11. Стая

Мы просидели в кафе не меньше двух часов. Я больше не пытался убедить товарищей в своих опасениях и прекратил допытываться об окружающей обстановке. Пусть у меня ночь, а у них вечный день. Пусть у них Аквариум из стекла, а у меня светящийся мрамор и свечи. Какая собственно разница? «Каждому воздаётся по заслугам», - вспомнил, неизвестно откуда всплывшую в памяти фразу. Может так оно правильно?

Беседа о настоящем, перемежалась сентиментальными воспоминаниями из прошлого, историями из жизни, не несущими никакой смысловой нагрузки и просто анекдотами. В какой-то момент показалось, что я вполне могу рассчитывать на поддержку товарищей. Правда и особых иллюзий по поводу качества помощи, увы, не испытывал.

Когда в помещении появились уже знакомые девушки, мы даже обрадовались. Друзья, что совершенно естественно, уже знали имена бывших попутчиц. Петрович, склонившись к уху, принялся просвещать меня, добавив, что лишь Снежана ехала в одном с нами вагоне.

Заприметив нас, девушки перемигнулись, хихикнули и совершенно не смущаясь, подсели к нашей компании. Благо размеры стола и скамьи позволяли. Официантке пришлось трижды возвращаться в подсобку, таская заказанные латте, капучино, смузи и безумное количество кондитерских изделий, названий которых я даже не представлял.

Перспектива лакомиться сладостями, не заботясь о количестве калорий, им безумно нравилась, а возможная ответственность за это, в далёком, туманном будущем, их не заботила. Не стоило даже разговор об этом начинать.

Сопливые воспоминания мгновенно превратились в хронику доблестных поступков и героических деяний. Никогда, ни один мужик в компании милых и симпатичных девушек не будет рассказывать о своих неудачах, выставлять напоказ собственные комплексы. Даже рыхловатый Юрий подобрался, выпрямил спину и распушил хвост. Он старательно намекал, что в прошлой жизни был не просто альфа-самец, а предводитель всех альфа-самцов Саратова. Николай Петрович предстал в образе мудрого, всезнающего философа, а я привычно напялил маску самоуверенного раздолбая. Девушки кокетливо слушали бахвальство, не забывая подзуживать наше стремление предстать в наивыгоднейшем для них свете.

Вот только втянувшись в необязательный флирт, я вдруг понял, что мы для них вовсе не представляем интереса. Они, как истинные женщины, смотрят глубже и дальше, интуитивно чувствуя, что нет смысла связывать себя отношениями с какими-то неопределившимися новичками. Их куда более интересовали те, кто уже сформировался в новом мире как личность и прочно занял свою нишу в иерархии кланов. Это нормально, учитывая, что сердечная привязанность и прочая эмоциональная лабуда остались в прошлом, а расчётливость и прагматизм при выборе партнёра всегда в приоритете.

Когда Юрий начал пересказывать лекции Хирурга о моральных принципах Атриума, намекая, что не прочь стать спонсором наиболее раскрепощённой из их числа, мне стало страшно. Не за девушек. Они, скорее всего, благополучно устроят свой местный быт. За себя.

Зуммер телефонного аппарата трудно спутать с чем-либо другим. Пусть у всего населения земного шара будет иметься в кармане мобильный телефон, но стационарные, зачастую аналоговые агрегаты, никто не отменял. У нас дома, например, стоял такой вымирающий образец и на него периодически звонили. Из ЖЭКа, полиции или с работы. Представить в новом мире провайдеров сотовой связи фантастичнее любой истории про НЛО. А вот наличие проводной связи вполне. Пока официантка подносила к уху чёрную, эбонитовую трубку и представлялась, Петрович успел изречь очередную мудрость:

- Пока телефоны привязаны к месту, человек свободен, как личность.

- Ребята, - обратилась к нам работница кафе, - Наставник велел собраться на вечернюю беседу. Он ждёт вас.

Уже перед выключенным эскалатором я придержал за локоть Петровича, давая возможность Юрию, развлекающему девушек очередной историей, обогнать нас на несколько шагов.

- Про моральный кодекс Атриума, правда?

- Опять ищешь к чему придраться? – поинтересовался он, сгоняя с губ мечтательную улыбку.

- То есть тебя не напрягает, что здесь царят разврат и культ силы?

- Это стая, - пожал плечами философ, - Люди группируются не только по интересам, но и вокруг вожака, способного дать отпор сопернику. Мы тут новенькие и подумай: можем ли мы судить о местных порядках, ничего о них не зная? Только на основе слухов и домыслов? Или исходя из соображений, что местная мораль отличается от нравственных принципов общества, частью которого были до смерти? Я бы не спешил с определением. Даже не потому, что со своим уставом в чужой монастырь не суются, а из-за того, что фактов для обвинения у нас нет. Пойми, образ здешней жизни сложился не вчера и даже не сотню лет назад. Хирург рассказывал, что первая железнодорожная катастрофа произошла в Англии, близь деревушки Дарем. Случилось это аж в июле 1815 года и погибло в ней шестнадцать человек. Он сказал: эта дата и является днём появления Атриума. Представь, сколько с тех пор сменилось пассажиров на нашем вокзале. Может он раньше даже выглядел, как викторианская ратуша в Манчестере и нравы царили, как при королеве Виктории? А может, стояла тут сторожка-пятистенок и сидел при ней станционный смотритель в железнодорожной форме? Общество сделало свой выбор в пользу своих норм и правил, выстрадав их в процессе развития.

Я задумался. Обиднее всего оказалось то, что Петрович рассуждал здраво, на первый взгляд правильно. С его доводами трудно спорить и тем более опровергать их. Вот только моя натура категорически противилась здешним порядкам.

- Я могу представить культ личности. В конце концов, в России подобная форма власти встречалась неоднократно. Могу даже объяснить необходимость насилия одного класса над другим, что всегда заканчивалось либо революцией, либо перестройкой. Но узаконенный садо-мазохизм, как форма общественного строя – это выше моего понимания. Такое даже либеральным толерастам в Европе не придёт в голову!

- Где эта Европа? – горько хмыкнул Петрович, - Больно скор ты на выводы. Ещё и суток в Аквариуме не провёл, а уже всё понял, всему дал определение, во всём разобрался. Тебя девки «скорострелом» не звали?

- Так что, молчать и кивать, как посоветовал мне Снупи?

- Мотать на ус и думать, - порекомендовал товарищ и добавил, - Жил да был такой психолог, Джордж Стрэттон. И поставил он как-то над собой эксперимент: целую неделю носил специальные очки, показывающие окружающий мир в перевёрнутом виде.

- Видимо, давно это произошло, если учёный на себе опыт производил. Сейчас больше на крысах и обезьянах.

- В начале прошлого века. Речь не об этом. Первые два дня никак не мог освоиться, приноровиться к тому, что картинка перед глазами опрокинута. А потом ничего, свыкся. Мозг скорректировал зрение настолько, что Стрэттон свободно передвигался по дому и пользовался предметами обихода. Даже мысли пытался в тетрадь записывать. Наверное, и машину смог бы водить, будь у него автомобиль. Может и нам на нос нацепили очки, показывающие мир перевёрнутым с ног на уши? Может нужно подождать и привыкнуть?

Прав Петрович: торопиться не следует. Не найдя достойного аргумента для возражения, поинтересовался:

- Чем закончился эксперимент?

- Когда профессор снял очки, он около часа видел окружающий мир таким же перевёрнутым. Потом зрение вернулось в норму.

- Интересно, - подытожил я, - Значит, к перевёрнутому миру он привыкал два дня, а к норме вернулся за час.

- Молодец, Вадим, - похвалил философ, - Уловил самую суть. Вероятно, через пару дней ты тоже привыкнешь, и взгляды на здешнее житьё-бытьё изменятся.

Мы уже начали спускаться на первый этаж, когда он добавил:

- В чём я сильно сомневаюсь.

Мельком взглянув на товарища, заметил, что он не просто сник, а как-то изменился в лице, мгновенно постарев на десяток лет. Прибавилось морщин и седых волос, заострились черты, и потух интерес в глазах.

- Если прав наставник и ты какой-то там избранный, то трудно представить, что тебе под силу совершить.

- Не пугайся раньше времени. Хирург может ошибаться.

- Я не этого боюсь. Будь ты хоть трижды избранным, но одно дело иметь возможность что-то сделать, а другое – иметь желание. У тебя не просто желание: прямо-таки стремление и готовность всё поменять в этом мире. Вот, что страшно.

- Брось. История развития цивилизации построена как раз на этих принципах. Старое отмирает, уступая место новому, более прогрессивному. Разве я не прав?

- Прав. Только трансформировать устоявшийся общественный строй можно по-разному. Например, как Ленин изменил жизнь царской России, а Горбачёв советской. Грубо, насильственно, прикрываясь благими лозунгами. Выделяя часть населения в элиту, а другую, подвергая репрессиям и нищете. А можно, как Колумб, подчистую уничтожая аборигенов случайно открытой Америки. Расчищая место для своих соплеменников. Вот это меня пугает. Что выберешь ты?

продолжение следует…