Мертвый сержант
Рассказ написан по реальным событиям. Имена главных героев изменены.
г. Грозный, январь 1995г.
Небо, затянутое серою мглой. Непонятно – утро сейчас или вечер. Но не мгла виновата в этом – счет времени потерялся. Казалось, этот бой тянется вечность, вместив в себя десятки смертей, неимоверное количество боли и океан ужаса, затопившего весь мир. Страх уже перестал быть инстинктом самосохранения – он перешагнул ту грань, когда может начаться и кончиться; теперь он был всегда, затопив сознание, растворив мысли и проникнув в каждую частичку тела. Он стал тобой. Навсегда.
Даже сейчас, когда выстрелы с другой стороны улицы прекратились, страх не отпускал, вызывая внутреннюю дрожь – адреналин еще клокотал в крови.
Я хрипло вздохнул несколько раз, пытаясь успокоиться, потер ладонями лицо, размазывая грязь.
Получалось плохо.
Нашарив на поясе флягу, непослушными пальцами снял крышку и сделал пару глотков – руки противно дрожали.
Вода показалась горькой на вкус.
- Герасимов! – позвал я.
Сержант в «разгрузке» поверх грязного камуфляжа обернулся. Он занимал позицию у проема выбитого окна на куче битого кирпича.
- Проверь людей. Доложи о потерях,- произнес я, глядя в серое, осунувшееся лицо.
- Есть, - ответил он, осторожно сполз с кучи камней, и исчез в полутемном коридоре.
Я осторожно выглянул в узкий пролом в стене.
Улица, заваленная трупами. Холодный ветерок пробегал среди развалин, закручивал пыль маленькими смерчами, словно приглашал мертвые тела поучаствовать в танце. Приторно-сладкий запах свежепролитой крови резал обоняние. Кровь натекла огромными лужами, разукрасила битый кирпич и серую пыль темными извилистыми полосками, пестрела алыми разводами на бледных лицах погибших солдат.
Кошмарная панорама войны, способная свести с ума любого. Хотелось отвернуться, зажмуриться, сделать что угодно, лишь бы никогда не видеть подобного.
Полчаса назад отряд получил задачу выбить «духов» из здания напротив. Командование расщедрилось – даже выделило в усиление два танка Т-80. И задача не казалась сложной – по разведданным в здании находились два пулеметных расчета и наблюдательный пункт. От силы два десятка человек.
Я лишь заскрипел зубами, вспомнив эту разведсводку..
Огонь на подступах к дому оказался настолько плотным и неожиданным, что поставил жирный крест на планах командования овладеть зданием с ходу. За первые минуты боя полегло десять человек, выкошенные пулеметным огнем. Огневые точки, расположенные на нижних этажах, вели перекрестный огонь на убийственно короткой дистанции, не давая людям ни единого шанса. В общей какафонии боя сухими, резкими хлопками звучали выстрелы снайперов – били наверняка, словно по мишеням в тире. Что такое сто метров для армейской СВД? С такого расстояния никакой бронежилет не спасал – пуля пробивала его насквозь вместе с телом, отшвыривая человека на пару шагов.
Но нужно отдать должно танкистам – успели «отработать» по огневым точкам. Разрывы снарядов обрушили часть здания, похоронив об обломками и пулеметы, и их стрелков.
На мгновение огонь прекратился. Улицу заволокло белесой пылью. Это был шанс прорваться и мы им воспользовались.
На свою беду.
«Духи» подпустили нас почти вплотную. Пыль уже стала оседать, когда с верхних этажей полетели гранаты и ударили выстрелы.
Улица превратилась в ад, наполненная смертельной метелью осколков и пуль. Бойцы падали тряпичными куклами, истошные крики, брызги крови…
Сознание, сжавшееся в точку от ужаса, выхватывало фрагменты из обшей панорамы боя.
Солдат, медленно опускающийся на колени, вместо руки – обрубок, из которого хлещет кровь… Рядом еще один – он уже мертв, лицо обезображено от прямого попадания. Кто-то пытался ползти, скорее непроизвольно, чем осознанно - но короткий прицельный выстрел ставил точку в последней надежде.
Близким разрывом меня отшвырнуло в сторону – гранатные осколки завязли в бронежилете, один полоснул по плечу – рукав тут же напитался кровью. Я выпустил длинную, неприцельную очередь, опустошив весь магазин. Автомат отдачей больно ударил в плечо, веер стреляных гильз со звоном запрыгал по камням. Перекатом, не обращая на боль в руке, укрылся за крупным обломком, лихорадочно меняя боекомплект. Руки тряслись, лицо покалывало от переизбытка адреналина, сердце бухало кузнечным молотом.
Басовито взревел двигателем Т-80, меняя позицию. Загудел привод, башня танка шевельнулась, разворачиваясь.
Яркий росчерк гранатометного выстрела ударил с верхних этажей. Желто-оранжевый бутон разрыва заставил вздрогнуть многотонную машину.
Через пару мгновений сдетонировала боеукладка. Взрыв был чудовищным. Ударная волна, напитанная рваными кусками брони, осколками и щебнем прокатилась по улице, сметая все на своем пути и коверкая тела людей словно пластиковые манекены.
Полуразрушенное здание содрогнулось, огонь на мгновение смолк. Башню танка, оторванную взрывом, швырнуло на стену, проломив ограждение и вызвав небольшой обвал.
Пыль вновь закрыла улицу.
В здании кто-то закричал, ударила одинокая очередь.
Я слышал все это будто через слой ваты – в сознании плавал иссушающий звон контузии. Движения давались с трудом, но все же я нашел в себе силы выглянуть из-за угловатого обломка стены.
Пыль быстро оседала, открывая страшную картину всеобщей гибели. Людские тела устилали улицу, лежа вповалку друг на друге. Кто-то громко стонал. Раздался выстрел, и стон сменился хриплым бульканьем.
Совсем рядом оглушительно грохнул выстрел – второй Т-80 вел огонь, укрывшись в проулке в двадцати метрах. Снаряд попал в угол здания, осколки кирпича брызнули фонтаном.
- Отходим! – рявкнул я.
Пока танк работал по целям, у нас оставался крохотный шанс убраться с открытого пространства.
На улице, усеянной мертвыми телами, появилось движение. Бойцы, используя малейшие укрытия, отходили к развалинам дома напротив.
Выстрел, за ним еще один. Разрывы разносили здание, заставляя содрогаться иззубренные стены.
Под прикрытием огня остатки отряда успели уйти с улицы. Как сожгли танк, я не видел – лишь грохот разрыва.
Зато сейчас было видно, что от него осталось – огонь еще плясал на броне, обугленное тело танкиста свесилось из открытого люка. Ветер доносил противный запах горелого мяса.
На душе было пусто и тоскливо. Словно бы выгорел изнутри как тот танк. Я отвернулся, поморщился от боли в руке – кровь уже свернулась, рукав камуфляжа превратился в бурую коросту. Вспоров его ножом, я наскоро сделал перевязку.
Подошел Герасимов, уселся рядом, зажав автомат между коленей.
- Ну?
- Четырнадцать человек, товарищ капитан. Вместе со мной. Пятеро «тяжелых», их внутри здания положили. Промедол вкололи, но не вытянут они, эвакуировать надо… И, это, радиостанция разбита.
Я лишь сплюнул с досады. Ситуация хуже некуда – из тридцати человек осталось меньше половины, связи нет, боеприпасы на исходе.
- Где майор Ковалев? – спросил я. Про командира отряда я вспомнил только сейчас.- Жив?
Сержант зло усмехнулся, бросил на меня пристальный взгляд.
- Да жива эта сука…
Я только рот успел открыть, как он продолжил:
- Товарищ капитан, может быть, вы сами с ним… пообщаетесь. Он там сидит, - сержант кивнул в сторону внутренних помещений. – Обкуренный. Похоже, он оттуда и не выходил – смотрел как в кино, когда пацанов на улице клали… Иначе я его завалю, и рука не дрогнет!
- Да твою ж мать! – я поднялся, поправил «разгрузку» и, схватив автомат, вышел из комнаты.
От Ковалева я мог ожидать всего, но только не такого паскудства.
Майор сидел на опрокинутом ящике и курил. Автомат стоял у стены.
Едва я шагнул на порог, как противный кислый запах «травки» резанул обоняние.
Злость закипела в душе.
Ковалев бросил на меня взгляд и отвернулся.
Я практически не знал его. Видел пару раз в технической службе батальона, где он занимал весьма «теплое» место инженера. Но, зная огромный некомплект офицеров, в этот рейд он попросился сам, наверняка зарабатывая на орден
- Какие потери? – хрипло спросил он.
- Шестнадцать убитых, пятеро раненных, - процедил я сквозь зубы. Больше всего хотелось сейчас дать этому подлецу по зубам и выбить воняющий окурок. – Связи нет. Раненных нужно эвакуировать.
Майор промолчал, пыхнув «травкой». Из этого здания он точно не выходил – камуфляж чистый, магазины в «разгрузке» полные.
Я стиснул зубы, сдерживая клокотавшую внутри ярость.
Молчание затянулось.
- Что будем делать, товарищ майор? – напомнил я о себе.
- Штурмовать дом будем, капитан,- резко бросил Ковалев и поднялся. Невысокий, грузный, с солидным животом, который выпирал даже из-под бронежилета.
- Кем штурмовать? С дюжиной человек? – ответил я зло, с вызовом. – Решили «духов» посмешить?
- Не тебе решать, капитан! – рявкнул он. – Приказ никто не отменял! Говорливый ты больно!
Он шагнул ближе, дохнув мне в лицо мерзким перегаром. Взгляд безумный, зрачки расширены, на лице гримаса бессмысленной злобы.
- На вот, пыхни! – он протянул окурок. – Глядишь, и совести поубавится! И на рожон не лезь – не наше это с тобой дело в атаку ходить.
Я невольно шагнул назад – накатившее отвращение было сильным до дрожи.
Ковалев поднес тлеющий окурок к губам, когда ударил выстрел. Майора отшвырнуло к стене, веер выбитой крови и мозгов бызнул на стену – пуля снайпера вошла в височную область.
Я вжался в простенок в коридоре, наблюдая, как бесчувственное тело подергивается на полу. Крови тут же натекла целая лужа, приторный запах повис в воздухе, перебивая запах анаши. Агония была короткой.
Какое-то время я сидел молча, отвернувшись от обезображенного трупа. В душе – ни сожаления, ни горечи.
На звук выстрела прибежал Герасимов, с ним еще трое солдат. Я не позволил им войти в комнату, вытолкав с порога.
- Так вы его…- начал было сержант, глядя мне в лицо с искренним удивлением и даже уважением.
- Не я. Они,- я ткнул рукой в сторону улицы.
- Ну да, конечно, - Герасимов жестко усмехнулся.
Я уже собрался ввалить «волшебного пендаля» не в меру догадливому сержанту, когда стоявший рядом солдат произнес:
- Товарищ капитан, там рация заработала!
- Чего? – я нахмурился.- Как она может заработать, в нее две пули всадили?!
- Не знаю! – боец развел руками. – Кто-то пытается на нас выйти.
- Пошли!
Через минуту мы столпились рядом с радистом. На темно-зеленом блоке радиостанции зияли пулевые отверстия, но огонек питания на панели управления тлел изумрудным светом.
- Я ничего не понимаю! – пробормотал радист, прижимая гарнитуру к уху. – Кто-то пытается выйти на нас на неизвестной частоте. Эти полосы частот не используются вообще.
Он нахмурился, вслушиваясь в эфир.
- Ну?! – Герасимов едва не дышал ему в лицо.
- Сильные помехи, постараюсь настроиться, - радист принялся крутить верньеры точной настройки. Наконец голос прорвался сквозь полосы помех.
- «Тридцатка», ответьте «сотому», прием!
- Это «духи» чудят что ли? – спросил Герасимов.
- «Тридцатка», ответьте «сотому», прием!
- Нет! – радист посмотрел, сначала на меня, потом, на сержанта. – Я голос узнаю. Это Пашка Ефимов, сержант, связист с КП батальона.
- Точно? – спросил я. Творилось что-то странное и попасть в еще одну смертельную передрягу по собственной глупости мне не хотелось.
- Точно, товарищ капитан! Я с ним сегодня утром общался, его смена дежурства.
- «Тридцатка», ответьте «сотому», прием! Времени очень мало, ответьте, прием!
- Чего он на эту частоту-то полез? – недоумевал Герасимов, вслушиваясь в голос.
- «Тридцадка» на связи! – я выхватил гарнитуру из рук радиста.
- «Тридцадка» времени в обрез! Отходите, «духи» подтянули подкрепление. На заднем дворе вход в канализацию. Спускайтесь, двигайтесь по тоннелю направо. В следующий люк не поверхность не суйтесь – он «духами» контролируется. Через триста метров будет еще один, через него выходите. Перед выходом сделайте три выстрела в крышку – это условный знак. Уходите! Времени уже не осталось…
Шорох помех скрыл далекий голос.
Я сидел, открыв от изумления рот. Герасимов закусил губу, с трудом веря в то, что слышит. Он посмотрел на меня с немым вопросом.
Командир отряда убит, решение принимать мне.
Не знаю, что на меня нашло. О том, что пойду под трибунал за срыв поставленной задачи, я тогда и не подумал.
- Отходим! Раненых в первую очередь. Герасимов, бери пятерых, и разведайте вход в канализацию! Живо!
В городские подземелья мы спустились благополучно. Построенный еще при царе, широкий коридор позволял довольно быстро передвигаться. Я с группой бойцов замыкал колонну. Затворив решетку, я услышал грохот разрывов – «духи» ударили по зданию из гранатометов.
К своим мы выбрались через полчаса. Все получилось так, как и передал дежурный связист.
Сдав раненых в медроту, я тут же направился на КП батальона.
Там царила суета, виднелись свежие воронки от разрывов. С трудом отыскав замкомбата, я доложил о возвращении, внутренне уже готовясь получить разнос за срыв поставленной задачи.
Но наше появление сочли настоящим чудом.
Приказ на оставление позиций поступил через пятнадцать минут после выдвижения отряда на штурм дома. Затем минометный обстрел накрыл КП – прямое попадание превратило командно-штабную машину в груду рваного металла. Погибла вся дежурная смена, в том числе и сержант Ефимов.
Услышав это, я замер столбом. Голос связиста, доносившийся из неведомых далей радиоэфира, еще стоял в сознании.
Выяснять, как нам удалось вырваться живыми из мясорубки, никто не стал – хоть часть отряда вернулась, и то хорошо.
Прежде, чем вернуться в расположение роты, я зашел в палатку, где складывали погибших. У медика спросил, где лежит сержант Ефимов – тот молча указал на черный мешок в углу.
Я постоял у его тела и поблагодарил за спасение. В чудеса я не верю, но с нами случилось именно оно. И я уверен - связист услышал меня.
Владимир ефимов заместитель мэра владимир ефимов заместитель мэра economy.mos.ru |
внимания (пропущено)
Опечатка.
Правда такое было?!
События не всегда подконтрольны нам. Но мы всегда можем контролировать свое понимание этих событий и свою реакцию на них. "Iuppiter iratus ergo nefas".
Про мертвого сержанта-связиста слышал легенду в Чечне. Вроде как в первую компанию такое было. А вот на счет, правда ли - не знаю. Ну, а штурм дома - это горькая правда.
Спасибо за отзыв, Ирена!
Если ты говоришь с Богом - это молитва; если Бог говорит с тобой - это шизофрения.
Очень хороший рассказ, Дима!
Самая хорошая работа - это высокооплачиваемое хобби.
(Генри Форд)
Валентина, спасибо! Рад что вам понравилось.
Если ты говоришь с Богом - это молитва; если Бог говорит с тобой - это шизофрения.
Жуткое это дело - война. Жестокая и бессмысленная +++++
Хризантема
Именно так, Ирина! Спасибо за отзыв!
Если ты говоришь с Богом - это молитва; если Бог говорит с тобой - это шизофрения.
Интересно было почитать +
Кстати, а у Вас в Рязани, до сих пор Есенину бутылку водки в руку вкладывают?
Waldemar
Спасибо за отзыв! Рад что вам понравилось.
Бывает такое от всяких экстравагантных личностей.
Если ты говоришь с Богом - это молитва; если Бог говорит с тобой - это шизофрения.
Отличный рассказ, чувствуешь на себе. Большой плюс +++
Дмитрий, исправьте описку в названии рассказа.
Люди как реки (Лев Толстой)
Вадим, благодарю! Значит, мне удалось передать нужную атмосферу.
Инесса, спасибо! За такие ошибки стыдно.
Если ты говоришь с Богом - это молитва; если Бог говорит с тобой - это шизофрения.
Отлично написано!++++++++++
С уважением, Эдельвейс
Наташа, спасибо!
Если ты говоришь с Богом - это молитва; если Бог говорит с тобой - это шизофрения.
Нравится мне, как Вы пишете, Дмитрий. История интересная. Плюс, конечно. А вот вам совсем правдивая история: был у меня знакомый - попал срочником в первую чеченскую, фамилия звучания - Бессмертный. Один из взвода жив остался. Рассказывал, как его сослуживец с Белоруссии и он вместе со взводом попали под снайперский огонь. Засела тварь на водонапорной башне. Кое-как её сняли, а когда пришли посмотреть - пипец. Снайпером оказалась родная сестра сослуживца - спортсменка по виду спорта, связанного со стрельбой. Вот так. Чувак за пять минут поседил. Страшно. И не дай Бог.
Мария Морозова
Мария, спасибо за отзыв! Чеченская война - больная тема, так как на ней я на собственной шкуре ощутил все "прелести". Интересную историю вы рассказали. И страшную одновременно.
Если ты говоришь с Богом - это молитва; если Бог говорит с тобой - это шизофрения.
Тяжелая тема. Но Вы так пишете - дух захватывает, не оторваться!
"Мы видим в окружающих нас людях только то, что имеем внутри себя"
Эмилия, благодарю! Спасибо что заглянули!
Если ты говоришь с Богом - это молитва; если Бог говорит с тобой - это шизофрения.
Про подобные случае на войне, когда мертвые помогали выйти из окружения, слыхал, и верю в них. Хорошо описано, очень явственно картинка предстает +
Si vis pacem, para bellum
Рад что заглянул, Женя! Вложил в рассказ и частицу своих воспоминаний.
Если ты говоришь с Богом - это молитва; если Бог говорит с тобой - это шизофрения.
Даже и слов-то нет...Ком в горле и мурашки по телу. Просто спасибо за отличный рассказ, который врезается в память.
Алина, спасибо! Рад, что мои мучения над текстом не пропали даром.
Если ты говоришь с Богом - это молитва; если Бог говорит с тобой - это шизофрения.
Вот это вещь! Как будто сам в этом бою побывал. Респект и уважуха. Пять баллов!+
Благодарю! Рад что вам понравилось.
Если ты говоришь с Богом - это молитва; если Бог говорит с тобой - это шизофрения.
Вы кто по званию и из каких войск? Я так понимаю - мотострелок. Раз отслужил 23 года - похоже что майор. Или я неправ?
Это верно.
Службу проходил в одной из бригад спецназа ГРУ.
Если ты говоришь с Богом - это молитва; если Бог говорит с тобой - это шизофрения.
Ну, и уж раз из Рязани - ВДВ? Полный респект!
Именно так!
Если ты говоришь с Богом - это молитва; если Бог говорит с тобой - это шизофрения.
Эх! Потеряла ГРУ в моем лице разведчика-аналитика. Да и возраст такой, что только в женскую баню сантехником. Даже в генералы уже не возьмут.
хорошо описал состояние. я слышал такие рассказы тоже. только про мертвого пограничника
Бриз
Спасибо! Много таких историй на войне случается.
Если ты говоришь с Богом - это молитва; если Бог говорит с тобой - это шизофрения.