Дикая Охота

Без аляповатого грима и вычурного наряда, в обычном тёмно-красном платье с голубым и синим узором и круглой серой шляпке с кружевным бантом, «Фламмарио» казалась менее «пламенной», нежели на броских афишах «Передового театра», и гораздо моложе. К тому же она выглядела насмерть перепуганной. Большие овальные карие глаза на смуглом лице горели каким-то неестественным блеском, крылья носа трепетали, изящные пальцы выбивали дробь на подлокотнике кресла. Кончик длинной жёлтой сигареты беспрерывно вспыхивал — девушка делала частые и жадные затяжки.

— Что же вас ко мне привело, барышня... Фламмарио? — во второй раз спросил доктор Касис.

— Ах, доктор, не называйте меня этим именем! — у артистки был чувственный голос с хрипотцой. — На самом деле я Соланж. Соланж Фритт. Вы знаете про мою семью?

— Боюсь, что нет. Я редко читаю светскую хронику.

— Вы, наверное, считаете меня вульгарным ничтожеством, — она махнула рукой, словно отметая невысказанные возражения Касиса. — Такова жизнь. Мой отец был моряком, капитаном дальнего плавания. В Александрии... сами понимаете. Его семейство от него отреклось. Одно дело — поразвлечься в порту, и совсем другое — привезти сюда, брак, а потом ещё и ребёнок... Но отец был по-своему благородным человеком. Он не перенёс смерти моей матери. Спился. К счастью, у меня обнаружились артистические способности. Иначе бы... Я очень много о вас слышала, доктор. Уверена, что мне поможете. Не хочу умирать... — Соланж захлюпала носом и расплакалась.

— Вашей жизни угрожает опасность? — мягко произнёс доктор. — Может быть, выпьете?

Актриса вытерла слёзы.

— Нет! Всё началось с этого проклятого спектакля. Вернее, ещё раньше, когда появился Цорн. По крайней мере, я так думаю. Это новый режиссёр с новыми затеями. У него сразу возник непрофессиональный ко мне интерес. А мне он не нравился. К тому же тогда у меня был любовник. Так вот, поставили этот мюзикл, «Дендо и Мхина». Содержание ужасное, диалоги очень странные, а музыка — похоронные марши, а не танцы. Само собой, пьеса провалилась после одного представления, — она раздавила в пепельнице окурок и тут же зажгла новую сигарету.

— «Дендо и Мхина», — задумчиво произнёс Касис, набивая трубку.

— Видите ли, из жизни Египта. Главным беспроигрышным эффектом должен был стать мой получасовой номер... в чём мать родила, в сопровождении кордебалета в таком же прикиде, но и это не помогло. К Мхине, дочери фараона, которую играла я, посватался принц Дендо с Оловянного Острова. Весь первый акт его дожидались, отплясывая эту замедленную сарабанду и обмениваясь высокопарными и бессмысленными репликами. Во втором акте появился не Дендо, а его посланник — какое-то чудище с рогами. После дурацких препирательств ещё на полчаса фараон рассвирепел и велел его убить, несмотря на уговоры старшего жреца — того играл сам Цорн. Когда рогатому отрубили голову, выяснилось, что это и был прекрасный принц. Жрец предсказал, что Дендо будет отомщён, и за Мхиной скоро придут охотники. Занавес. Слышали вы когда-нибудь бóльшую чушь? Как только Цорна после этого не уволили!

— Современное искусство — тема для отдельного разговора, — сказал доктор. — Однако любопытно... что было дальше?

— Дальше моя жизнь пошла под откос, — Соланж снова всхлипнула. — Сначала меня бросил возлюбленный. Его страшно разозлила моя обнажённая сцена. Кричал: «В мать, портовую шлюху, удалась!» Как мне было больно! Несправедливо, так ведь? А потом... страшные сны. Один сон, каждую ночь один и тот же. Эта самая Мхина — вернее, я в её образе убегаю от каких-то нечеловеческих всадников с огромными псами, а впереди всех — рогатый из мюзикла. Они догоняют меня и убивают. Вы скажете, что сны ничего не значат, что я просто суеверная. Но я чувствую приближение смерти. Доктор, я слишком молода, чтобы умереть!

Касис покачал головой.

— Типичное нервное расстройство. Единственное, что могу вам посоветовать — это обратиться к психиатру.

Огромные глаза с шелковистыми ресницами гневно вспыхнули.

— Доктор, если я погибну, это будет на вашей совести!

— Барышня Фритт...

— Зовите меня Соланж.

— Соланж, недостойное поведение вашего возлюбленного нанесло вам тяжкую душевную рану. На неё наложились сюрреалистические образы из представления, которое стало причиной вашего разрыва с этим человеком. Отсюда и сны. Хрестоматийный, можно сказать, случай. Нет никаких оснований подозревать вмешательство сверхъестественных сил. Повторяю, советую вам прибегнуть к медицинской помощи.

Губы Соланж дрогнули. Она поднялась и вышла, не попрощавшись и хлопнув дверью.

«Бедная девушка! — подумал доктор. — Но артистические натуры особенно склонны к подобного рода пертурбациям». Касис нахмурился. Ему показалось, что он пытается убедить самого себя и что его до сих пор безупречный метод дал слабину...

Доктор Касис ужинал в обществе своего давнего приятеля Яминга, владельца крупнейшего в городе табачного магазина, в его апартаментах на Биржевой набережной. Оба старые холостяки, они дружили ещё с флотских времён и казались полной друг другу противоположностью — один рослый, дородный и жизнерадостный, другой невысокий, щуплый, с меланхоличным взглядом.

— Голландцы опять взвинтили цену на суматранский лист, — пожаловался Яминг, расправляясь с золотистой гусиной ногой. — Хорошо, что обходишься трубкой. Между прочим, попалась древняя французская фарфоровая. Восемнадцатый век. Непременно взгляни.

— С некоторых пор я не слишком жалую французские изделия, — ответил Касис.

— Что ты имеешь против... ах да. Вправду ведь подлецы... Хочу кое-что тебе рассказать, — табачник подался вперёд. — Я человек простой, коммерсант, и в твоих занятиях дьявольщиной ровно ничего не смыслю. Так вот, Касис... я видел этих твоих чертей.

— Видел?

— Позавчера ночью. В последнее время я страдаю бессонницей, уже три сорта капель перепробовал. В полвторого или около того оделся и вышел прогуляться по набережной. Вдруг что-то завыло, загрохотало, как ураган, хотя был мёртвый штиль. Взглянул на небо и... низко так, над самым Равелином, несётся целая светящаяся кавалькада. Черти на лошадях, с собаками, впереди огромный с рогами. Они за кем-то гнались, но за кем, я не разглядел. Это продолжалось минуты три или четыре, потом всё стихло и исчезло. И в тот вечер я не пил ничего, кроме этих капель... с тобой всё в порядке?

— Всё в порядке, — произнёс переменившийся в лице доктор. — Яминг, ты случайно не слышал о Соланж... Фламмарио?

Яминг взглянул на него с недоумением.

— Фламмарио? Из этого, как его, «Передового театра»? Она моя соседка.

— Соседка?!

— Живёт в доме рядом. В наши дни актрисы, даже если они цыганки, могут многое себе позволить. А что?

— Она не цыганка.

— А кто же тогда? Квартеронка?

— Не знаю, но в ней явно примешана кровь потомков Кемета* или, может быть, даже Нубии.

— Не имею понятия, где то или другое, но ты полон неожиданностей, Касис, — усмехнулся Яминг. — Вот уж не подумал бы, что тебе способна вскружить голову...

— Неожиданностей полон не я, — перебил доктор. Впервые за почти три десятилетия его охватило чувство, похожее на смятение.

— Так что по поводу чертей на небе?

— Тебе нечего их опасаться. Идём, покажи мне дом Фламмарио.

— Касис...

— Яминг!

Твёрдый тон доктора Касиса и что-то в его взгляде заставили табачника без возражений выбраться из-за стола и выйти в коридор, чтобы набросить пальто.

Соланж Фритт занимала комнаты в мезонине дома, смежного со зданием, где находилась квартира Яминга. Их окна были тщательным образом зашторены тяжёлыми занавесями. Подъехавший незадолго до полуночи доктор Касис остановил свой автомобиль напротив, у ограды набережной. На импровизированном сторожевом посту он находился до рассвета. Ночь не ознаменовалась ничем особенным.

Вернувшись домой, доктор позволил себе забыться на несколько часов. После торопливого завтрака он отправился в «Передовой театр».

Цорн, крайне раздражённый тем, что его оторвали от репетиции, оказался тощим нескладным человеком лет тридцати пяти с крупной лысоватой головой и заносчивыми манерами. Вместо пиджака на нём был свитер на пуговицах, а на шее красовался чёрный платок.

— Кто вы такой и какого чёрта вам от меня надо?! — приветствовал он доктора визгливым возгласом, ворвавшись в обставленный по последнему крику моды, с ужасной безвкусицей, кабинет администратора.

— Я доктор Касис, — невозмутимо представился незнакомец.

— Доктор? Кто-нибудь заболел?

— Возможно. Причины болезней бывают разные, господин Цорн. Иногда виновник — микробы, иногда потрясения, а другой раз их насылают такие сущности, как, например, Перхта или Вотан у немцев.

Режиссёр судорожно сглотнул, его веко задёргалось.

— Я слишком занят для болтовни с помешанными, — процедил он сквозь зубы, щурясь и нервно сжимая кулаки. — Развлекайте вашими сказками пациентов сумасшедшего дома. Меня ни для кого нет, — бросил он администратору и выбежал из кабинета.

Соланж немало удивилась, услышав в десять вечера за дверью голос доктора Касиса. Она не ждала посетителей — отворив, предстала перед Касисом в зелёной шёлковой пижаме, босая, вьющиеся волосы растрёпаны. Лицо молодой женщины подёрнула нездоровая бледность, под глазами залегли тени.

— Не пошла сегодня в театр, — сказала Соланж. — Мне плохо, доктор. Плохо и страшно.

— Ничего не бойтесь, — с улыбкой ободрил её Касис. — Однако вы были правы, а мне изменила проницательность. К счастью, ещё не поздно.

— Что мне делать?

— Всё сделаю я. Идите лучше спать. И наденьте вот это, — доктор протянул артистке подвесок на железной цепочке в виде шестиногой звезды, тоже из железа, с руническим знаком на пересечении костылей.

— Не уходите, — попросила Соланж.

— Я буду совсем рядом.

— Я не могу спать.

— Всё же постарайтесь.

Соланж вымученно улыбнулась.

Выйдя на улицу, Касис снова занял позицию в припаркованной на прежнем месте машине. Наступало первое мая — Вальпургиева ночь. Доктору пришлось просидеть без дела почти два часа.

Тот, кого он дожидался, появился за несколько минут до полуночи. На Цорне были плащ с широким поясом и кепка для гольфа. В руке он держал мешок. Режиссёр подошёл к двери дома Соланж и некоторое время простоял неподвижно, втянув голову в плечи и будто к чему-то прислушиваясь. Потом он пересёк набережную, остановился на каштановой аллее, тянущейся вдоль ограды, и вынул из мешка большой молоток. Подняв инструмент на вытянутых руках, Цорн начал описывать им в воздухе замысловатые фигуры.

С револьвером наизготовку доктор Касис выскочил из автомобиля. До его ушей донёсся леденящий душу звук, похожий на завывание бури. Откуда-то брызнул рассеянный, призрачный свет.

Касис выстрелил. Револьверный раскат потонул во внезапно наполнившем ночь оглушительном громыхании. Цорн выронил молоток, скрючился и, держась за живот, повалился на колени. Над аллеей повисли десятка два всадников — косматые страшилища на костлявых лошадях, окружённые синеватым свечением вроде того, что испускает гнилая древесина, и с дюжину истошно воющих белых псов. На передней лошади громоздилось рогатое существо со сверкающими голубым пламенем глазами. Копыта и лапы адского зверья отделяла от земли какая-нибудь сажень.

Цорн попытался встать, но его ранение было слишком тяжёлым. Он указал в сторону дома Соланж, потянулся за молотком и лишился чувств. Ритуал не был завершён, и вызванная из иного мира Дикая Охота не успела целиком обрасти земной плотью.

Внезапно доктор Касис ощутил дикую боль, пронзившую его от головы до пят. Дыхание стало стеснённым. Страшная сила вывернула запястье, кость затрещала, и Касис со стоном выпустил из руки револьвер.

— Возьми молоток, — проскрежетал голос, похожий на шуршание толчёного стекла, — ты знаешь, что делать. Отдай мне Мхину. На что тебе глупая кеметка?

— Нет, — прохрипел Касис, подняв взгляд на рогатого, изогнувшегося на лошади в его сторону.

— Ты готов ради неё расстаться с жизнью? — новый болевой удар словно тесаком прошил доктора, ноги его подкосились, и он упал ничком, ударившись головой о выступающий из почвы корень старого каштана. Из рассечённого лба заструилась кровь. Задыхаясь, Касис забормотал на давно забытом языке:

— Избегнувший Длань Времени,

Не облекшийся в час свой в прах —

Чистой крови знамением

У меня ты теперь в рабах!

— Прочь, Дендо! — сдавленно выкрикнул он. — Убирайтесь, все!

В мгновение ока набережная снова приняла обычный вид. Охотники словно растворились в темноте. Касис поднялся на ноги, оттащил бесчувственного Цорна к ограде и швырнул его через парапет в чёрную воду залива.

— Дикая Охота — одно из самых известных европейских преданий, сохранившихся с языческих времён, — сказал доктор Касис Ямингу. — В Германии ею предводительствуют ведьма Перхта или сам бог Вотан, в Дании — король Вальдемар, а в Британии, которую финикийцы называли «Оловянными островами» — демон Дендо. Целью охотников обычно служит либо девушка, либо сказочное создание женского пола. Эту свору не остановило бы ничто — ни Высшие Пентакли, ни Светильник Алалы. Оберег, который я дал Соланж Фритт — так по-настоящему зовут Фламмарио — может, и помешал бы им её убить — даже в этом я не вполне уверен — но, проникни они к ней в дом, она либо сошла бы от ужаса с ума, либо сердце её не выдержало бы. Допустить того или другого я не мог.

— А как же этот режиссёр? — спросил табачник.

— Он получил неплохой урок. Не думаю, что он станет повторять свои... ошибки.

— Не зарекайся, Касис. Когда он очухается от твоего подзатыльника...

— Я буду настороже, — улыбнулся доктор.

(*Кемет — древнее название Египта.)