На грани реальностей. Часть 02

Я открыла глаза от внезапной тишины. Поднявшись и облокотившись на локти, я осмотрелась. Я находилась в чьей-то спальне. Нина крутилась у зеркала, на лице у нее была какая-то маска, похожая на салфетку с отверстиями для глаз, видимо для увлажнения кожи. На голове замотано полотенце в виде тюрбана. Она бесшумно двигалась по мягкому ковру что-то пританцовывая и легонечко притоптывая. Хоть я не видела ее улыбки, но тело говорило о том, что она радостна.
Нина была в тонкой полупрозрачной удлиненной маечке, сквозь ткань которой на свету виднелся силуэт округлой груди. Низ маечки то и дело подскакивал во время движений Нины, оголяя ягодицы. Она сейчас была такой привлекательной.
Скинув с себя маечку и оказавшись совершенно обнаженной, Нина подбежала к шкафу и недолго подумав достала черное платье. Я отвернулась, так как мне стало неловко наблюдать за обнаженной девушкой, тем более она этого не знает. Мне стало не по себе, несмотря на то, что за ней было приятно наблюдать. Было интересно следить за ее легкими движениями, словно бабочка порхает с цветка на цветок. Широкие округлые бедра, то и тело перекачивались с одной стороны в другую, добавляя ее движениям изящности. Волосы струились по спине, ниспадая до самой поясницы. Нельзя сказать, что ее фигура была идеальной. Узкие плечи слегка выделяли широкие бедра, которые выглядели бы более гармонично с более широкими плечами. Небольшой животик также контрастно смотрелся с просвечивающимися сквозь кожу ребрами. Но несмотря на это, Нина смотрелась прекрасно.
Она натянула на себя платье, ничего больше под него не надев, и побежала на кухню, а я следом за ней. На столе был накрыт ужин. Вероятно, она ждала Сашу. Легко сняв маску с лица, она бросила ее в мусорное ведро под мойкой, вытерла щеки полотенцем и подбежала к входной двери. Почему-то сейчас она мне напомнила собачку, ждущую хозяина. Я стряхнула эту дурацкую мысль.
Резко открылась дверь. Даже слишком резко. Воздух тут ж пропитался какими-то колкими точками. Они то и дело щипали меня за лицо и руки. Саша вошел с мрачным видом, бросив на пол сумку и раздраженно швырнув ботинки о стену.
– Привет. Ужин уже ждет! – защебетала Нина и принялась снимать куртку с плечей Саши.
– Оставь! – рявкнул он, а затем продолжил спокойнее. – Я сам разденусь.
Нина вздрогнула.
– Что-то случилось? – осторожно спросила она. Саша молча снимал куртку. Он прошел к их спальне, повесил куртку в шкаф, взглянул на лежащую маечку на полу и скривился.
– Почему в спальне бардак? – спросил он, когда вернулся на кухню. Нина потянулась к нему, чтобы поцеловать, однако Саша просто прошел мимо и сел за стол.
– Я просто хотела успеть с ужином к твоему приходу, сегодня же важный день! И не успела убраться – все еще сохраняя позитивный настрой объяснила Нина.
– А с уборкой, значит, успевать не нужно? – проворчал Саша, принимаясь насыпать салат себе в тарелку. – Что это за трава? Нельзя было приготовить просто борщ?
– Но сегодня особенный день! Значит нужна особая еда… – видно было, что Нина еле держится. Она все тычет ему намеки прямо под нос, а Саша игнорирует ее.
– Мне уже надоело есть эту херню.
– Ты издеваешься? – уже совершенно другим тоном спросила Нина.
– Я? – наигранно спросил Саша. Венка под его глазом снова сообщала о напряжении, – Да, что ты! Я думаю, что ты издеваешься! Я тебе не корова какая-то, травой меня кормить, – уже повышая тон произнес он.
– Какой же ты засранец, – прошептала Нина.
– Что ты там мямлишь? – прищурился Саша. – Я прихожу с работы уставший, голодный и должен есть эту… Даже не знаю как назвать, что ты приготовила, – он издевательски подчеркнул слово «приготовила». – Ничего не умеешь делать в этой жизни, ни ребенка воспитывать, ни жрать делать ни чистоту поддерживать. Повезло мне с женушкой.
Нина опустила голову, обхватив себя руками за плечи, тихо выслушивая все, что Саша говорит ей. Меня же все это возмущало до потери пульса. Его раздражением было пропитано все вокруг. Я не могла понять почему Нина молчит и ничего не говорит, почему не даст отпор. Но в то же время я понимаю, как больно ей сейчас. Ведь она пять минут назад прихорашивалась для него, не надевала белья, надеясь на приятное продолжение романтического ужина.
Когда наконец Саша высказал все свои претензии, Нина спокойно встала, подошла к одному из кухонных шкафчиков и достала оттуда небольшую коробочку синего цвета. Она подошла к Саше впритык, грубо вложила ее ему в руки, расстегнула боковую молнию на платье и сняла его, обнажив свое тело и перед тем как уйти сказала:
– И тебя с годовщиной!
Лицо Саши побагровело, я думала он догонит ее и ударит от злости, однако вскочив он побежал к ней, не для того, чтобы ударить. Нина не успела дойти до спальни, просто посреди коридора, Саша догнал ее и схватив за руку притянул к себе.
– Иди ты в задницу, придурок неуравновешенный! – билась Нина рыдая. Саша предпринимал попытки удержать ее в своих грубых объятиях, все еще воодушевленный раздражением и злостью. В его глазах блестели огоньки, казалось, что он борется с чем-то очень темным внутри себя. Его руки грубо схватили ее плечи, всем телом он прижал ее к стене. Нина ничего не могла сделать. Мне было страшно. Страсть граничащая с ненавистью.
– Я хочу тебя, – сказал Саша прямо в губы Нины, грубо лаская ее грудь одной рукой, а предплечьем другой прижимая к стенке.
– А я нет, – язвительно ответила она, глядя ему в глаза. Но после того, как его рука уже медленно и нежно опустилась вниз по ее животу, обведя пальцем пупок и достигла своего назначения у нее между ног, Нина закрыла глаза и застыла.
– Врешь, – прошептал Саша в ее приоткрытые губы.
Нина молчала. Я чувствовала, как она хочет его, даже в этом порыве бешенства и злости, даже после обидных слов. Она любила его за его неуравновешенность, вспыльчивость и сложность, я чувствовала это своим телом и душой. Я сама сейчас хотела ощутить на себе его грубые руки, и сама хотела бы его сейчас любить.
Нина сдалась его недолгим ласкам и, обвив Сашину шею руками, а бедра ногами, отдалась ему полностью прямо в этом коридоре.
– Я люблю тебя, – прошептала она. А может быть это была я?
Импульсы по всему телу разносили колющие движения. Казалось, что все мое тело было занемевшим, и только сейчас начало приходить в себя неприятным покалыванием. В глазах помутнело, белые и красные пятна то и дело возникали и исчезали. Я уже ничего перед собою не видела. Все начало исчезать, улетать в никуда.


***


Какое-то время я была в темноте. Не знаю сколько именно минут или часов, но за это время я успела испугаться.
Сколько еще мне предстоит прыжков…Зачем они, ведь ничего не происходило в моей жизни такого, что могло бы привести меня к этому.
В ту секунду, как я подумала о своей жизни, я совершенно точно поняла, что я не помню ничего из нее. Кто я, как меня зовут, как я выгляжу, что я люблю. Моя жизнь это, словно и есть эти вырезки из чужой судьбы, а кроме – ничего. Я напрягалась, пыталась вспомнить хоть что-нибудь, но безрезультатно.
Чувствуя нарастание паники, я начала думать, что сошла с ума или что это чья-то злая шутка, или сон. Да, точно, это определенно сон. Иначе не объяснить того, что происходит, таким безумным все это было. Мысли метались в моей голове создавая неподвластный порядку хаос, волоча за собой все увиденною мною, но в один миг все вдруг застыло, как будто заклинанием время остановилось и мысли повисли в воздухе. В этот миг открылась дверь совсем недалеко от меня. Неужели все это время я была в комнате?
– Шшш, спи, солнышко, – слышала я мужской нежный шепот. Включился ночничок и моему взору открылась картина, как Саша держит свою спящую дочь на руках, так бережно и осторожно, чтобы не побеспокоить этот ангельский сон. Уложив девочку на кровать, он накрыл ее одеялом и на секунду задержался над ней, прежде чем поцеловать в маленький детский лобик. Он рассматривал маленькое личико своей дочери с такой нежностью, которая казалось исходила из глубины его души, переполняя эту комнату, поглощая меня и все, что находилось рядом. Эта нежность была контрастом тому, что я видела перед этим. Раздраженность и злость, мне кажется и вовсе никогда не касалась этого прекрасного лица, таким умиротворённым и нежным оно было. Черты не переставали поражать противоречивостью своего идеального несовершенства, которое теперь дополнялось нежностью во взгляде, отреченностью от внешнего мира, сосредоточенностью на личике любимого комочка, лежащего прямо перед ним.
Саша провел указательным пальцем по щечке дочери, как вдруг девочка взяла своего папу за руку и тихо сонным голосом проговорила:
– Не уходи…
– Спи, солнце, – лишь ответил он шепотом.
– Не уходи, мама никогда не уходила, если я просила… – все так же сонно промурлыкала девочка, но в ее голосе слышалась печаль и грусть, даже сквозь сон.
Саша не осмелился уйти после этих слов. Он осторожно лег рядом с дочкой, девочка забралась папе подмышку и легла головкой ему на плече. Не прошло и нескольких минут, как девчушка засопела мирным сном. В свою очередь Саша, вздохнул, как будто понял, что это именно то, что ему сейчас нужно, словно почувствовал облегчение и закрыв уставшие глаза, тоже уснул.
Прекрасная картина заставила меня прослезится, мне жутко захотелось лечь рядом с ними и почувствовать теплоту этой любви, но даже если бы я могла, я была бы там лишней и не из-за того, что я незнакомый человек, а из-за того, что нарушила бы эту интимную, личную и даже откровенную атмосферу дочери и отца.
Отцовская любовь. Что это? Думала я, разглядывая двоих спящих. Отцовская любовь – это не твердая рука воспитания, это не объяснения что правильно, а что нет, это не наказания ремнем или твердым словом.
Отцовская любовь – это бесконечная нежность, бесконечный трепет над своим ребенком. Неужели только мамы могут быть нежными и беспрекословно любящими. Конечно же нет, материнская любовь – это нечто неоспоримое, ведь это сама природа - закон. Ведь нелюбящая мать шокирует людей больше, чем нелюбящий отец, отсюда и вывод - в природе нет места отцовской любви и заботы. Даже у животных. Самец и самка. Самка дарит свету своего детеныша, она его выхаживает, растит, воспитывает и отпускает в самостоятельную жизнь. Отец лишь инструмент, с помощью которого она может подарить этого малыша миру.
Отцовская же любовь – это что-то, чего достиг человек в своем развитии, в развитии общества и сознания, переосмысления ценностей и приоритетов. И если подумать… То мужчина, идя против своей природы, заложенной миллиардами лет, заботиться о своем ребенке. Это же так прекрасно. Мужественный, стойкий, непреклонный, иногда грубый и непобедимый мужчина приходит домой и нежно гладит свою дочь по щеке, целует в лоб и ложиться рядом с ней просто потому что маленькая девочка попросила его остаться. Сколько чувств в этой любви?
Все это не уменьшает значимости материнской любви. Отцовская и материнская любовь просто очень разная, такую любовь нельзя сравнивать. Мамы готовы ради своего дитя на все, на любые жертвы и это восхищает и поражает, но та картина, которую я видела сейчас: спящего папу, облокотившего голову о свое плече, приоткрыв немного рот и тихо сопя, в обнимку со своей маленькой дочкой, которая так похожа на него. Которая точно так же приоткрыла свои маленькие губки и так же мирно сопела папе в грудь, я задумалась именно о прекрасной и завораживающей отцовской любви.


***


– Как ты себе это представляешь? – услышала я голос Саши, сквозь темноту. Я чувствовала в нем раздраженность.
– Я не знаю, честно… – тихий женский голос.
– Твою мать, Нина! – он перешел на крик.
Я резко открыла глаза и увидела белый потолок. Усевшись я осмотрелась - это была кухня. Нина стояла, облокотившись о стену, а Саша был у окна, нервно стуча пальцами по подоконнику. Я лежала справа от девушки, в коридоре или что-то вроде этого.
– Ты уверенна? – не глядя на девушку, спросил все с тем же раздражением Саша.
– Да, я даже у врача была, – она не изменяла тихому голосу.
– И что нам теперь делать? – он повернулся, глядя на нее с упреком, и приподнял бровь. Девушка молчала. Саша излучал раздраженность, но несмотря на это, привлекал меня. В нем было что-то манящее и излучающее опасность, словно пульсация соблазна, порочности и запретной сладости. Этот образ был новым для меня, до этого я видела лишь боль, нежность, любовь в его сущности, а сейчас, я словно открыла новый островок его мира, новую звезду его вселенной. Эта сторона внушала страх, он казался непредсказуемым, не подчиненным самому себе, никто не мог справиться с ним сейчас, казалось, что даже он сам не в состоянии. Саша подошел и стал напротив нее, близко. – Нина! – девушка продолжала молчать. И вдруг Саша ударил стенку ладонью совсем рядом с ее головой и одновременно закричал. – Я задал вопрос, мать твою.
Мы обе вздрогнули. Я от неожиданности зажмурила глаза.
Лицо у Саши покрылось пятнами, на шее проявились толстые вены, и все та же венка под правым глазом. Брови изогнулись, глаза потемнели, губы были приоткрыты, словно вот-вот обнажат оскал. Волосы неизменно упали на лоб.
– Я не знаю, – дрожащим голосом ответила девушка и опустила голову, всхлипывая.
– Черт, да что ж это за хрень? – почти прошипел Саша тихо. Он схватил свою куртку и направился в сторону выхода, рядом с которым была я. Я попятилась назад и вдруг поняла… Как осенило, как будто пронзило меня – они меня не видят, я словно призрак. Иначе как объяснить мое нахождение вместе с ними в какой-то квартире? Я на удивление очень спокойно пришла к этому выводу, без страха и паники, словно это совершенно не аномальный и обычный случай.
Саша выбежал из квартиры. Хлопнув громко дверью, от чего мы снова вздрогнули, а девушка в миг спустилась по стене на пол и горько зарыдала.
Злость и интерес переполняли меня. Что поражало так это мое безразличие к тому, каким образом я попала сюда, почему меня не видят, кто я и зачем все это вижу. Какова мораль этих ведений, участником которых я становлюсь, есть ли она в них и будет ли конец всего этого. Я думала лишь о Саше и его поступках, о девушке, не прекращающей плакать в нескольких метрах от меня, о непонятном влечении к этому человеку, который пугает и одновременно манит меня к себе.
Прошло около часа. Никто из нас не сдвинулся с места. Именно в тот момент, когда я начала опасаться не останусь ли я здесь, в этом отрывке, в этой сценке, куда мне идти и что мне делать, тихонько открылась входная дверь, в которой показался Саша. Он зашел на кухню, опустился на колени рядом с девушкой, которая уже не плакала, а просто сидела, опустив голову. Саша ладонями поднял ее лицо, мне не было видно смотрит она на него или нет, мне вообще не было видно ее лица.
– Извини, я не думала, что ты так… – девушка не успела договорить, так как Саша поцеловал ее в губы, затем начал целовать все ее лицо и вместе с тем говорить:
– Я идиот, – поцелуй в одну щеку, – Я придурок, – поцелуй в другую щеку, – Прости меня, – поцелуй в нос, – Пожалуйста, – поцелуй, – Я не знал, что делаю, – поцелуй, – Я испугался… – его голос дрогнул, я заметила, как его губы дрожали, а на щеке блеснула слеза, – Не оставляй меня после этого, я не смогу… – Саша прикрыл глаза на секунду. – Я не переживу.
Девушка взяла его лицо в руки, вытерла слезы большими пальцами, поправила упавшие на лоб волосы и крепко поцеловала в губы. Саша посмотрел на ее лицо, не говоря ни слова, казалось он проник во все ее уголки и тайники, потом обнял крепко-крепко и сказал:
– Я буду самым счастливым папой в мире…


***


Морской ветерок ласкал мое лицо. Море успокоительно убаюкивало своей природной музыкой. Я лежала на песке, прохладном и влажном.
Я услышала детский заразительный смех, а вслед за ним мужской и женский, повернув голову, я увидела Сашу, Нину и их дочь Таню. Удивительно, что я не видела лицо Нины, но на каком-то чувственном уровне я была уверенна, что это она. Я не обращала внимания на цвет ее волос, одежду или рост. Я не узнавала ее, а именно чувствовала. Понимание этого пришло ко мне только сейчас, в эту секунду, как озарение.
Малышка прыгала на песке, когда папа делал вид, что не может ее поймать. Девочке это так нравилось, что она заливалась смехом, а когда упала попой на песок округлила глазки, и вдруг все замолчали, гадая заплачет или нет. В этот момент я посмотрела на Сашу. Время остановилось, в эту секунду все застыло. Лицо Саши освещал закат оранжево желтыми огнями. В темно-зеленых глазах горел огонек, густые брови были приподняты в удивлении, рот приоткрыт, тень, созданная солнцем, делала его черты лица более мягкими. Волосы в хаотичности развевались ветром. Саша казался таким теплым, домашним.
Протянутые к малышке руки, были такими надежными. Его дочь и жена могли доверять этому человеку, положиться на него, и Саша не подвел бы их. Да, именно такое впечатление у меня создавалось. Впечатление, которое перерастало в уверенность и знание. Несмотря на это чувство, внутри натягивалась странная струнка, которая играла, как только я пыталась уверить себя в том, что этот человек абсолютно не способен причинить вред кому-либо. А если быть точнее, своей семье.
Нина сидела ко мне спиной, странная закономерность, она всегда находится ко мне спиной. Она спокойно сидела, обхватив колени руками и, судя по всему, смотрела на свою дочурку. Жаль, я не могла увидеть ее эмоций в этот момент. Так я могла бы познакомиться с ней поближе, как уже познакомилась с Сашей.
Малышка вновь засмеялась, а Нина и Саша с облегчением вздохнули. Саша посмотрел на свою жену и ничего не говорил, лишь смотрел и улыбался, обнажая зубы с немного заметными клыками. Взглядом он словно что-то говорил ей, что-то ведомое только мужу и жене, матери и отцу, а потом поцеловал ее в губы и вновь повернулся к малышке.
В этот момент я почувствовала себя частью этого счастья. Я почувствовала, как тепло расходится по моему телу, как я рассыпаюсь на крупицы и воссоединяюсь с этой счастливой и любящей семьей, становлюсь одной из них. Мне на секунду даже показалось, что я почувствовала на своих губах Сашин поцелуй.


***


На столе стоял бокал, на дне которого осталось несколько капель золотисто-бронзовой прозрачной жидкости. Рядом стояла почти пустая тонкая, вытянутая бутылка с этой же жидкостью.
Саша сидел на стуле в кухне, почти сползая с него, но каким-то чудным образом удерживая равновесие. На полу, наверное, эта же золотисто-бронзовая жидкость разлита небольшой лужицей, скорее всего коньяк. Саша смотрел куда-то перед собой, приоткрыв рот и медленно моргая. Волосы в абсолютном беспорядке ниспадали на лоб, уши, доставали до глаз. На его лбу проступили мелкие блестящие капельки пота, словно малюсенькие бриллианты они сверкали от лучей солнца, которые попадали на них с окна.
Я подошла немного ближе, осторожно и тихонько присела рядом с ним на стуле. Какое-то время Саша продолжал свисать со стула вот так, не двигаясь. После чего он наконец нормально уселся и оперся локтями о стол, переплел пальцы обоих рук и упал на них лбом.
Послышался звук открывающейся двери. Саша не двигался, лишь еле заметно вздохнул.
– Опять тоже самое, – проговорила сестра Нины Маша, когда зашла в кухню и увидела развернувшуюся перед ней картину. Саша молчал. – Сколько можно пить? – она подошла к столу и взяв почти пустую бутылку с коньяком, потрусила ее.
– Ты же хотела, чтобы я чувствовал, – пролепетал он. – Я чувствую.
– Ты жалеешь себя… – пренебрежительно бросила Маша.
– Зачем ты вообще сюда приходишь? Я же тебе не нравлюсь, так и не лезь в мою жизнь! – он поднял голову и подался вперед, чтобы встать, но потом передумал и облокотился о спинку стула.
– Мне жаль твою дочь, которая сидит сейчас в своей комнате, пока ты здесь пьешь эту гадость, – она бросила бутылку и жидкость разлилась по столу. Это было словно вызовом для Саши, он подскочил и подлетел к ней.
– Я знаю, что я виноват в смерти Нины… – он кричал ей прямо в лицо, должно быть Маша чувствовала запах спиртного, так как она немного скривилась, но не смела отвернуть голову или отойти назад. – И ты это знаешь, – он наклонил голову набок и тыкнул ее указательным пальцем в шею. – И поэтому приходишь сюда, чтобы постоянно напоминать мне об этом.
– Тебе и не нужно об этом напоминать, – тихо сказала она, глядя в его почерневшие глаза. – Ты сам всегда будешь помнить, но не заставляй страдать твою дочь, которая нуждается в тебе. Ей нужен отец.
Саша обмяк, он прислонился телом к Маше, видимо в надежде на то, что она утешит его или обнимет, что та и сделала.
– Я не могу так, – зарыдал он ей в плечо. – Я не могу без нее, – он обнял Машу и сдавленно продолжал рыдать и говорить. – Таня так похожа на нее. Я не могу смотреть на свою дочь, не видя в ней Нину.
Маша гладила его волосы, а потом оттолкнула его и посмотрела со злобой:
– Ты предоставишь мне огромную услугу, если сопьешься. Бог видит я не хочу, чтобы ты приходил в норму и обрел успокоение. Я хочу, чтобы ты сам себя уничтожил, – Саша стоял с открытым ртом, глаза округлились, брови взлетели вверх, дыхание участилось. – И тогда, я заберу у тебя то самое дорогое, так же, как ты забрал у меня сестру.
Маша сверкнула своими серо-голубыми глазами, которые казались ледяными в данный момент, развернулась и ушла, хлопнув за собой входной дверью так сильно, что Саша вздрогнул. Он взял в руки бокал. Посмотрев на него, он поправил волосы, зачесав их назад пальцами, а потом со всего размаху ударил его об пол, так что тот разлетелся на миллионы кусочков. Взял бутылку и сделал тоже самое, а после громко заорал:
– Ты не заберешь у меня дочь!
На его лбу проступил пот, слезы, еще не высохшие на щеках, все так же блестели.
– Папа? – послышался тоненький голосок из глубины квартиры.
– Все хорошо, малышка, – он взял себя в руки и ответил, как можно более успокаивающе, а потом опустился на колени и принялся собирать осколки. – Все будет хорошо, – прошептал он.


***


– Еще раз я услышу, что ты повышаешь на меня голос, – услышала я пьяный голос. Я не сразу поняла, что нахожусь в комнате с Таней, так как бедная девочка спряталась под столом, скрутившись калачиком и уткнувшись носом в коленки. Маленький комочек спрятался там от страха и криков. Мы обе вздрогнули, когда вдруг что-то звонко упало на пол и разбилось. Я побежала на звук.
Нина стояла спиной ко мне у окна, облокотившись руками о подоконник. Плечи ее сотрясались в плаче. Саша, еле держась на ногах, держался за ручку холодильника и смотрел на разбитую чашку на полу. Его волосы были растрепаны, рубашка наполовину расстёгнута. На его шее виднелось размазанное пятнышко в виде отпечатка чьих-то губ.
– Ты спал с ней? – еле слышный шелест слов донесся от Нины.
– Да, – с удовольствием сказал Саша, посмотрев на нее, все еще стоящую у окна – Не один раз. Я имел ее так, как ты не давала. Она делала такое… – Саша смаковал каждую букву, ему нравилось причинять боль Нине. Это вызвало у меня отвращение. – Ты на такое не способна, – подытожил он.
Саша стоял и ухмылялся, как идиот. Наконец он начал смеяться, от чего потерял равновесие, и упал прямо на осколки чашки, разбитой минутою ранее. Его руки тут же окрасились алым цветом. Саша невнятно ругнулся.
– Я могу вытерпеть любые твои выходки. Ты же обещал, что никогда не будешь делать мне больно говоря о другой женщине. Мы ведь договорились, что это запрещено… Выдумывай, что угодно: оскорбления, тыкай в мои недостатки, но другая – это недопустимо, – рыдая говорила Нина.
– А кто тебе сказал, что я выдумываю? – зло усмехнулся Саша, глядя на свои руки.
– Зачем ты так со мной? – резко прервав рыдания спросила Нина. Она обняла себя руками за плечи и задрожала, словно плач перетек в дрожь.
– Ты… Ты слишком… Ты такая… Вчера… – пытался Саша связать слова воедино, что у него не получалось, но только вот мне кажется, что дело сейчас не в алкоголе. – Не знаю, – наконец сдался он и опустил окровавленные руки на колени.
– Папочка, – вдруг я услышала за спиной. Все вздрогнули. Нина еще секунду стояла спиной к окну. Я тут же обернулась и Саша тоже. Он спрятал за спину руки и попытался встать.
– Все хорошо, ласточка, – успокоил дочь Саша, на удивление отчетливо и без запинок.
– А что у тебя с руками? – с опаской спросила Таня.
– Все нормально, зайка, запачкался краской, иди к себе в комнату, – промурлыкал он в ответ. Как же так? Только что он говорил грязные вещи этими же губами. Как можно заключать в себе такие противоположности?
– Покажи, – громко сказала Таня и подалась вперед, прямо на осколки босыми ножками.
– Нет! Стой! – закричал Саша. – Нина, ради бога, уведи дочь!
Нина молча развернулась и быстро зашагала к малышке, подхватив ее до того, как та успела наступить на осколок разбитой чашки. Она пролетела мимо меня в комнату Тани, уткнувшись носом в волосы девочке. Какое-то время Саша сидел на полу с пустым взглядом, а потом подскочил и побежал по коридору прямиком в комнату дочки.
– Я соврал. У нас с ней ничего не было, – лишь сказал он и ушел в другую комнату. А из детской донеслись тихие всхлипывания.


***


Я лишь моргнула, а оказалась совершенно в другом месте – в небольшой кафешке, сидящей за столом, за которым так же сидел Саша и еще какой-то мужчина. Руки Саши были на столе, мне захотелось дотронуться до него, и я осторожно, не отрывая руки, ползла ладошкой по поверхности. Когда осталось продвинуться буквально миллиметр, Саша резко убрал руки и обхватил ними голову. Я вздрогнула.
– Это я виноват… – обреченно сказал он.
– Ну и с чего ты это взял? Кто знает что у нее было в голове, – немного пренебрежительно ответил друг, что мне не понравилось, хоть я еще не понимала в чем дело и о чем идет речь.
– Я знаю, что виноват я! – Саша поднял взгляд на друга.
– Почему ты виноват? – словно его заставили это спросить, проговорил мужчина.
– Мы поссорились в тот день. Ссору начал я и так давил на нее, а потом и она сорвалась. Мы кидали друг другу упреки, Нина жаловалась, что мы постоянно ссоримся, а потом… – он замолчал, нахмурив брови и приложил пальцы к переносице.
– Что потом? – уже более заинтересованно спросил собеседник. Я лишь металась взглядами от мужчины к Саше.
– Потом она сказала, что я для нее самый важный человек, – он вновь замолчал, посмотрел на друга и через секунду продолжил, – Сказала, что не сможет без меня жить, – глаза его наполнились слезами.
– И все? – недоверчиво спросил сидящий рядом мужчина.
– Сколько раз я изводил ее своими издевками, вспышками гнева. Она была такой доброй, такой ранимой. Меня это раздражало, но как я ее любил. Я думал, что она понимает меня, что она знает, что ни смотря ни на какие мои слова, я люблю ее. Но я слишком редко начал говорить ей, как люблю и все чаще упрекал во всем.
– Да брось, из-за такого не кидаются под колеса, у нее были черти в голове, о которых ты просто не знал. Она чокнутая, друг, – он даже усмехнулся, я засомневалась, что это друг. Он попытался что-то еще сказать, но Саша прервал его почти рычанием.
– Закрой рот.
– Че? – возмущенно провыл мужчина.
– Я сказал закрой рот, иначе я за себя не ручаюсь, – пока еще спокойным голосом ответил Саша, но я заметила венку под правым глазом и танцующий на шее пульс. Я понимала, что если этот парень скажет еще хоть слово, неважно в адрес кому, Саша не выдержит.
– Та успокойся, ты как и она видимо псих! – идиот продолжил этот разговор, причем не в лучшем из возможных продолжений. Я закрыла глаза, мне стало страшно.
Саша рывком встал и взял за шиворот псевдодруга:
– Еще хоть одно слово, и я убью тебя прямо здесь, – рычащим голосом проговорил он, его нижняя челюсть словно у зверя выступила вперед, дыхание стало тяжелым. Я вскочила и подошла к ним. В своей ярости Саша смотрел прямо в глаза оскорбившему его жену человеку. Его взгляд был темным, тяжелым и безумным. Нависшие брови создавали тень, сквозь которую блестели безумные глаза. Саша словно ждал момента, чтобы выместить хоть на ком-нибудь свою злость, свою боль.
Я осмелилась и осторожно протянула руку к его плечу, когда я прикоснулась к нему, меня словно ударило микротоком, еле ощутимые покалывания, теплые и даже приятные.
– Ш-ш-ш, тише, – проговорила я тихонько Саше на ухо.
Он застыл. Повернулся в мою сторону, я надеялась он увидит меня, но тот же взгляд, что и тогда в больнице у Маши. Не пустой, а такой словно я пустое место.
– Ты это слышал? – ошеломленно спросил Саша, вновь повернувшись к псевдодругу. Ни капли безумства и злости теперь не было на его лице, лишь удивление.
– Че? Я же говорю псих! – он высвободился из Сашиных рук и поспешно ушел.
Саша еще минуту стоял, держа руки там, где только что держал ушедшего псевдодруга. Потом медленно прижал руки к себе, волосы упали ему на лоб, вена напряглась под правым глазом. Он беззвучно упал на стул, положил голову на руки. Я стояла рядом, но вдруг услышала шаги позади меня. Подходила официантка со словами:
– Молодой человек, вам плохо? – подойдя совсем впритык она прошла сквозь меня, и я почувствовала мощный удар. Удар был похож на миллионы маленьких уколов по всему телу, словно тысячу тонких проводков проводили через мое тело ток, у меня закатились глаза, и в немом крике я упала.


Продолжение следует