Исповедь

В заброшенном доме горел костёр, разбрасывая по комнате причудливые тени. Четверо бомжей, подстелив под себя ворох старого тряпья, расположились поближе к огню. Выпили, закусили, чем разжились за день. По телу разлилось тепло, разморило.

- Петрович, а чё ты никогда ничего про себя не рассказываешь? - спросил Митяй, молодой, спившийся парень. Начал бомжевать он недавно. Просто свободы захотел.

- Да, знаешь, паря, если честно, стыдно мне. Говно я полное, мудило редкостное. И жизнь такую, как сейчас, заслужил...

- Ты это, не выделывайся, как целка, давай, рассказывай, - Зуб разлил остатки водки по стаканам. – Мы все тут не без греха.

- Ладно, - залив в себя очередную порцию горячительного, решился на рассказ Петрович. – Хорошо я раньше жил. Жена, работа ответственная. Детей, правда, не было, но мы с Олей давно успокоились. Не одни такие. Почти двадцать лет вместе прожили. Хозяйка, каких поискать, добрая…

И вот, сижу я как-то в интернете, не спалось что-то, вижу письмо прислали на почту. Читаю, а там: «Ты мне нравишься. Хочу познакомиться. Позвони по Ватсапу». И номер написан. От какой-то Леси Николаевой. Мне б удалить его, а я… Ведь знал же - или разводняк, или проститутка какая написала.

Петрович закурил, воспоминания давались нелегко.

- Ну, а ты? – Зуб сегодня был на разливе. Аккуратно открывая ещё одну бутылку, хохотнул:

- Небось, бес долбанул в ребро и за яйца тебя схватил?

- Так и было, -вздохнул Петрович. - Совершил, так сказать, роковую ошибку. Позвонил. Она обрадовалась. Предложила встретиться. А голос какой приятный. Фото мне выслала. Не удержался. Сломя голову и понёсся на первое свидание. И этой ночью уже домой не пришёл. Ох, что творила, эта Леська в постели! У меня такого никогда не было…

- С этого места поподробней! – перебил Лысый.

- Не мешай! – одёрнул его Зуб. – Давай, дальше. Вроде исповеди получается. Вот тебе для храбрости, вижу не врёшь, как некоторые, - многозначительно посмотрев на Лысого, протянул Петровичу стакан.

Приложились. Закурили. Митяй подбросил веток в костёр и снова устроился на тряпье.

Огонь сначала, будто прислушиваясь к разговору, стал затухать. Но, спохватившись, с жадностью набросился на подсохшие ветки.

- Ольга умная, не поверила моим россказням про командировку. Да и я сам врать не хотел. Разводились плохо. И тут я гадом последним оказался. Делил всё, вплоть до люстры. Знал, что на Леську много денег уйдёт. Ольгу сильно тогда обидел. Чтобы свою страсть оправдать, кричал, что несчастным она меня сделала. Детей не смогла мне родить. Она сидела, молча смотрела на меня и плакала. До сих пор этот взгляд помню… - у Петровича навернулись слёзы. Обшарпанные стены расплылись. Громко высморкался и попросил:

- Эх, Зуб! Плесни ещё!

Пока молча выпивали и закусывали, повисшую паузу заполнил треск костра. Языки пламени, исполняя шаманский танец, словно поторапливали рассказчика.

- Ну, а потом, как дурак, спустил на неё всё. Квартиру ей купил, машину, на курорты возил. Думал, на всю оставшуюся жизнь себя осчастливил. Ольгу и не вспоминал. А через полгода работу потерял, в долги залез. За душой ничего. Даже и не думал что-то себе оставить на старость… А однажды пришёл к Леське, а она с другим в постели. Слезла с его члена, голая ко мне подошла и спокойно говорит:

- Всё, закончился наш недолгий роман. Хорошо, что не орёшь, терпеть я этого не могу. В конце концов, я птица свободная и ничего тебе не обещала…

От мощного храпа Лысого Петрович вздрогнул и обвёл взглядом компанию.

Все спали. Он вздохнул и, допив водку прямо из бутылки, почувствовал, что тоже засыпает…


***

Бабье лето разгулялось! И хоть утро пугало первым инеем, но, когда восходит солнце, осень снова начинает куролесить. Молодёжь позволяла себе гулять без курток и шапок, такая теплынь стояла днём.

Николай Иванович всегда гулял с собакой подальше от городских дворов, чтобы добрейшей души пёс ненароком не испугал малышей. И каждый раз во время прогулок радовался, что жил на окраине.

Спустил пса с поводка:

- Всё, дружище! Здесь можно! Гуляй!

Довольный свободой Рекс, изредка тявкая, рванул исследовать и метить ближайшие заросли.

«Какой нынче урожай!» - подумал Николай Иванович, любуясь тёмными ягодами тёрна.

Пёс побежал по натоптанной узенькой тропиночке вглубь зарослей. Чтобы не выпускать его из поля зрения, хозяин поспешил следом. Впереди показалась крыша какого-то строения.

Неожиданно Рекс, остановившись у заброшенного дома, завыл: громко, протяжно, так, что у Николая побежали мурашки по спине.

- Ты чего, друг? – встревоженный, потрепал пса за загривок и взял на поводок.

Рекс уходить не хотел, упирался.

- Да что с тобой?! – хозяин почувствовал какую-то неприятную пустоту в животе. – Ты хочешь зайти туда? Ну, пошли, посмотрим.

Водитель труповозки, громко матерясь, пытался проехать поближе к дому, где обнаружили четыре трупа:

- Вот суки, сдохнуть не могли по-человечески, забрались чёрт знает куда, замахаетесь их таскать. Всё, дальше нельзя, вылезайте, - остановившись возле двух милицейских машин и скорой, скомандовал он санитарам.

Те, вытащив носилки и мешки, неспешно направились к дому. Водитель закурил. Никак не мог привыкнуть к своей работе.

- Ну, что там? Ох, и вонища от вас! – спросил у вернувшихся санитаров.

- Обычное дело, - буркнул один. – Бомжи палёной водкой траванулись. Засадили по бутылке на брата.

- Кучеряво бомжи живут! И где только деньги берут?! Палёнка, поди, тоже не задаром. А, тут, - водитель смачно выругался. – Чтобы стресс снять в выходные, еле нашкребаю копейки.

Пока работали судмедэксперт и следователь, те, кто сидели вчера у костра, рассредоточились по окнам, молча наблюдая, как увозили их бренные останки.

- Ну, что, братцы, кто знает, что дальше будет? У кого какие версии? – спросил Лысый, спрыгивая с подоконника. – Слыш, Петрович, как ты вовремя-то вчера исповедался. В аккурат перед смертью…

- А я совсем молодой, - Митяй грустно вздохнул. – Вы хоть пожили…

- И много мы, по-твоему, нАжили? – усмехнулся Зуб. – Вон, у меня единственный во рту торчит, остальные повыпадали от нажитого, - открыв рот, он продемонстрировал жёлтый пенёк оставшегося зуба. - А по мне лучше и не надо: уснули и не мучились.

- Ты спросил, что дальше, - задумчиво ответил Петрович. – Не знаю. Придут, наверное, за нами. Я слышал, что мы можем сорок дней здесь быть… Вы, как хотите, а мне нужно у Ольги прощения попросить.

Прощаясь, поднял руку и вышел.

Осень! Как же она её любила! Особенно в такие дни, как сегодня.
«Всегда находили с Алексеем время выехать на природу», - Оля стояла возле открытого окна, подставив лицо свежему ветру. Он приятно ласкал кожу.

А Петрович стоял перед ней на коленях, прижимаясь к её ногам и шептал:

- Оленька, родная, прости. Никого ближе тебя у меня нет…

Неожиданно в груди женщины сдавило от нахлынувших воспоминаний. А секунду спустя образовалась какая-то непонятная внутренняя пустота. Она росла, как снежный ком, сбивая дыхание. И Оля поняла: его больше нет.

Не отдавая себе отчёт, она присела на диван и прошептала:

- Если ты здесь, знай, что я давно тебя простила. У нас много хорошего было в этой жизни.