Загадай желание

Теплый июльский воздух пах дождем и чем-то упоительно сладким, нездешним. Днем не бывает такого воздуха, его дарит лишь глубокая, свободная от солнца и людей ночь. Бархатно-черничную, вышитую звездными бусинами гладь неба рассекла белая полоса, и тут же погасла. Люди обычно загадывают желание, вверяя его гибнущей звезде. Но умирающие не исполняют желаний; у них нет на это ни времени, ни сил. Так что, очередная глупость. Хотя, надо признать - забавная! Тоже, что ли, загадать? Прекрасного принца, например.

Тишину ночи нарушал лишь легкий цокот когтей по мокрому, глянцево блестящему под светом фонаря асфальту. Ворчун неспешно трусил рядом, изредка касаясь колена лохматым боком. Веля запустила пальцы в колючую шерсть на загривке. Хорошо быть не одной!

- Люблю тебя, лохматый! - для того, чтобы говорить с Ворчуном, не нужно было даже рот открывать. Друг прекрасно слышал ее и без слов. Ответом стало ласковое ворчание. Неожиданно, массивная голова повернулась в сторону закрытого на ночь газетного киоска. Ворчун шумно втянул воздух и заскулил. Веля сглотнула слюну. Она была слишком сыта и вдоволь нагулялась под теплым дождем этой ночью. Сейчас бы домой, спать...

Но тут ветер донес знакомый нежный запах. И жадность взяла верх. Стараясь идти как можно тише, Веля шагнула к киоску. Хорошо, что на ней мягкие удобные кроссовки, а не каблуки!

Их было двое, пьяных, вернее сказать - очень-очень пьяных, просто в стельку. Один распластался на сырой траве, что-то вяло похрюкивая себе под нос. То ли пел, то ли жаловался вслух. Второй тщетно пытался одновременно удержаться на ногах и привести в стоячее положение товарища-певца. Увы, если первое ему еще хоть как-то удавалось, вторая задача явно была безнадежной затеей. Дружок вяло отмахивался от трясущих его рук, потом вовсе повернулся на бок, подсунул под небритую щеку ладонь и блаженно захрапел.

- Итить тебя... Архипыч... па-а-адъем, мать твою за ногу!

Вышеупомянутый никак не отреагировал. Друг всплеснул руками, покачнулся, но оказался молодцом и не упал. Зато отвел душу, влепив спящему сочного пинка. Опять же, абсолютно бесполезного. Какое-то время Велька с любопытством наблюдала за творящимся безобразием, поглаживая нетерпеливо сопящего Ворчуна. Но в конце-концов, не удержалась:

- Молодые люди, вам помочь?

Тот, что стоял на ногах, снова покачнулся и повернул голову, дыхнув на Велю крепким выхлопом. Мутный взгляд пробежался по незнакомке, скользнул по мощной фигуре Ворчуна, снова вернулся к девушке.

И тут Веле стало не по себе...

***

Хмель отпускал стремительно, будто в вены вкачали ударную дозу отрезвина, смешанную с жидким льдом. Мир раз пять встал с ног на голову, совершил немыслимый кувырок и вернулся обратно. Назойливо жужжала над ухом какая-то крылатая тварь, вдалеке заливалась визгливым лаем собачонка, Свет фонаря казался тошнотворно-резким, воздух полнился удушающей вонью мокрой псины, во рту нестерпимо горчило. У ног ворочался и что-то вяло бормотал основательно упившийся Архипыч. И ничего это не имело ровным счетом никакого значения.

Кроме НЕЕ.

Эти глаза он ждал двадцать лет. Двадцать проклятых лет он, как полный придурок, искал те самые глаза у других девушек, женщин, даже дряхлых старух. Тщетно... разные лица, личики, физиономии. Серые, карие, голубые глаза. Розовые щеки, бледные, смуглые. Десятки и тысячи разных выражений, ямочек, улыбок. Все не то и не те.

И теперь эти глаза стояли напротив него. В первую минуту он не замечал ничего, кроме них, и даже под пыткой не смог бы сказать, как выглядела их обладательница. Какого она роста, во что одета, длинные или короткие у нее волосы.

Алик не сразу понял, что Архипыч дергает его за штанину и бормочет что-то несвязное. Странно, только что его из пушки было не поднять.

- Ал, ты видишь... ты видишь?! Ля... это ж белка натуральная! Допились, два идиота! А-а-а...

Алик на секунду отвел взгляд, чтобы побольнее пнуть явно перебравшего друга. И на секунду его "отпустило". Архипыч уже не походил на пьяного. Его глаза медленно выползали из орбит, по подбородку стекала вязкая струйка. Белое, как мел, лицо искажала гримаса нечеловеческого ужаса.

- Не надо, уйди! - неожиданно завизжал Архипыч, пытаясь на заднице отползти в тень киоска. - Не тронь меня, сука-а-а!!!

Недоуменно сморгнув, Алик перевел взгляд на незнакомку. Только ее уже не было и в помине.

Нечто, смутно похожее на человекообразный сгусток серого тумана или дыма, медленно двинулось к нему. Внутри сгустка пульсировали тонкие, алые и синие нити сосудов. В месте, где у людей полагается быть животу, сосуды сплетались в плотный, влажно блестящий и подрагивающий комок. Пахнуло плесенью, сырым холодом и смертельной тоской. Несмотря на теплую ночь, по телу заструился липкий пот.

Крутящаяся рядом со сгустком зверюга, размером с хорошего теленка, ненамного отличалась от хозяйки. За собаку ее сложно было принять, даже после гремучей смеси текилы, водки и рома. Грязно-серая клочкастая шкура и четыре ноги - единственное, что роднило тварь с Бобиками и Жучками. Вытянутая морда больше всего напоминала крокодилью, в громадной пасти влажно блестели клыки, длиной с ладонь. Черные мокрые глаза светились умом и холодной злобой. "Собачка" непрерывно урчала и хрипела, роняя на траву вязкие капли слюны, скребла когтями землю.

Застыв на месте, Алик молча наблюдал, как сгусток тумана наклоняется над стонущим от ужаса Архипычем, будто желая его поцеловать. Приятель нелепо дернулся, из распахнутого рта вылетела алая струя и... зависла в воздухе. Такие же струи теперь хлестали из носа и ушей несчастного, вливаясь в алое облачко. Глазные яблоки налились кровью и лопнули с тихим хлопком. Облачко росло, собираясь в шар, похожий на диковинный плод. Когда тот достиг размера крупного граната, Архипыч дернулся в последний раз, упал на спину и затих.

Теперь воздух пах солью, металлом и сумасшествием. Город по-прежнему спал, укрываемый теплой июльской ночью, так же перемигивались в бархатном небе звезды. Фонарь своим желтым лучом лишь оттенял тьму, не в силах ее победить. Ее, и тех, кого она порождала, на горе людям.

Алик вздрогнул и ощутил, как отпускает сковавший тело ледяной холод. На месте неведомой ночной твари улыбалась прежняя незнакомка. Теперь он смог разглядеть ее как следует: девчонка в короткой юбке, с задорным ежиком коротких русых волос. Пластиковые сережки-висюльки в форме бантиков, крошечная сумочка с блестками и ремешком через плечо.

Ничего общего с Катериной. Ни густых каштановых волн до поясницы (как он любил зарываться в них лицом, заплетать длинные косы), ни ямочки на упрямом подбородке, ни родинки на скуле. Сладкая капелька, так и собрал бы языком... только глаза. Глаза были Катины - небесно-голубые по краю, почти черные у зрачка. И крохотные лукавые искорки в глубине, точно россыпь звездочек в далеком небе.

- Что уставился, малыш, хочешь попробовать?

Незнакомка с Катиными глазами держала в ладошке крупное алое яблоко, пахнущее свежей кровью. Лукаво глядя на Алика, она поднесла его к губам. У ее ног мерзкое чудовище с хрустом пожирало останки несчастного Архипыча. Смотреть туда не хотелось совсем.

Катюня ушла, едва им обоим исполнилось пятнадцать. Нелепо, глупо. Она отлично плавала и ныряла, озеро, куда они бегали с детства, было знакомо до последнего камешка на дне. Никто так и не смог понять, что случилось в тот страшный день. Врачи разводили руками, говорили что-то о возможной внезапной судороге и перепадах давления. Было жарко, а вода тем летом не успела толком нагреться. Возможно, Катя просто потеряла сознание и наглоталась воды. Не стоило ей ходить на озеро одной. Алик ездил в город, по поручению родителей. Уезжая, он легонько дернул кончик длинной косы:

- Вернусь вечером, не скучай, утенок! Приеду голодный и злой, учти!

- Будут тебе пирожки с вишней и борщ, злюка! - Катюня улыбалась одними глазами - как умела только она. Лукавые искорки в такие минуты становились еще заметнее.

Когда он вернулся, не было ни пирожков, ни борща. И самой Катюни уже не было. В памяти остались голубые глаза с искорками-звездочками и цветочный аромат ее кожи. Алик искал эти глаза двадцать лет...

Небо постепенно светлело. Чудовища заканчивали трапезу. "Собачка" сыто рыгнула и выплюнула осколок кости на траву. Незнакомка с наслаждением облизывала перепачканные кровью пальцы. Каким-то наитием Алик понял - его трогать никто не собирается. А если и убьют, какая разница... он уже нашел то, что искал всю жизнь.

- Как тебя зовут? - неожиданно для себя спросил он вампиршу (или кто она там?). Девчонка слегка растерялась.

- Веселина, или просто Веля! - она с любопытством взглянула на парня. - А ты что, совсем не боишься? Или не протрезвел еще?

Вместо ответа Алик решительно шагнул вперед...

***

Веля не сразу поняла, что насторожило ее в одном из пьянчуг. Среди людей она жила уже не первый год, и хорошо усвоила: истинную суть детей ночи способны разглядеть лишь наркоманы, пьяные или безумцы. Разумеется, их бредням никто не верил. Роднило вышеупомянутых одно - увиденная потусторонняя "правда жизни" буквально срывала им и без того слабо привинченную крышу. Разум материя хрупкая, увы! Большая часть "прозревших" быстро пополняла психбольницы, нередко оставаясь там на постоянное место жительства.

Этот парень тоже был пьян, и пьян сильно. Он без труда смог разглядеть их с Ворчуном истинный облик, но... никакого экстренного съезда крыши, как у его, моментально протрезвевшего дружка, так и не случилось. Пока Велька обедала, он просто молча стоял и смотрел. Так, будто ждал чего-то. Или он просто из тех, что больны на голову по жизни, и принял ее за особо впечатляющую галлюцинацию?

Она облизала липкие пальцы. Неважно, небо уже светлеет. Пора уходить.

- Как тебя зовут? - вопрос прозвучал настолько неожиданно, что на миг Веля будто поменялась местами с одной из своих жертв. От растерянности она не сразу сообразила, что незнакомец подошел вплотную. От него исходил крепкий запах перегара, какого-то пряного одеколона и нагретого тела. Обычно запах человека вызывал только одно неистребимое чувство - лютый голод. Но сейчас Веля была слишком сыта. Даже для нее три жертвы за ночь оказались явным перебором. Глаза слипались, по телу разливалась непривычная сонная слабость. Может быть, поэтому она не оттолкнула чудного незнакомца. Человеческие губы на вкус совсем не походили на терпкий сок кровавых "яблок". Ворчун глухо заскулил, но она мысленно велела ему молчать.

Куртка, расстеленная на траве, пахла кожей. Этот запах тоже по-своему нравился Вельке. Как и все, что произошло на этой куртке.

Светлело. На дороге начали мелькать машины, но все, что они могли увидеть - сидящую на траве парочку. Ворчун валялся на спине в тени киоска и лениво щелкал клыками, обгрызая сточившийся коготь.

- Меня Альберт зовут. Ну, или просто Алик; я тут, недалеко от города живу. Недавно переехал, вот!

У него были травянисто-зеленые глаза, длинная косматая челка и свежая щетина на подбородке. Кололась она почти не больно, Веля даже легонько потерлась о нее щекой. Алик усмехнулся по-особому, краешком рта.

- Небритый я, и зубы бы почистить. Домой-то отпустишь, а, Веселинка? Имя у тебя смешное такое! Кто назвал, мать?

Веля нахмурилась. Родителей она не помнила, да и были ли они вообще, когда-то? Алик легко вскочил на ноги и, взяв ее за локоток, помог встать. Чуть поморщился, случайно наступив на пряжку от ремня - все, что осталось от весельчака и выпивохи Архипыча. В животе что-то противно шевельнулось. Некстати, перед глазами калейдоскопом замелькали картины из прошлого, сейчас похожие на пестрый бессмысленный сон:

Алик дремлет, положив руки на липкую столешницу. Там же шеренгой выставлены пустые бутылки, переполненная пепельница, в окружении колбасных шкурок и банок из-под шпрот. Сегодня он ровно третий год без Катюхи, и жизнь представляется такой же бессмысленной, как высохшая колбасная шкурка.

- Так, что за дела? Играем в царя мусорных гор и повелителя пустых бутылок? А почему без меня?

Голос друга набатом отдается в похмельной голове, звенит в ушах. Но не успевает Алик подавить тошноту, как перед носом оказывается чашка с горячим кофе и аппетитно шкворчащая яичница с кусочками перца и лука. Отвертеться от угощения так же нереально, как от самого Архипыча; впрочем, после первого куска давиться уже не приходится. Семен Архаров (кличку Архипыч ему дали еще в ВУзе, да так и прилипло), конечно, навязчив до зубовного скрежета, любит идиотские шутки и шумные застолья, желательно с мордобоем и неприятными последствиями. Но положительные качества у него есть: например, умение готовить кулинарные шедевры, буквально из ничего. И варить потрясающий кофе, излечивающий головную боль за пару минут.

Алик молча прихлебывает ароматную похмельную микстуру и чувствует, как в окружающей его вязкой серой пустоте появляются первые краски.

Алик на больничной койке, с тоской ощупывает выбитый зуб и припоминает вчерашнюю драку. Надо же было им пойти именно мимо этой дурацкой пивной лавки! Интересно, как там Архипыч - ему-то прилетело еще хлеще!

Дверь палаты с бодрым треском открывается, являя обитателям забинтованного и местами лилово-синего друга, с пакетом апельсинов в одной руке, и коробкой печенья в другой. Странно, что еще в зубах ничего не притащил!

- Привет пострадавшим! - припадая на одну ногу, побитый друг ковыляет к кровати Алика и ссыпает гостинцы на тумбочку и частично на кровать. - А меня тут из соседней палаты угостили... видел бы ты их! Какие девчонки, просто конфетки!

Архипыч выразительно причмокивает и закатывает глаза. Алик убирает закатившийся под бок апельсин и тяжело вздыхает. Не зря неунывающего друга кое-кто из знакомых прозвал неубиваемой тварью, в лучшем смысле этого слова...

Оказалось, не такой уж и неубиваемой.

Но вместе с горечью от потери внутри ощущалось что-то еще. Новое, незнакомое. Оно росло и ширилось, выжигая без остатка осколки прошлого. Сладко пахла влажная трава, холодил тело зябкий утренний ветер, и хотелось не вспоминать, не жалеть; просто жить. Может, это и есть безумие? Тогда давно пора - слишком долго он ждал. Слишком.

Веля перехватила его остекленевший взгляд. Неожиданно ей расхотелось отпускать горячую влажную ладонь. Она подняла с травы сумочку и перекинула ремешок через плечо. Негромко свистнула. Ворчун лениво, с хрустом, потянулся и смачно зевнул, выставив напоказ вершковые клыки.

- Еще придешь? - спросить она рискнула, только когда к киоску подъехала юркая желтая машинка с шашечками. Вместо ответа Алик осторожно приподнял ее за подбородок, внимательно посмотрел в глаза. Провел пальцем по щеке.

- Может, и приду! Если ждать будешь. А, вампирюга?

- Ну тебя! Сам такой! - Веля отпихнула его руку; краем глаза заметила, что тот улыбается, садясь в машину. Что-то незнакомое, новое, клокотало внутри, грозя вот-вот разорвать на части маленькое черное сердце. Она присела на траву и долго гладила тяжелую голову прильнувшего к ней Ворчуна. Надо признать, умирающие звезды иногда и правда, выполняют желания, пусть и не так, как ожидалось.

Алик улыбался, первый раз за двадцать лет - не краешком рта, а от уха, до уха. И продолжал улыбаться, когда впереди показался дом...