орехи,

не раскусишь, не поймёшь, что там.

А частенько там труха и пусто,

предрассудки, страхи, смерти лик.

Не пиши так больше – очень грустно.

Поменяй профессию, мужик!"

***

Как-то раз пришла к нам анонимка.

Всем отделом прочитали вслух:

Приходите в тайный клуб "Грустинка".

Вредных мыслей там полно как мух".

Так пошли мы в этот клуб для грустных.

Был с трибуной, с залом и с пивной.

Свечи на столах горели тускло.

Пол покрыт был жёлтою листвой.

Там в миноре роботы играли,

и статуя плакала в углу.

Воздух вентиляторы гоняли.

И шуршали листья на полу.

Там читали грустные поэты

публике слезливый криминал

про печаль в душе, про пистолеты,

где всегда трагический финал.

Многие «Грустинку» посещали,

приходили малость погрустить.

Все печали в клубе оставляли,

чтоб в семью отраву не тащить.

Большинство, конечно, приходило,

чтоб поэтов молча пожалеть.

Полный зал – пиитам это льстило,

начинали глазки их блестеть.

И внушали полные аншлаги

профпригодность лирикам всегда.

И дрожали от восторга баки,

и тряслась от счастья борода.