11. Приют "Чёрная роза"

Над городом парил день, сотканный из светло-голубого шёлка. Голова у Веры болела, временами казалось, что в мозгу поселились огромные красные муравьи, без устали роющие себе ходы. А может быть она стала жертвой пустынной саламандры по имени Мигрень?

Стоило Вере закрыть глаза, и она оказывалась на берегу пруда. Неприятного, снулого наполненного забвением и гнилой водой. От плеснево-зелёной поверхности поднимался тяжёлый запах разложения и чьих-то старых, заскорузлых воспоминаний.

Из длинного, почерневшего от времени деревянного сарая выходил высокий, худой и неопрятный мужчина. Лицо его по цвету напоминало октябрьское небо в безрадостный дождливый день. Глаза походили на грязные, пыльные окна, которые не мыли несколько лет. Одежда удручающе серела, словно талый, умирающий снег.

Вера пыталась представить себе жизнь незнакомца, но видела только двор-колодец, подворотню, дождливый день и жёлто-фиолетовое граффити на стене старого, неприглядного дома. Молча, ни слова не говоря, Серый протягивал девочке пахнущий свежей типографской краской еженедельник с обведённой чёрным фломастером заметкой:

«Вечером девятого июля Людмила Малахова обнаружила труп своей подруги Анастасии Ивиной. Девушка лежала на полу кухни в квартире, расположенной на первом этаже дома номер пятнадцать дробь один по улице Соломенной. Убийцы вырезали девушке глаза. Никаких вещей и ценностей из квартиры украдено не было. Так что по версии следствия Анастасию Ивину убили из ревности или из личной неприязни»

И тут же пахнущий немытым телом и нестираной одеждой мир расползался, словно ветошь. Вера открывала глаза. И видела голубое небо за окном, неряшливую стопку учебников на подоконнике, золотистые от солнца пылинки. Бабушка сидела на стуле у кровати и с беспокойством смотрела на девочку.

И Вере представлялась мрачная квартира на первом этаже. Зелёный, запущенный двор, жёлто-синяя вывеска обувного магазина «Золушка», зеркало, отражающая изумрудные, не совсем настоящие дали. И несчастная Настя, которой выпали лишь крохи, крупицы счастья. Мать не любила её, муж предал, а детей она так и не родила.

У девочки по имени Июнь день не заладился с самого начала. Она поссорилась с легкомысленной и эгоистичной Зеленушкой, и теперь всё валилось из рук. Июнь решила порисовать и залила краской дорогой восточный ковёр. Захотела написать мудрый стих-высказывание и безнадёжно испортила шёлк, набрав на кисть слишком много китайской туши. И теперь, обиженная и злая, она сидела на циновке.

Подурневшая и погрубевшая, с красными сердитыми глазами, Июнь погрузилась в дряблую, расползающуюся по швам дремоту, полусон-полуявь.

***

Прошло двое суток. Зори розовели, словно крылья каких-то экзотических бабочек. Утра напоминали луговых музыкантов. Так именовала Вера звонкие и незлобивые цветы под названием колокольчики. Дни шелковисто струились и ползли, ползли, засыпая на ходу. Вечера алели, как яблоки в неведомом саду - обители теней, пострадавших в противоречивой и сложной земной жизни.

Вера поправлялась. Она подолгу сидела у окна и рассматривала картинки в книжке под названием «Приют Чёрная роза». Соня в такие моменты забивалась под кровать и злобно шипела. Однажды, листая книгу, Вера задремала.

Ей приснилась мама, выходящая из подъезда около восьми утра. Несмотря на ранний час, асфальт уже успел раскалиться, и двор напоминал пышущую алым жаром печь. В своём розовом платье мать казалась совсем молодой и очень-очень красивой.

Татьяна села в золотистую иномарку, бросила прощальный взгляд на спящую девятиэтажку и откинулась на спинку сидения. За окном проплывали магазины, васильковое небо, отражавшееся в окнах домов, и редкие прохожие. Проехали детский садик, и в памяти всплыла картинка из прошлого.

Ей на работу позвонила Антонина Альбертовна, Верина воспитательница.

- Приезжайте, у вашей дочери опять случился приступ, - голос у Антонины был растерянно-испуганный. - Верочке лучше отлежаться дома пару дней. Ох, ну и ужас! Еле успокоила других ребятишек.

Татьяна не помнила, как отпросилась с работы и добежала до детского сада. День был июньский, голубой и наполненный спокойной радостью. Однако благодушие его распространялось не на всех. Далеко не на всех.

Антонина Альбертовна, глуповатая девушка лет двадцати пяти с копной огненно-рыжих волос и огромными синими глазами, посмотрела на Татьяну с ужасом. Женщина, и правда, выглядела страшно. Белая, как платок, с изодранными каким-то злым кустарником голыми ногами, в мятом платье, она как будто вышла из мистической повести или криминального триллера.

Вера стала бледной и какой-то тряпочно-неживой. Голова её моталась из стороны в сторону, когда мать несла её на руках. Татьяна позвонила мужу с рабочего телефона (это она помнила), но тот как всегда отговорился занятостью.

- Твой ребёнок, ты и решай, - буркнул он и повесил трубку.

Татьяна стояла у ворот детского садика и не замечала, как по щекам катятся слёзы. Пятилетняя Вера, несмотря на худобу, вдруг показалась ей невероятно тяжёлой.

- Я же просто не дойду. Просто не дойду, - пробормотала Татьяна.

Перед глазами кружилась сиренево-голубая ерунда, и она не сразу заметила, как из ворот садика вышли Мила с отцом.

- Что с вами? Верочке опять стало нехорошо? Давайте я вас подвезу, - мужчина ободряюще улыбнулся Татьяне, а Мила вытаращила тёмно-карие, почти чёрные глазёнки.

Он помог Татьяне сесть в машину и устроить Веру. Всю дорогу старался приободрить несчастную мать, рассказывал что-то весёлое. Мила несмело хихикала, Татьяна вяло кивала, а Вера... Она как будто умерла или превратилась в тряпичную куклу.

«Даже чужой человек проявил больше сочувствия, чем Антон», - с горечью подумала Татьяна. С тех пор, как Вере поставили диагноз эпилепсия, муж стал всем говорить, что она не его ребёнок. Татьяна прижила её с каким-то психически неуравновешенным недоноском. Да, именно так Антон выражался.

Чтобы достойно встретить болезнь своего ребёнка нужно быть сильным и мудрым человеком. Ни силой, ни мудростью Антон не обладал.

- У меня в семье никогда не было сумасшедших и нервно больных! - восклицал он во время их частых, тяжёлых и болезненных ссор.

- Тише, Верочку разбудишь, - шипела Татьяна. - Во-первых, Вера не сумасшедшая, а, во-вторых, это не только наследственная болезнь.

«А потом он ушёл и предал. Просто исчез из нашей жизни. Бог ему судья», - они ехали по закопченным окраинным кварталам. У трёхэтажного дома из красного кирпича стояла блондиночка лет шестнадцати-семнадцати и махала рукой.

- Может, случилось что? - Арсений, молодой человек, сидевший за рулём, остановился.

И не успела Татьяна опомниться, как рядом с ней оказалась химера. Или призрак? Что-то в этой девчушке ей не нравилось. Очень не нравилось.

Продолжение следует