Сатанинская яхта

— Доктор, я не знаю, что делать. Уже полтора месяца я пытаюсь избавиться от «Мино» — этой проклятой калоши. Нашлись два покупателя, в последний момент отменившие сделку, хотя я запрашивал четверть стоимости. Хотел сбыть на слом, однако и верфь тянет время из-за каких-то бюрократических штучек. Надо бы сжечь к чертям, но это противозаконно — видите ли, «злонамеренное уничтожение имущества». А Медее всё хуже.

— Господин Макрон, почему вы думаете, что состояние здоровья вашей жены связано с яхтой? — спросил доктор Касис атлетически сложенного молодого человека в дорогом костюме со значком яхт-клуба в петлице, нервно ёрзавшего в кресле.

— А вы бы что подумали? Послушайте. Я приобрёл «Мино» по случаю незадолго до женитьбы. На ней мы и отправились в свадебное путешествие. В первый день всё было прекрасно, Медея в восторге, море, романтика. А ночью мы услышали мычание.

— Мычание?

— Ну да. Приглушённое, словно в трюме заперли корову. Когда рассвело, я обшарил трюм и вообще весь корабль — никакой коровы не было, да и быть не могло. Я подумал, что так тарахтит какой-то механизм, но механик клялся, что такого в природе не бывает. Наутро Медее стало нездоровиться, я предложил вернуться на берег, но она сказала, что не нужно, морская болезнь, мол, привыкнет. Следующая ночь была просто ужасной. Мне привиделся кошмар — Медею разделывали в мясной лавке! А разбудило меня опять мычание. На этот раз оно раздавалось громче. Медея, бедняжка, соскочила с кровати, бледная, как смерть, забилась в угол... — голос незадачливого яхтсмена сорвался, и он горестно затряс головой.

— Успокойтесь, — сказал доктор. — У вашей жены редкое в наши дни имя.

— Медея гречанка, урождённая Караянис. Отец — очень крупный торговец сухофруктами.

— У кого вы купили яхту?

— Она принадлежала одному профессору. Он недавно умер, и вдова пустила с молотка чёртову посудину и ещё всякую всячину.

— А фамилию этого профессора помните?

— Сейчас... Хаккабут, кажется. Да, Хаккабут. Он был историк или что-то в этом роде.

Касис кивнул.

— Археолог, известный раскопками на Крите.

— Да какая разница?! — рявкнул Макрон. — Простите, доктор. Всё это сводит меня с ума.

— Что было дальше?

— Само собой, мы вернулись в город. Медея чахнет. Что-то словно высасывает из неё жизнь. Она увядает, как цветок.

— Господин Макрон, этому могут быть чисто медицинские причины.

— Представьте, мы тоже так подумали! — раздражённо бросил Макрон. — Ещё раз простите. Её осматривали лучшие врачи — ни я, ни тесть не поскупились на расходы. Сделали всевозможные анализы. По заключениям медиков, она просто пышет здоровьем. Почему вы мне не верите?

— Я не говорил, что не верю. Но нужно взвесить естественные объяснения прежде, чем углубляться в иные области. Таков мой метод.

Макрон вздохнул.

— Мы со стариком Караянисом прикинули, что пока на меня записана «Мино», лучше Медее не станет. Здесь какое-то проклятие. Но яхта как будто к нам приклеилась.

— А мычание вы больше не слышите?

— Иногда по ночам, но отдалённо. Хотя я уже не уверен, что оно нам обоим не мерещится. Я и спать нормально перестал. Каждый раз мне снится, что Медею убивают разными способами.

— Госпоже Макрон тоже являются такие сновидения?

— Не знаю. Мне она об этом не говорит. Но часто плачет под утро. Может быть, из-за общего состояния, может быть, из-за кошмаров.

Трубка Касиса выпустила густое облако дыма.

— Хорошо, господин Макрон, — произнёс доктор. — Я поговорю с вашей женой, а потом займусь яхтой.

Если Медея Макрон и не отвечала классическому идеалу красоты — её нос был слишком крупным, лоб чересчур скошенным, тело полноватым при небольшой груди — она обладала тёплой, земной привлекательностью. Доктора Касиса поразило выражение животного страха, гнездившееся в её больших карих глазах. На щеках молодой женщины играл нездоровый, лихорадочный румянец, а побледневшие губы дрожали. Она была в домашнем платье, под подол которого смущённо подобрала босые ноги, и куталась в толстую шерстяную кофту.

— На что жалуетесь, госпожа Макрон? — осведомился Касис.

— Упадок сил, — тихо сказала Медея. — С трудом могу передвигаться. Кроме того, всё время бьёт озноб, а руки и ступни как огнём горят. Поэтому я босиком — простите, не очень прилично.

— Похоже на малярию.

— Анализы ничего не обнаружили. Печень не увеличена, и жара нет.

— Оставьте нас наедине, господин Макрон.

Муж нежно взял Медею за руку, поднялся и вышел из комнаты. Когда за ним закрылась дверь, доктор спросил:

— У вас ведь бывают неприятные сны?

— Каждую ночь. — Медея всхлипнула. — Какие-то тёмные коридоры или туннели, вроде катакомб. Плутаю, хочу выйти наружу, но только больше запутываюсь. Потом что-то приближается. Огромная расплывчатая тень, окружённая пламенем. Это смерть моя, доктор. Смерть! Ради Бога, не говорите Фабиану! Ему и без того тошно.

— Успокойтесь, госпожа Макрон. Всё будет хорошо. Я помогу. — Касис ободряюще улыбнулся.

— Ночью встретимся на якорной стоянке, — сказал он Макрону, возбуждённо мерившему шагами гостиную. — Вы правы насчёт яхты, и я догадываюсь, в чём дело.

— В чём?!

— Оставим объяснения на потом. В час пополуночи у причала. У вас есть оружие?

— Да, армейский пистолет.

— Захватите его. И обязательно привезите жену.

— Она слишком слаба.

— Ей всё же придётся быть с нами. Необходимо раз и навсегда вскрыть этот нарыв, иначе... У госпожи Макрон имеется что-нибудь красное?

— Красное?

— Носильная вещь.

— Нет, — недоуменно произнёс Макрон. — Это довольно безвкусный цвет.

— Тогда купите. Что угодно — блузу, шаль. Она должна надеть красное.

«Мино» оказалась парусно-моторным судном, с чёрным корпусом из сварной стали, тиковой палубой и надстройкой ценного кубинского красного дерева. Она имела оснастку одномачтовой шхуны и паровую машину тройного расширения. Не верилось, что превосходный корабль, который владелец с остервенением называл «калошей», заключал гибельную тайну.

Фабиан и Медея Макроны — Медея завернулась в широкую алую шаль с кистями — с тревожным любопытством наблюдали за действиями доктора Касиса. На столе в главной каюте тот разместил непонятные им предметы — инструмент, похожий на камертон, высокий серебряный кубок, который наполнил мутной багровой жидкостью с острым травяным запахом, бронзовое зеркало на причудливо изрезанной каменной подставке. Некоторое время доктор стоял неподвижно, словно прислушиваясь к чему-то неуловимому для супругов; затем отхлебнул из кубка и протянул его Фабиану со словами:

— Это не очень приятно, но сделайте по три глотка — во имя Гаспара, Мельхиора и Балтазара.

Макрон отпил содержимое, напоминавшее вермут, но горше обычного и с сильным привкусом чеснока, и передал кубок Медее.

— Ничего не бойся, любимая, — сказал он жене, когда та, поморщившись, возвратила напиток Касису.

Доктор выхватил револьвер. Побледневший Макрон снял свой пистолет с предохранителя. Внезапно камертон сам собой заколебался и зазвенел низким, невыразимо зловещим воющим набатом.

— Что это? — спросил Макрон.

— Явление порядка, который я и предвидел, — ответил Касис. — Сразу же стре...

Его слова потонули в громком мычании, раздавшемся откуда-то снаружи надстройки.

— На палубу! — сдавленно выкрикнул яхтсмен.

— Нет! — возразил Касис. — Пусть он войдёт сюда. Помните, сразу же стреляйте. Ваши пули его не возьмут, но отвлекут.

— Пусть кто войдёт?! — с ужасом простонала Медея.

— Не бойся... — начал Макрон, и в этот миг ведущая на палубу дверь затрещала и слетела с петель. Медея истошно заголосила, и у неё подогнулись колени. Револьвер доктора и пистолет Макрона одновременно загрохотали.

Вошедший — страшное, невиданное существо с туловищем и конечностями человека огромного роста и рогатой головой быка — на мгновение остановился на пороге каюты. Свинцовые пули Макрона не причинили ему ни малейшего вреда, а серебряные Касиса, поразив плечо и бок — из ран засочилась кровь цвета ржавчины — вызвали жгучую боль. Пригнувшись, человеко-бык с яростным рёвом рванулся вперёд. Касис схватил бронзовое зеркало и прыгнул к Макрону.

— Стреляйте! — вскричал доктор.

Опомнившись, Макрон снова выстрелил. Чудовище изогнуло щетинящуюся косматой гривой шею в его сторону, и пылающий взгляд бычьих глаз упал на зеркало. Бронзовая поверхность вспыхнула жгутом ослепительного света. Быкоголового охватило пламя. Он засучил руками и затопал, раскачивая каюту, и Касис, с проворством акробата взобравшись на стол, выпустил оставшиеся четыре пули в темя между рогами.

— Профессор Хаккабут, у вдовы которого вы купили яхту, был евреем из очень богатой семьи банкиров, — начал доктор Касис, когда пришедшую на обратном пути в чувство Медею уложили в постель. — Они щедро жертвовали на еврейские поселения в Палестине. Молодой Хаккабут дважды посетил Святую Землю, и там у него и проснулся интерес к археологии. Унаследовав значительное состояние, он либо не обнаружил семейной деловой хватки, либо просто не захотел становиться финансистом и взамен выдвинулся на академическом поприще. Хаккабут внёс большой вклад в изучение минойской культуры Крита, произведя раскопки и опубликовав несколько толковых книг. В своей последней работе он предложил два тезиса, один вполне правдоподобный, другой — неприемлемый для, скажем прямо, закоснелого научного сообщества. Хаккабут связал критскую легенду о Минотавре — человеко-быке, пожиравшем людей в Лабиринте — с финикийским культом Молоха, которому поклонялись в библейские времена и иудеи-отступники. Молох тоже изображался в виде человека с бычьей головой. Закончи он на этом, всё было бы хорошо. Но Хаккабут пошёл дальше. Он утверждал, что Минотавр существовал на самом деле. Разумеется, его осмеяли. Тогда учёный решил посрамить своих противников. Неким способом, вероятно, каббалистическим, он вызвал Минотавра к жизни, поселив дух чудовища, облекавшийся по ночам в плоть, на своей яхте. Дело собственных рук настолько потрясло Хаккабута, что сердце его не выдержало. Его вдова, ни в чём не повинная набожная женщина, дочь раввина, поспешила избавиться от нечестивого судна. А когда яхта попала к вам, и Минотавр учуял молодую гречанку — вы, может быть, помните, что ему каждые девять лет присылали семь девушек и семь юношей из Афин — над жизнью вашей жены нависла угроза. Если он не растерзал госпожу Макрон в первую ночь на яхте, это лишь потому, что день жертвоприношения ещё не наступил. А поскольку вы больше не появлялись на борту, Минотавр добивался своего другим путём — как вы справедливо заметили, высасывал из неё жизнь. Отсюда и ваши безуспешные попытки продать «Мино» — чудовище никак не хотело упускать добычу. Прощайте, господин Макрон, дайте Медее счастье — она заслужила его страданиями.