Ещё одно лето

Моего деда зовут Ефрем. Он видит будущее.

Бывает, по утрам он встаёт с постели, долго смотрит в окно и произносит:

— Видать, дождь прольёт.

В суете будних дней взрослым нет дела до разговоров старика. Они мечутся по комнатам с дитём подмышкой. Собираются выброситься в жизнь. Под конец этого буйства хлопает дверь и всё стихает.

Дед скрипит старым паркетом, идя на кухню. За окном занимается дождик. Серые уличные фигуры вздрагивают в удивлении: «Вот было солнце, а теперь дождь». У большинства из них нет зонтов, ведь они не видят будущее, как Ефрем.

А мой дед преспокойно открывает холодильник и внимательно разглядывает его содержимое:

— Ба-а-а, ты посмотри-ка, чистый яд на полочках, — мосластая ладонь выкидывает в урну вздутые консервы горбуши, затем плесневелый сыр, залежавшийся хлеб, — тут и поживиться-то нечем... всё токмо для умерщвления.

Дед бросает короткий взгляд в мою сторону и закрывает холодильник. Его старые проворные руки продолжают сновать по кухне: "Хлоп, хлоп". Ефрем находит пачку геркулеса и разводит его кипячёной водой. Долго пережёвывает кашу, бездумно глядя на меня.

В нетерпении я то встаю, то сажусь, то хожу кругами. Я еле сдерживаюсь, чтобы не заскулить. Наконец, Ефрем заканчивает трапезу, моет посуду и подходит ко мне:

— Иди-ка сюда, подруга. Выгулять тебя надобно. Поди, голодная? Ну, идём теперь, — он надевает на меня ошейник и на поводке выводит на улицу.

Здесь царство жизни. Свежесть после дождя. Лето. В небе вихляют бабочки и птицы, по лужам носятся собаки с детьми. Только серые фигуры взрослых вечно спешат куда-то независимо от времени года.

Мы прогуливаемся вдоль шоссе, и Ефрем, вдруг хватает за локоть самую быструю фигуру из серой массы прохожих:

— Стой же!

Фигура недовольно вертит головой в наушниках, а мимо проносится трамвай. Дед только что спас чью-то жизнь. Я нервно сглатываю слюну.

Мы неспешно переходим дорогу, попадаем в сквер. Здесь Ефрем садится на лавку и закуривает сигарету. Вот уже полвека каждый день он выкуривает ровно одну сигарету. Будто тем самым хочет показать, что и он не безупречен, что смертен. Он подмигивает мне, выдыхая густой дым.

Неподалёку смеются двое мальчишек, прогуливают уроки. Дед наблюдает за ними, сокрушённо качает головой:

— Здесь я не поспею... старый стал, — он безвольно бросает мой поводок на лавку, но я сижу и никуда не тороплюсь.

Незаметно солнце укатывается за широкие спины многоэтажек. Смеркается. А мальчишки всё носятся по дворам и громко смеются, бьют бутылки, курят бычки с земли. Похоже, что родители совсем позабыли о них.

Мне тоже хочется поиграть с ребятами, и я болтаюсь неподалёку. В одном из заброшенных домов они находят ржавую лестницу на крышу и... мне так хочется полезть наверх следом за ними...

Но нужно спешить за моим Ефремом, а иначе он вовсе скроется от меня.

Запыхавшись, я настигаю деда у самого подъезда. Он оборачивается на меня и усмехается:

— А, поспела. Вон! Гляди-ка, — он указывает на непрочный кирпич в козырьке крыльца, — сейча-а-ас мы его...

Старик оглушительно чихает несколько раз подряд. И, кажется, что весь дом дрожит под этими взрывами. Хитрый кирпич срывается и по-дурацки подскакивает несколько раз на асфальте. Из подъезда выходит молодая мать с коляской и спокойно объезжает бестолковый кирпич.

Ефрем посмеивается сам с собой, подбирает мой поводок, и мы поднимаемся в квартиру.

Там за столом на кухне сидит дедов зять, поедает бутерброды с консервированной горбушей и майонезом. Его скулы напряжённо работают, губы блестят сытостью:

— О! Богатей наш явился! — кричит он с набитым ртом, — Дед, ну ты в следующий раз спрашивай, прежде чем продукты переводить. Я, вообще-то, на эту горбушу наметился. Майонезика даже прикупил. Моё любимое блюдо между прочем!

Ефрем остолбенело переводит глаза с меня на зятя. Вздыхает:

— Твоя взяла... — мосластые руки снимают с меня ошейник. Не разувшись, он идёт через квартиру. Смотрит долго в окно. К нему подходит внучка-первоклашка:

— Деда? Что, снова дождик будет?

— Нет, — глухо отзывается дед, — маме скажи, чтобы скорую вызывала. Папе вашему плохо.

— Ах, ты ж! — слышится с кухни недоверчивый возглас, — провидец выискался!

Через час скорая увозит зятя с острой болью в животе. Он едва держится на ногах. Ефремова дочка уезжает вместе с мужем.

В квартире остаёмся мы втроём.

Дед привлекает к себе внучку и зажимает ей ушки ладонью:

— Зачем здесь осталась? — спрашивает он меня, — У тебя же клиент перспективный вон уехал?

Мы долго смотрим друг другу в глаза. Девочке становится скучно, и она садится играть на пол в кубики.

Наконец, я встаю, разминаю суставы, набрасываю капюшон, отряхиваю лезвие косы от пыли и уже в дверях отвечаю:

— Умотал ты меня, Ефрем. Интересная у тебя квартирка, но и другие делишки есть. Жди следующим летом.

Вот уже полвека Ефрем ускользает от меня. Старик давно прочитал Жизнь от корки до корки и теперь принялся за Смерть.

Мне интересно с ним играть, ведь он такой любознательный. Мой дед Ефрем.

© Лёнька Сгинь