15. Разбилось зеркало в прихожей...

Хмурое декабрьское утро с видимой неохотой покинуло мягкую постель, сделанную из рыхлых белёсых облаков. «Почему даже в воскресенье, когда люди могут, как следует, отоспаться, мне нет покоя? Чем я хуже других?» - мысленно возмутилось оно и с неудовольствием взглянуло на бледное, пухлое лицо, отразившееся в ледяном зеркале замёрзшего озера.

Водоём этот, расположенный около заброшенной швейной фабрики, люди по какой-то непонятной причине обходили стороной. Лишь некоторые ребятишки приходили туда тайком от взрослых, чтобы поиграть вдали от любопытных глаз.

Зевая и потягиваясь, утро заглянуло в кухонное окно и некоторое время наблюдало за печальной пожилой женщиной, меланхолично жарившей оладьи на большой сковородке. «Этой женщине сегодня принесут страшное известие. Вряд ли она переживёт эту новость. Впрочем, какое мне дело?» - утро побрело дальше, по своим делам, и снег скрипел под его тяжёлыми шагами. А неугомонная зима без устали перетряхивала постели, и на землю падали мириады перьев, крупных белых снежинок.

Тринадцатого декабря две тысячи седьмого года София Романовна проснулась рано, когда только начинало светать. Пожилую женщину, как это часто случалось в последнее время, одолели мысли. И спасти от них могла только монотонная, однообразная работа.

«Что же это такое делается? Сначала Жанна, потом Игорь, а этим летом и Наташечки не стало. Что же это такое? Что же это такое? Проклял нас, что ли, кто-то? Да ещё и Владиславик совсем от рук отбился. Грубит, капризничает, по дому не помогает. Не повторил бы судьбы матери. Камилла зато само послушание. По вечерам дома сидит, делает всё, что я скажу. Наташка в её возрасте была не такой. Но не признак ли это опасного психического заболевания? Какой шестнадцатилетней девушке не хочется хотя бы иногда погулять с друзьями, сходить на свидание с одноклассником? Нет уж, пусть лучше дома сидит. Хоть правнуков не принесёт раньше времени. А всё-таки что за жизнь?» - и не в силах думать обо всём этом София Романовна встала с постели, привела себя в порядок и, накинув на плечи жёлтый с нарисованными на нём красными цветами халат, отправилась на кухню.

- Что, бабка, готово всё? - София Романовна вздрогнула. Она не заметила, как на кухню просочился Владиславик.

- Ты зубы почистил? - София Романовна нахмурилась. Как же этот растрёпанный грубоватый мальчишка не походил на полуторогодовалого малыша, который в далёкое лето две тысячи первого года…

- Да иди ты к дьяволу со своими зубами! Я есть хочу!

- Как ты со мной разговариваешь? - возмутилась София Романовна. - Пока не умоешься, не почистишь зубы и не причешешься, оладьев не получишь.

Владиславик ничего на это не ответил и затопал ногами. После долгой перепалки, забравшей у Софии Романовны последние силы, она всё-таки отправила внука в ванную. Камилла всё не просыпалась. В последнее время она стала крепко и подолгу спать.

- Бабка, я пойду сегодня с пацанами в парк? - покончив с оладьями, Владиславик икнул и вытер рот рукавом тёмно-синей толстовки.

- А посуду кто будет мыть?

- Милка вымоет. Она всё равно целыми днями на кровати лежит, - Софию Романовну поразили недетские интонации в тоне мальчика.

«Что же из него вырастет?» - в очередной раз подумала она.

- Ладно, только к пруду парковому не подходите, - смилостивилась София Романовна.

- Да ты чего, бабка? Лёд-то сейчас огого какой. Толстый. Он и танк выдержит.

- Всё равно, пообещай мне к пруду не приближаться. Иначе вообще никуда не пойдёшь, - София Романовна понимала, что за напускной строгостью кроется бессилие, и от этого на душе у неё стало необыкновенно тяжело.

- Ладно, не пойду я на пруд, - мальчик побежал в комнату и принялся судорожно одеваться, пока бабка не передумала.

Одевался он шумно, споткнулся о заводную машинку, чёрный, жутковатого вида джип, грязно выругался, свалил с подзеркальника баночку с кремом. Но Камиллла, крепко спавшая в той же комнате, так и не проснулась. Её бледное застывшее лицо напоминало лик мертвеца.

- Только к обеду приходи домой, - София Романовна делала всё, чтобы задержать внука. Мысль о том, что скоро Владиславик окажется на улице, полной всевозможных опасностей, в компании грубоватых дворовых мальчишек приводила её в ужас.

- А что мне за это будет? - карие глаза мальчика заблестели.

- Я тебе батончик куплю. Шоколадный, - пожилая женщина тяжело вздохнула. Меркантильность Владиславика ей очень и очень не нравилась.

- Ладно, тогда приду.

- И дорогу переходи осторожно. Не беги на красный, - не успокаивалась София Романовна.

Владиславик нетерпеливо кивнул и выбежал в подъезд.

София Романовна вернулась на кухню, устало опустилась на стул и горько заплакала. Женщина оплакивала погибших во цвете лет дочерей и зятя, собственную старость и ненужность. Софию Романовну до глубины души обижали хамство и пренебрежение Владиславика, беспокоили апатия и мрачность Камиллы. «Господи, как же я устала! Кто бы знал, как я устала!» - всхлипывая, бормотала София Романовна.

Почему-то женщине навязчиво вспоминалось, как она, дочь, зять и крохотный Владиславик сдавали кровь на анализ после того, как Камиллу поместили в клинику. К счастью, страшный диагноз ни у кого из них не подтвердился. Владик тогда так плакал, он всегда боялся врачей и иголок...

А время неумолимо двигалось к той границе, где заканчивается короткий зимний день и начинаются тёмные декабрьские сумерки. София Романовна взяла себя в руки, вымыла оставшуюся от завтрака посуду, приготовила обед и пошла будить Камиллу. Большие настенные часы показывали половину второго.

- Бабушка, можно я ещё немного посплю? - еле слышно пробормотала Камилла.

- Да что же это такое? Второй час уже, а она в постели валяется, - напустилась на внучку София Романовна.

- Мне плохо. У меня голова болит, - пожаловалась девушка.

София Романовна, озабоченно хмурясь, положила Камилле руку на лоб. Кожа её была сухой и раскалённой. Градусник показал тридцать девять и пять. Вдобавок, у Камиллы началась неукротимая рвота. «Это всё последствия того лечения. Любой вирус к Миле прилипает. Лучше бы оставили всё, как есть. Хотя… Та болезнь тоже опасная вещь», - размышляла София Романовна.

Поглощённая всеми этими заботами, пожилая женщина не сразу заметила, что за окном уже сумерки. «Господи, пятый час! Ведь говорила же Владиславику, чтобы к обеду вернулся. Где его только носит?» - все эти мысли в одно мгновение пронеслись в голове бедной старушки.

Камилле стало легче, и она крепко заснула. София Романовна сидела у окна и думала, не пойти ли ей в парк, чтобы разыскать Владиславика. Но она боялась оставлять больную внучку в квартире одну. «И никаких знакомых не осталось. С соседями только здороваемся. Что за жизнь? Что за жизнь?» - в такт большим настенным часам тикали невесёлые мысли.

Когда в дверь позвонили, София Романовна с несвойственной её возрасту резвостью бросилась к двери. «Ну и задам я Владиславику! Он у меня получит. Чуть до инфаркта бабушку не довёл», - и женщина резко распахнула дверь.

На лестничной площадке стоял незнакомый мальчишка. Его большие голубые глаза были полны слёз, губы дрожали.

- Тебе чего? - спросила София Романовна, и в груди у неё заворочался холодный ком, похожий на снежок.

- Я… Вы бабушка Владика? - шмыгая носом, проговорил малыш.

София Романовна кивнула и почувствовала, что бледнеет.

- Я… Он…Мы к озеру у бывшей швейной фабрики пошли. В парке скучно и народа много, а там никого. Мы в разведчиков играли. А Владик под лёд провалился. Все пацаны прыгали на озере и ничего, а он…

Прихожая медленно погружалась во тьму. Где-то раздавался громкий, надоедливый звон. Это были последние впечатления Софии Романовны.

До приезда «скорой помощи» пожилая женщина не дожила. Врачей вызвали соседи, к которым прибежал перепуганный Митька, мальчишка, видевший гибель Владиславика. Больную Камиллу, находившуюся в бессознательном состоянии, перевезли в больницу, а оттуда отправили в детский дом, где она прожила следующие полтора года. «Совсем одна. Совсем одна. Никого не осталось. Радуйся, Белоглазый!» - ворочаясь с боку на бок на неудобной кровати, думала девушка.

Продолжение следует