20. Стая

Нет, это слишком! Они ещё и откровенно игнорируют меня! Позвали, чтобы главная шишка поглазел, удовлетворил своё любопытство, и обломали на самом интересном месте. Что происходит? Сказать, что во мне закипало негодование по поводу их пренебрежительного отношения, значит, ничего не сказать.

«Ладно бы благодарность вынесли, спасибо сказали, - подумал, вспомнив, наконец, о всеобщем ликовании от успеха нашей миссии, - Или арестовали, коли возлагают на меня ответственность за нападение чёрных. Так ведь нет! Заценили и отвернулись, словно, от цыплёнка с истёкшим сроком годности. Суки!»

- Господа, начальники, - начал закипая, пытаясь наглостью привлечь к себе внимание и отстоять своё честное имя, - Вы хоть объясните толком, в чём меня обвиняют!

Моё, не к месту по-юношески импульсивное возмущение, вызвало улыбку у Жеглова и он, жёстко ухватив за локоть, увлёк к торцу длинного стола. Подальше от трёх спорящих шёпотом начальников.

- К тебе море вопросов, но позже. Так что не обижайся, словно девица на конкурсе красоты, которую обделило вниманием жюри. Будь мужиком, соберись и потерпи. Сейчас не до тебя.

Поняв, что про меня вовсе не забыли, малость успокоился и принялся разглядывать стол. А посмотреть было на что. Большая карта Атриума, напоминающая виденные мной в 2ГИС схемы городов. Только не в электронном, а бумажном варианте. Улицы, разбегающиеся от площади с вокзалом в центре, прямоугольники домов, помеченные номерами, значками или названиями. Надписи сделаны красным, синим и зелёным карандашами от руки. Судя по тому, что лист имел характерные следы складывания, план никогда не висел на стене кабинета, а лежал в планшете или архиве. Впрочем, нет. Скорее в рюкзаке разведчиков, если моя догадка верна.

- Карта ваша личная? – спросил, чтобы отсеять сомнения.

- Само собой, - подтвердил безопасник, восприняв мою проницательность, как само собой разумеющееся, - В суматохе никто не догадался заскочить в библиотеку за оригиналом.

- Если для вопросов ко мне ещё не время, то может, я могу задать свои? Вы всяко больше любого из присутствующих знаете.

Лесть не очаровала Жеглова. Он остался невозмутимо-спокойным, однако ответил:

- У меня к тебе вообще нет вопросов. Ты заинтересовал их, - безопасник кивнул на троицу, оживлённо спорящую между собой.

- Кто, кстати, они? – быстро спросил я, желая ковать железо пока горячо. Вернее, пока Жеглов снисходит до общения.

- Команданте – главный советник Гарма, - представил он, - Шарп, мой коллега от мародёров и Франкенштейн от учёных. Хотя, если честно, чем занимается Франки у умников мне не известно. Понятия дисциплины этим яйцеголовым неведомы.

- Судя по имени, вивисекцией. Создаёт монстров, - попытался поддержать ироничный комментарий Жеглова, но тот шутку не оценил.

- Ты здесь меньше недели? – неожиданно спросил он.

- Шесть дней.

- Далеко пойдёшь, - безапелляционно заявил собеседник.

- Откуда такой вывод?

- Для многих значение имён в Атриуме открывается постепенно, спустя несколько месяцев, полгода. Их можно понять. Неофит занят прежде всего собой, стремится приспособиться к новым реалиям, определиться, выжить, в конце концов. Осмысление окружающего начинается, когда быт более-менее налажен и исчезает тревога о будущем. Некоторые вообще не задумываются об этом. Считают, что новые имена это блажь местных аборигенов, вроде дворовых прозвищ. А ты сходу уловил смысл имён. Значит, умеешь наблюдать и делать правильные выводы.

- Я вас сильно расстрою, если скажу, что вы ошиблись?

- Пятьдесят на пятьдесят. В чём же я ошибся?

- В детстве зачитывался приключениями Незнайки. А в книгах Носова каждый персонаж носит фамилию соответствующую его характеру или профессии. Пилюлькин пытается лечить, Ворчун – ворчит, Винтик и Шпунтик всё чинят. В Атриуме, похоже, тот же принцип. Так что я не догадался, а просто провёл аналогию.

- Всё равно. Уметь сопоставлять, выявляя закономерность – ценное качество.

- А меня за это бить не будут?

- Спроси что-нибудь полегче, - пожал плечами безопасник, но поспешил утешить, - В крайнем случае, возьму к себе. Мне такие ребята нужны. Послужишь, пока не словишь просветление и не захочешь перейти на другой уровень.

- В смысле, пока не научусь проходить сквозь стены?

Жеглов откровенно улыбнулся и закашлял, пытаясь подавить язвительный смешок.

- Это местная легенда. В неё все верят. Сам знаешь – человек без веры, без цели не может.

От такого утверждения немного опешил и поспешил уточнить:

- Значит это всё сказки? А мне показалось вполне правдоподобным.

- Люди доверчивы, - заметил Жеглов и добавил, - Просветление не связано со способностью твоей фантомной оболочки. Это совсем другое. Если кратко, то наступает момент, когда тебе всё надоедает, хочется изменить себя, окружающих. В прошлой жизни подобные желания вызывали депрессию, вербальную и физическую агрессию, негативизм и, как результат, приводили в психушку или на скамью подсудимых. Всему виной тело, неспособное подчинятся мысли. Здесь всё по-другому. Оболочка готова воплотить любую фантазию разума. Вопрос только в одном: знаешь ли ты как это сделать. Понимаешь?

Я пока не понимал, но общий посыл оценил, поэтому утвердительно кивнул.

- А через стены проходить многие умеют, - продолжал Жеглов, - Я, например. Так что это не показатель. Просто я не готов уйти из Атриума. Мне тут пока что всё нравится.

«Вон оно как», - изумился я и выпалил, словно какой бес дёрнул за язык:

- Я, кажется, тоже умею.

Жеглов внимательно посмотрел на меня и спросил:

- Пробовал?

- Ещё нет, но там, в бою, ко мне вдруг пришло понимание, как устроен ментальный мир Атриума. Благодаря этому смог убить чёрного, и в тот момент понял, что способен на многое, в том числе пройти сквозь стену.

Сказав, мгновенно пожалел о своей откровенности. Купился, как лошок, на доверительную беседу доброго следователя и выболтал всю свою подноготную. Зря это.

Безопасника совершенно не заинтересовало моё признание и он спокойно, совершенно убеждённо, бросил:

- Пустое. Никогда не хвались тем, чего не испытал на практике. Поймают на слове, и заставят отвечать за собственную дурость.

- Как?

- Попросят доказывать на деле. А не сможешь, объявят треплом и дадут другое имя.

- Какое?

- Не знаю. Балалайка у нас уже есть, так что придумают что-нибудь пообиднее. У людей богатая фантазия на глупости.

Наконец, высокопоставленные спорщики пришли к какому-то взаимовыгодному компромиссу и успокоились. Разобрали блокноты. Как попало сложили вчетверо исчерканные листки офисной бумаги и рассовали по карманам. Карту разведчиков оставили на столе. Впрочем, последнее понятно. Чужое брать в этом мире не просто моветон, а как сказал Хирург, люто западло.

Пришло время вспомнить о моём присутствии. Думаю, Жеглов исполнял роль не просто милого собеседника, а приставлен ко мне с определённой задачей – сторожить.

- Вижу, уже подружились? – спросил, подходя Команданте.

- Угу, - недовольно выдавил я, вновь внутренне ощетинившись, - Если это избавит меня от пыток, то могу и породниться. С радостью обниму любого, кто скажет: «Люк, я твой отец».

Помощник вожака подозрительно, словно непонимающе, посмотрел на меня и сказал:

- Странный товарищ, очень странный. Ты, Франки, пообщайся с ним. Хирург докладывал, что с мозгами у новичка всё в порядке, но ты уж перепроверь. Заговаривается камрад или у него нигилизм такой.

- Не сомневайся, - мерзко ухмыляясь, заверил Франкенштейн.

Было в нём что-то неприятное. Длинные, прямые волосы. То ли сальные, давно немытые, то ли покрытые фиксирующим гелем, как у Рональдо или Неймара. Слегка вытянутое лицо, с тонкими губами и узким прямым носом, напоминало ехидную мордашку киношного Локи.

- И ещё раз повторяю, - непререкаемым тоном, добавил Команданте, обращаясь ко всем, - Пока я не доложу Гарму и не получу одобрения, не рекомендую предпринимать какие-либо действия. Даже те, что мы предварительно согласовали. Ясно?

- Более чем, - ответил за всех Шарп.

продолжение следует…