Пастырь

– Павлик, ты чего притих, умер что ли?

Паша, спящий на одном из прозекторских столов, заворочался и снова засопел, натянув повыше простыню.

– Вот паразит, опять спит! – тяжелая рука дежурной медсестры звонко шлёпнула по тощему заду.

– Ай! Я ж на секундочку!

– Иди, принимай, лентяй.

– Иду, иду.

Павел, зевая во весь рот, пошаркал ко входу в морг, где уже стояла каталка с телом, закрытым вместо простыни бежевым плащом.

– Что за фрухт? – спросил он, заполняя журнал.

– Машина сбила на Пролетарской, – сообщила баба Глаша, передавая кювету с личными вещами. Попросили, чтобы до выяснения у нас полежал. Утром следователи приедут.

– Без проблем – у нас как раз в холодильнике мышь повесилась.

– Ох, Пашка, дошутишься. Каталку верни – мне ее еще в приёмник обратно тарабанить.

Паша сдернул плащ, осмотрел покойника и состроил умилённую рожицу.

– Какие у нас щеченьки, какие у нас волосеньки. Утютю. Ну чисто ангел.

На каталке лежал крупный круглолицый кудрявый золотоволосый мужчина с удивительно невыразительным лицом, которое из-за плавных черт без острых граней казалось вырезанным из куска мыла. Почти безгубый рот застыл в джокондовской улыбке.

– А чего он после ДТП такой весь целый?

– Не нашего ума дела.

– И то верно.

– Чай приходи пить часа в три, я там пирог принесла капустный.

– Приду, баб Глаш.

Вдвоем они переложили труп на морговскую каталку и баба Глаша, шаркая разношенными тапками удалилась, снова погружая морг в жужжащую лампами дневного света тишину.

Паша закрыл дверь и, насвистывая, покатил каталку в холодильник. Каталка задела поручнем стену, и из-под простыни вывалилась неестественная белая рука.

– Ручку под одеялко-то убери, замёрзнет, – рука аккуратно была возвращена на место. В плотно сжатом кулаке что-то тускло блеснуло.

– Ты мне что-то принёс?

Что именно, рассмотреть никак не получалось – пальцы держали предмет мёртвой хваткой. Попытки разжать их ни к чему не привели. Помучившись еще с пяток минут, он шутливо погрозил трупу пальцем:

– Не будь жадиной-говядиной! В мультиках зайчик учил делиться! Отдай!

Внезапно, пальцы с легкостью поддались и в руке Паши оказался грубо отлитый золотистый стержень с кольцом и зазубренной грубой бородкой.

– Золотой ключик… Буратино, я не узнаю вас в гриме. Но, уж извиняйте, кукольный театр мне не нужен.

Паша пошаркал к диванчику, где собирался еще подремать. Проходя мимо рабочего стола, он кинул ключ к остальным вещам покойника в кювету.

***

Всё – спать. Улегшись поудобнее и уже проваливаясь в сон, он внезапно осознал, что ключ опять был зажат в руке.

– Ключ – место!

Ключик снова был прицельно брошен в кювету.

Чтобы уже через мгновение снова оказаться в руке.

– Намёк понял.

Паша, кряхтя, поднялся и аккуратно положил ключ на стол. Но стоило отвернутся…

– Да отцепись ты! – Паша безуспешно пытался избавиться от прилипчего ключа. Он закрывал его в ящик стола, заталкивал под шкаф, пробовал одевать перчатки. В отчаянье, даже попытался вернуть ключ нагло ухмыляющемуся трупу.

«После смены разберусь», – думал он, рассматривая ладонь, которую он предусмотрительно, чтобы избежать ненужных вопросов или, еще не хватало, обвинений в краже имущества, обмотал бинтом прямо поверх ключа. Уже в полудрёме, сдернул что-то тряпичное с вешалки, накрылся им с головой и мгновенно уснул.

Проснулся он от ощущения, что на него смотрят.

– Баб Глаш, ну я ж на секундочку!

Но рядом с ним стояла старуха в ночнушке с пустыми, затянутыми клубящимся туманом глазами.

– Бабушка, вы как тут оказались?

Та ничего не ответила.

– Бабушка, приём, как слышно, – Паша пощелкал пальцами перед мертвенно-белым лицом, – заблудились? Вам к нам ещё рано. Пойдемте, я вас отведу.

Паша попытался взять старуху за плечи, но руки не встретили преграды. Не ожидая этого, он не удержался на ногах и полетел вперед, прямо через фигуру. Его обожгло сотнями ледяных уколов, тело мгновенно окоченело, будто его окунули в жидкий азот. Страшно заболели распахнутые глаза, сердце пропустило несколько ударов, заставив грудь болезненно сжаться, дыхание сбилось. Падая, он успел выставить руки и ладонь с примотанным ключом обожгла острая боль – видимо, бородка впилась в ладонь. Он быстро отполз, но старуха одним неуловимым движением снова приблизилась.

– Иии! – завизжал Паша, в ужасе зажмурившись и вжимаясь в угол со всей силы.

Минута. Он приоткрыл один глаз. Старуха стояла рядом, не двигаясь и не дыша. Лишь туман в глазах продолжал свои странные танцы. Тихонько, стараясь не издать ни малейшего звука, он пополз в сторону выхода из прозекторской.

– Я сплю, это сон, – бормотал Паша. У самой двери он не выдержал, толкнул её, навалившись всем телом и выскочил в коридор. Трясущимися руками запер замок и спотыкаясь побежал по паутине переходов, чувствуя спиной жуткий холод.

Первой открытой дверью оказался туалет. Судя по изменившейся краске на стенах, он успел добежать до подвала хирургического отделения. Он влетел в одноместный санузел, заперся на ржавый шпингалет и перевёл дух, опёршись руками на раковину. Когда перед глазами перестали плясать цветные круги и темные мушки, Паша поднял глаза и шумно сглотнул пересохшим горлом. В треснувшем зеркале, прямо за его спиной, стояла уже знакомая старуха, а рядом с ней – толстый мужик в майке и трусах всё с тем же клубящимся в глазах туманом…

– Паша? Спишь? – Аня, молоденькая медсестра из эндокринологии, стеснительно заглянула в морг.

– Ннет, – попытался расправить плечи Паша, которого колотил крупный озноб, помогая закатить каталку.

– Мы к вам, – она, будто не замечая, прошла через невозмутимую старуху и положила документы на стол, – чего весь трясёшься – замерз что ли?

– Ддада, – прохрипел он, – лламппы в соллярии пперегорели. А ттты не зззаходишь не соггреваешь.

Аня мило улыбнулась, хлопнув ресничками, и, стоя в мужике, спокойно ждала пока Паша, выводя непослушные буквы, заполнял журнал.

– Ты, это, если замерз, к нам приходи – у нас тепло, печеньки, – Аня покраснела.

– Оббязательно.

Еле дождавшись, пока медсестра уйдет, он, торопливо закатил труп, а что это был труп Паша был абсолютно уверен, старушки в ночнушке в холодильник, захлопнул дверь, задвинул засов и придвинул пустой каталкой, на которую уселся сам.

Не помогло – бабка никуда исчезать не собиралась и старое вместилище души её совершенно не заинтересовало.

Мужчину в майке привезли через двадцать минут. После чего он вновь получил приглашение на чай, только на этот раз от Ларисы, которая его терпеть не могла и называла за глаза морговым шибздиком. «Что это с ними со всеми сегодня?» – думал Паша, поглядывая на строящую ему глазки женщину.

Четыре часа ночи. Последней надеждой Паши был рассвет – вдруг, призраки под первыми лучами солнца просто растают. И старуха, и мужик, и женщина с глупой улыбкой, и худой мальчик с впалыми щеками, и ухоженная женщина в шёлковом халате. Но до него было еще минимум три часа. Три часа холода и страха. И боли.

Ибо рука болела нестерпимо, а бинт был постоянно красный от крови. Когда Паша первый раз после того падения осмотрел рану от ключа, она не показалась ему достойной внимания – просто глубокая царапина, из которой по капле сочилась кровь. Он протер ее перекисью и начисто перемотал. «Скоро пройдет», – успокоил он себя. Но не прошло. Рану жгло огнём, а кровь и не собиралась сворачиваться, всё также капля за каплей стекала по ключу и впитывалась в бинт. «Занес что ли чего». Паша, обработав в очередной раз рану, машинально протёр и окровавленный ключ, который от этого стал наливаться чистым золотым сиянием.

За спиной началась какая-то возня. Паша резко обернулся и икнул, увидев приблизившихся в упор призраков. Они волновались, мычали на границе слышимости, тянулись к ключу, который светился все сильнее. С каждой секундой их вой усиливался, ближайшие поверхности стали покрываться тонкой корочкой голубоватой изморози. Волосы на голове Паши зашевелились, изо рта вырвались клубы пара. Он лихорадочно сунул руку с пылающим, как стоваттная лампочка, ключом в карман. Призраки тут же успокоились, а свечение обиженно угасло.

– Бандитская пуля? – кивнула баба Глаша на забинтованную ладонь, отрезая большой кусок пирога и ставя его в микроволновку.

– Угу, – немногословно процедил Паша, стараясь не обращать внимания на видимый только ему стихийный митинг.

Они пили чай, когда в комнату отдыха заглянул охранник.

– Зуёв тут?

– Да, это я.

– Там вас спрашивают. Говорят, что-то насчет ключа и что вы поймете.

Паша поперхнулся чаем и закашлялся и, под удивлённым взглядом бабы Глаши, выбежал из комнаты.

В холле рядом с еще одним охранником беседовал мужчина в длинном бежевом плаще.

– Вы… меня искали?

Человек обернулся, и Паша сделал несколько шагов назад. Круглолицый светловолосый кудрявый мужчина с удивительно невзрачным лицом, будто вырезанным из куска мыла, улыбнулся ему почти безгубым ртом.

– Павел, где мы можем спокойно поговорить?

Видя нерешительность на лице собеседника, мужчина тепло улыбнулся и сказал, положив тёплую, практически горячую руку на плечо Паши:

– Я отвечу на все ваши вопросы.

– Да да, конечно, пойдемте.

– Павел Сергеевич, вы же знаете, что посторонних, – начал охранник, но Паша только отмахнулся, уводя гостя по длинным коридорам спящей больницы.

– Сюда, пожалуйста, – Паша закрыл дверь в морг и указал на диванчик.

Человек аккуратно повесил свой плащ на вешалку, присел и требовательно протянул руку.

– Отдайте.

– А если я его отдам, они уйдут?

Что отдать было и так понятно.

– Нет, не уйдут. Вы теперь их пастырь. Теперь только вы и никто более, сможете их отвести.

– Куда отвести?

– Павел, ну вы же уже и сами догадались куда.

Паша дернул подбородком.

– Туда?

Мужчина кивнул, закидывая ногу на ногу.

– А…

– Вы – никак. Тут нужны навыки определенные, умения, опыт.

– Но…

– Да всё просто, на самом деле. Я лично отведу вас, а они просто последуют за вами, как им и положено. И все будет хорошо.

– То есть…

– Да.

– Но я не хочу! Я еще молодой! Мне рано! Я еще не любил! Я хочу детей, хочу внуков! Хочу «Игры престолов» досмотреть!

Человек пожал плечами, а Паша с надеждой вскинулся:

– Научите меня!

Человек искренне в голос рассмеялся. Просмеявшись, он утёр пальцем краешек глаза и жестко сказал:

– Ну так, вы согласны?

– Нет. Должен же быть другой выход? Всегда есть выбор.

– Он есть. Давайте я вам расскажу, что будет дальше. Итак, вы не отдаете мне ключ. Силой его забрать, кстати, невозможно, и пытаетесь жить дальше как жили. Скоро вы поймете, как же много умирает людей вокруг. Скоро, вы поймете, что их холод очень трудно терпеть, и чем их больше, тем сложнее. Но скоро вы узнаете, что за владельцем Ключа следуют не только мертвые, но и живые. И чем больше живых следует за вами, тем меньше ощущается холод от мертвых. Вам нужно будет постоянно все больше и больше последователей. Вам придется стать пастырем. Кто-то объявлял себя богом и создавал религии, кто-то собирал за собой бесчисленные армии, ведя войну ради войны, кто-то вставал во главе великих государств, объявляя себя властелином мира. Но итог был один. Они все умерли, навсегда лишая свою душу и все собранные души шанса уйти за Ворота и обрести покой, обрекая себя и их на вечные скитания в Ничто.

Какими бы изначально не были ваши побуждения, как бы вы истово не мечтали решить все проблемы человечества, всё заканчивается одинаково. Ты войдешь в историю как великий лидер, станешь новой безголосой рок-звездой или очередным пророком, отправишь человечество к Звездам, объединив его усилия или уничтожишь его в братоубийственной войне. Но стоит ли это всё вечных мук даже одной души? Вот её, – человек ткнул в болезненно худую молодую девушку с грустными глазами, – или его?

Паша взглянул на только что появившегося паренька в полосатой пижаме.

– А если я не отдам, вы просто уйдете?

– Да.

– А если я передумаю, вас можно будет позвать?

– Нет – я же обижусь до смерти, – человек довольно улыбнулся, видимо ввернув заранее заготовленную шутку.

– Вам что, не нужен Ключ?

– Нужен. Но не этот конкретно. У меня запасных куча, – человек достал из кармана целую связку ключей, среди которых были даже вполне современного вида, – я просто привык к именно этому и не хотел бы его менять.

– А как вы получили ключи тех умерших?

– Никак – они остались у них навечно.

– И вы им тоже предлагали, то, что предлагаете мне?

– Не всем. Понимаете, Павел. Предлагая вам помощь, я иду против Его воли, против Его желания опять поиграть в любимых куколок, слепленных по образу и подобию, – последнюю фразу он сказал кривляясь, явно кого-то пародируя. – Устроить вашему замершему в стабильном положении мирку очередную встряску и посмотреть, как вы будете трепыхаться. Ему же тоже скучно.

– То есть…

– Да. Еще пару сотен лет самостоятельной возни в грязи.

– Это не больно?

– Нет, – широко улыбнулся человек, – даже приятно.

Паша задумчиво посмотрел на появившихся рядом с друг другом парня и девушку в длинных шарфах и решительно протянул ключ гостю.

Тот принял его, слегка склонив голову.

Человек тут же обтер ключ платком, от чего тот благодарно налился сиянием, поднес к губам, будто свирель, и заиграл. Из ключа стали вырываться золотистые лучи и прямо в воздухе сплетаться в арку. За спиной Павла нетерпеливо стала перетаптываться паства, устремив вперед свои наливающиеся светом глаза, но не смея обойти пастыря.

Человек прекратил играть и сделал приглашающий знак рукой.

– Пора.

– А вы тоже отдали ключ? – спросил Павел, шагая в арку.

Человек только улыбнулся.

За Павлом с облегченными вздохами втянулись все собравшиеся души.

Сияние погасло. Человек тут же перестал улыбаться, лихорадочно спрятал ключ и быстро выбежал из морга, хлопнув дверью.

***

– Паша, принимай. Паша! Опять заснул, бездельник!

Баба Глаша, не дождавшись ответа, заглянула внутрь и увидела лежащего на диване Пашу.

– Павлик, спишь? – она подошла, сдёрнула с него бежевый плащ и потормошила за плечо, – ты там живой хоть?