Сказ про порядки и князя тутомовского Шурая гаишного

Потащили несчастную Докотру в темницу лютую. Но есть на свете голуби мира и совы премудрые, и не оставили Духи светлые подругу свою бескорыстную. Ибо когда пала Докотра полубесчувственная на землю твёрдую, то спугались идолы поганые личной своей ответственности за чернуху заказанную против личности столь в округе видной, и вызвали помощь скорую да медицинскую. Так Докотра до подвала поганого и не доехала, оказавшись в палате светлой, среди людей ласковых да заботливых.

Но тогда злыдни лютые стали стеречь выхода её из учреждения медицинского, дабы ухватить за телеса её и таки сотворить злозадуманное.

Так оставим мы её пока в положении энтом, а перенесёмся своим рассказом в другие палаты, тоже каменные.

******


Сказ о Доме гаишном, дороги стерегущем

А Княжил в Доме сынов отваги том, и отцом им во всём был сын Фирса, князь Шурай. Росту он был великого, ума глубокого и проницательного, а нраву дюже до своих заботливого. И был сей муж сановный хозяйственности необъятной, и от природы к строительству склонный. Так положил он целью себе Дом прекрасный для Службы гаишной возвести, да и не токма Дом, а подворье цельное, чтоб там служивые и с гаражами, и со стадионом, и со станциями диагностики разместились многоразными так, яко в других губерниях и помыслить не могли бы.

Возведено ужо было на краю города на пустыре великом зданий несколько предтечей его, тоже князем видным и строительно - хозяйственном. Не на пустое место пришёл Шурай княжить, подвиг свой служить, было с кого и пример брать. Но злыдни поганые из града Белого – столицы Глобуса не соглашали в Тутомове хорошему быть, зажимали дозволы свои бесценные на стройку сию великую. Ан пошёл Шурай против зла сього битыся. И вот что придумалось ему - строили всё без узгоды Белокаменной, на деньги в долги взятые под честны слова из знатных уст дадены: "Всё равно порешаю" Шурая в залог положенные.

Строитель же, в миру звавшийся Васька- подрядчик переживал люто за долги энти, бо он и сам для стройки той долгов набрался, и чтоб Шурай от слов своих отойти не смог - диктофон клятый пронёс в здание священное Дома гаишного и срам имел беседы записывать.

А про что ж велись беседы те значимыя? Поначалу как князь Шурай по телефону с градом Белокаменным балакал, где начальство отказ ему полный вчинило в дозволе своём. И тут как раз Васька - подрядчик, в присутствии наблюдавший, воскликнул: "А шо ж мы делать будем-то", бо экскаваторы под окно подогнал в час энтот. И ответил ему Шурай, строго в очи несмышлёныша глядучи: "Что делать? Что делать? Иди, Вася, фундамент рой, без тебя разберёмся". Так и пошёл Вася чрез минуту опосля запрета Белокаменной фундамент в земле выгрызаты для здания роты град стерегушей, да тира в подвале дуже по задумкам современного - с силуэтами беглыми.

Но не знал по началу Шурай – князь про записи те позорные - диктофонные, а как Васька-подрядчик невольно сам раскрыл такое - як для доказу, шо сроки расплат, Шураевым словом встановленные, дюже просрочены, а процент-то капает, хоть в петлю лезай. Но люто князь возмутился поступку странному, в кругах осуждаемому, и велел Ваську того наглого да докучливого и в здание не пущать более, тем паче, что стены ужо и воздвигнуты. И стал князь другого подрядчика на отделку искать внутренню, дабы достроить ужо раз начатое. И нашёл таки нового, орла достойного – Югася Аптекаря. Кличку ту Югась аптекарную себе по жизни от того добыл, что за труды свои праведные однажды в оплату аптеки принял, в имуществе теперь заметные, не столь прибылью, сколь хлопотами да вопросами.

Так вот строили те подрядчики, строили, а всё ж дело своё доделали – Дом гаишный стал на въезде в Тутомов яко крепость прекрасная, заборами высоко- бетонными закрытая, дорогами асфальтными обрамлённая, воротами дистанционными не посрамлённая, газонами розовыми, да деревцами прикрашенная.

Стали тогда на дело уже сделанное разные министры приезжать - ленточку резать, торжественно подворье открывая для красоты свечения лица своего.

И был случай дюже интересный, как в канун приезда министерского задумали ещё и одну дорогу подворья прикрасить ёлками вдоль растущими, а другую – каштанами. Сказано - сделано.

И поехали гайцы бравые в лесничество ближайшее, вырыли из земли дюже спешно деревья немалые, а потом ещё и в подворье гаишном в ту же ночь их в землю позатыкали. Всю ночь они ёлки с каштанами таскали да поливали, но к приезду министрскому с ног валились, дюже хвоей пахли, но в срок управились. И в такой энергии могучей гайцы сей подвиг флористический сотворили, что деревья всю силу энту на себя впитали, и кто б подумать мог – прижились все до единного деревца малого, не усохнув. И поныне подворье то гаишное аллеи си собой прикрашают.

Но были в том строительстве и недосмотры с проглядами великие – в тир мультимедийный заместо плиты пули принимающей бетона крепчайшего, поставили хлипкую, в миг и рассыпавшуюся от первых пуль попаданий. Пришлось Югасику- Аптекарю в сраме переделывать, дабы головы не лишиться с позором превеликим.

Не токма министр на открытие подворья оного поспешил лицо своё с фоном благостным обществу представить, как соучастника свершения великого, но и мэр города Тутомова, и Губернатор губернии Тутомовской, и председатель тутомовской общины, и Генерал- Губернатор службы повесместно- гаишной прискакал из Белокаменной, и председатель партии правящей, и премьер- министр стороны энтой. Все поспешили на открытие подворья сего без единого дозволу сотворённое, даже адреса не имеючее. Но не вместе-то прибывали гости сии знатные, да дюже почётные, а раздельно, каждый со своими кинокамерами и с репортёрами личными.

Дабы в мудрости дружить с миром со всем, и не обнести чаркою гостей подъезжающих, то подворье энто торжественно открывалось разами многими, и всё под музыку и с банкетами неприменными, и с репортажами в новостях. Так что праздный зрительствующий решил бы, что в Тутомове Дворцов гаишных по периметру града того установлено, с какой дороги ни подъехай, но все похожие, однотипные.

Ежели у вас есть миска борща наваристого, то должно иметь и ложку под стать, дабы хлебать с удовольствием. Поэтому в подвале Главного Дома подворья энтого - гаишного задумал князь Шурай разместить парилку мраморну, с бассейном, как в учебниках истории им в детстве видено, да с бильярдом обязательным для гостей почётных, дабы общатыся с ними как хозяин достойный, а не нищеброд обычаев не чтящий, да постыдный.

И опять Шураю- князю для стройки сией престижной чего там только службы гаишной - городищу всему Тутомову зело важной - чинили препятствия лютые люди злозавистливые.

Но и тут опять - строили -да- строили, но конечно же и опять достроили, а коль не верили бы в себя, то и не брались бы вовсе. Ибо гостей зазывать надобно не токма нам - людям безродным, а и руководству всего Тутомова-града.

Так вот мы немногое про трудности великие обмолвимся для истории. Для парилки той зело мраморной, ужо и не из града злонеприятливого - Белокаменного, дозволы потребны були, а из места много ближчего – Казны городской Тутомовской, своих денег не имеючей, в чужие дела лазючей, за размахом Дома гаишного завистливо наблюдаючи. Стали эти людишки мелкие, да нищие - препятствия чинить хлопцам правильным баньку ту необхидную обустраивать, платежи за красоты её отказами присекаючи.

И послал князь Шурай финансиста свого почти гениального порешать те труднощи и внезапные, и дурацкие завистью воздвигнутые. Но воротился тот с головой опущенной, да повинною: "Не пущают. Инструкция", - воскликнувши.

И прогневался тогда князь Шурай, да не на финансиста свого не проворного, да не сметливого, а на себя - за выбор свой ущербный: "Не подумавши недостойного я спеца обрёл, финансист мой - лох! Не умён он вершить дела нужные". А гению сему финансовому обранил он токма, в очи глядючи:
– Я думал, вы умеете, Гаишница Павловна!

Тут ужо и гений финансовый испугался люто за судьбу свого дня будущего, с креслом удобным, кабинетом тёплым, да окном светлым, и сказамши: "Щаз ищо смотаюсь", с тем и шибко втёк. И зробилось чудо чудное, как у тех гайцов, что за ночь единую две аллеи вкруг подворья высадили.

Как нещасный финансист гениальный да запуганный обходил вихляючи те заслоны лютые, шо звались "Инструкция"? Так и обходил заслоны он, как и понаставлены были – словесами фокусными чудеса творя. Стол бильярдный дюже люксовый - в скрипты внесен был иносказанно – "инвентарь спортивный в ассортименте для нужд тренировочных личного состава воинства гаишного", да и остальное також именоватыся стало по большей части множественно синонимически. Дело и стронулось в глаз не бросаючись. А Шурай изрёк финансисту свому запуганному:
– Так и запомните, что наша сауна – это Ваша линия фронта, чтоб без шуток и промедления,- и добавил он, - А досе вы - яко тормоз Дома гаишного, что зело постыдно.

Вот ужо и подворье горделиво врата распахнуло, и банька парит, да клумба розами глаз радует. Стали и гостей иногородних потихоньку на разговоры отдыхающие по выходным зазывать. Вот звонят как-то: "Ждите! Едут. Да не обосрамитесь в вратах принимаючи! На ворота въездные, парадные бестолочей не выставьте!" Тут заверил их князь Шурай встречающий, что должным образом уже и накрыто, и подано будет: "Ждём, стараемся". И сказал он, трубку покладши: "И на ворота выставим. Найдём красавца". Так и было сделано, ибо вся дворня Шураева один - в -один, с лица красавцы, умнички сметливые, других при себе Шурай и не держал вовсе. Зачем бы ему другие? Что адъютант, что старшина хозяйствующий, было с кого избрать лучезарника в воротах пред гостями выставить.

Свою челядь князь Шурай тоже чаркой не обносил, ибо отцовские порядки чтил. Как в Тутомове издревле положено - на мартовские, на новогодние – всё сверкало и мигало в подворье том. И вставал Шурай тосты знатные с чаркой полною по домашнему говаривать. Первым делом - за начальство выпиты, в небо глядучи: "Всяка власть – дана от Бога", и за женщин, а как же! Женщинам князь Шурай навсегда особливо почётное имя общее жаловал: "Молодычки", дабы не путаться, и тост объёмный, да безукоризненный: "Лучшие мужчины это женщины" с руки выпивал. Так что порядок им ого-го как чтился.

О порядках будничных в Доме том: без санкции княжеской кабинетных застолий не поощрялось. Так однажды стоячи в коридоре полуденном, застыл князь вдыхаючи в вопросе строгостном: "Как же закусью люто пахнет тут. Выпивает челядь где же здесь?" "Просто кушают", - даже мысли им не допущено, ибо не было в нём наивности: "Коль пахнуло где огурцом с колбасами - забились в углу, да и пьют негодники".


*******

Время двигалось, нравы портились, не менялся один князь Шурай. Оставался он муж порядочный, и за всех своих сам ответ держал. А роились кругом завистники, козни строили всё в свалить мечтах, иль ощипывать хоть по мелочи князя гордого в снах горят.

В залихватский вступил бой однажды он, ведь скопилась деньга на счетах, да прознала про то Служба ссученого Медведя Отмороженного: "Ты в деньгах-то поди утопнешь, ну а мне-то кругом нужда. Поделись!" Поперхнулся на то гениальный князев - помните - финансист: "Не бывает деньги излишней, нам своим бы бойцам многочисленным лучше премию бы отдать, а не грех для души принявши Отмороженным раздавать." Он читал все законы разные, разбирая до буквы их, и великим умом было найдено схему - верную для своих. Не противилась справедливости даже ота Казна лютая, лишь прибег злой Медведь: "Обобран я, мне отдайте, а так нельзя!". А ведь дали ему неку толику, чтоб имел он и для себя.

Посмотрел на него сквозь иронию горделивый наш князь Шурай, и воскликнул в лицо усмехаючись: "Миша, кто тебе больше дал?" И поджав хвоста дуралей тот злобный, побежал доносы строчить - силу белую своим поглядом, с злобным умыслом очернить. Но доносы те обернулись лишь обычною пустотой, ибо думали всё ж гаишные финансисты-то головой.

По различным ручьям в Дом гаишный наливалась деньга не абы какА. Много кто даровать готов был за к примеру - ну, пусть - номера. Номера – это разные знаки, есть счастливые, есть простые, есть весёлые и золотые. Кто получит какой - не известно ли? Подожди же, известно ведь. Раздавали-то их не слепые - думай впредь.

Так однажды сидел князь Шурай за столом за своим огромным, и звонит ему княжья соседка, что Аграрная университетка, дама дюже на граде вельможная, по абы-куды не тревожит. И напомнила слова добрые, что Шурай ей казал колись: "Я – должник Ваш на веки вечные. Если надобно - обратись!"

Вот напомнила она слова энти и согласен был с ними Шурай, а потом она кажет ласково:
- Ах, лежат в кладовой твоей - золотая мечта поэта - номера "семь-семь- семь", - и в конце, что пришлёт она парня "своего одного", чтобы те номерочки заветные стали нынче ж его:
- Отдай!

То есть как отдать? За спасибочки? Что поделаешь - слово дал, он же всё же мужина видный, и к тому же - гусар.
Загрустил Шурай, позвонил шнуркам:
- Кто ж с вас мерзкий такой, с красавцев-то? Кто же "светит" с кладовки моей? И теперь мы должны из-за этого, из-за этого мудака, ради дружбы моей заветнейшей, ждать какого-то мужика! Но раз слово своё нами дадено, отступать не пойдём, поди. Так что так-то оно сегодня-то закозлячено - значит - жди. Придут - отдашь.

И отдал номера за бесплатно он, со словами к княгине той:
- Как для Вас - завсегда мы с радостью. Есть возможность - поможем всегда. Обращайтесь ещё. Да, да!

Шутки князя Шурая милые не всегда со сторон видны, но кто рядом - тем было видно их, они очень порой смешны. Например, в кабинет позвонил к нему очень старый его дружбан: "Может дашь уже и мобильный? А, братан?" Вот Шурай, осмотревши взором телефонов ряд на столе: "Ты какой оператор выбрал? Киевстар? Во совпало, я тоже с ними! Ну, записывай же, дружбан."

Напоследок добавлю важное - видел сам, как выходячи с кабинета дуже нервничал князь Шурай, и кричал он во след финансисту назидательный инструктаж: "Вы не видите, что творится? Какая к чёрту законность?! Кому нужна ваша правда!" Объясняючи на слова того: "Если смотреть по закону, то мы правы".

Так и княжил князь Шурай, и что смогли завистники, дабы оторвать его от службы гаишной, это - повысить, назначимши царёвым помощником. Стал он выше и ярче, оставивши Дом гаишный с подворьем на семи ветрах без заботы своей непосредственной.

А сказ наш далее продолжим где и оставили Доктору в полуобмороке.