04. Пикник на погосте

Апологеты потребительства уверяют, будто движущими силами прогресса служат… алчность и зависть.

Разве?

Будь так, венцом творения стали бы свиньи с их свинячьей мечтой о вкусных помоях и неудержимым стремлением растолкать всех на пути к заветному корыту. Но, нет же, мир заселили люди. И, хотя среди них в избытке таких, чьи потребности мало отличаются от свинских, всё же, не желание сожрать больше, чем можешь лежит в основе успеха Homo sapiens. Нет!

Страх и любопытство создали человеческую цивилизацию.

Всякому зверю ведом страх, а иным и любопытство не чуждо. Однако, убежав от того, что страшно, лишь человек возвращается обратно. Возвращается снова и снова, до тех пор, пока страшное не становится обыденным. Пусть не сразу, но человеческое любопытство всегда берёт верх над человеческим страхом.

Но, что может быть страшнее неведомого?!

Так человек освоил пространство от запретного леса, что раскинулся за рекой? до морских глубин и космоса. И, тем самым? лишил богов их дома – им просто негде стало жить.

Так человек познал и приручил стихии от огня, воды и ветра, до направленного потока частиц и расщеплённого атома. И, тем самым отобрал у богов их могущество.

Боги умерли, а человек заскучал и зажирел. И для того, чтобы окончательно не превратиться в свиное стадо, люди вынуждены находить себе всё новые страхи. Или же, не найдя, хотя бы выдумывать.

Родители читают детям на ночь добрые сказки с моралью и счастливым концом. Дети зевают. Родители уходят заниматься своими скучными взрослыми делами, а в детских комнатах наступает пора тайн – страшных, и оттого по-настоящему захватывающих. Это вам не "курочка Ряба"! Неведомые монстры прячутся в ночи под кроватями да за шкафами, таятся, ожидая своего часа, за занавесками.

Ночь плодовита. Порождая чудовищ, она населяет ими подвалы и чердаки, пустыри и подворотни, заброшенные дома и, уж конечно, кладбища.

Где же ещё обитать нашим страхам, как не на старых кладбищах?!

Там они дремлют среди провалившихся могил да покосившихся надгробий. И, бывает – особенно, когда Луна вдруг застывает на небе – просыпаются…

Гусев, будто вцепившись пальцами в землю, лежал на спине. Из широко раскрытого в агонии рта торчали "вампирские клыки". А рядом, словно серые кости из разорённых могил, валялись разбросанные ветки хвороста.

Хотя, ни крови, ни травм заметно не было, неподвижное – и без сомнения, мёртвое – тело Тимофея выглядело столь же зловеще, как и наколотый на пику труп Ярослава. Тем не менее, Ксения с Никой, сцепившись локтями, поддерживая друг дружку и шагая нерешительно, словно по минному полю, осмелились на этот раз приблизиться достаточно, чтобы разглядеть подробности. Остановившись лишь чуть поодаль, они, вытягивая шеи, с любопытством, которое пересилило-таки ужас, следили за Зининым. Тот оказался не столь боязливым. Или, не столь впечатлительным.

Забрав лампу у Ксении, Лёха склонился над Гусевым. Первым делом, коснувшись двумя пальцами шеи, постарался нащупать пульс. Выждал несколько секунд, взглянул на девчонок, и покачав головой, принялся осматривать тело.

Ксения зажмурилась. Её не оставляло ощущение нереальности происходящего.

В деревне у бабки, где телефон ловил интернет эпизодически, а телевизор с допотопной антенной показывал с грехом пополам четыре канала, ей довелось как-то смотреть детектив. О чём был фильм она забыла, но одна картинка вдруг всплыла в памяти – сыщик из позапрошлого века в старомодном пальто и шляпе котелке, при свете керосиновой лампы, дотошно осматривал в ночном лесу место убийства. Точь-в-точь, как теперь Зинин.

На миг ей показалось, что стоит открыть глаза, и она проснётся. Ксения даже успела поверить в это, но Лёхин голос вернул её в нереально жуткую реальность.

Прежде ей не доводилось слышать, чтобы Лёха ругался, да ещё так грубо, почти нецензурно.

– Кретин! Недоумок долбанный!

Он швырнул к ногам девушек найденный им рядом с телом колбасный огрызок. Следом полетела снятая с зубов Гусева бутафорская челюсть.

– Похоже, он жрал вот с этим во рту!

Лёха порывисто опустился на колени, занёс кулак, приноравливаясь, и что есть силы, ударил мёртвого Тимофея под дых. Затем ещё раз, и ещё…

Ксения с Никой с ужасом молча наблюдали, как он, будто обезумев, избивает покойника. Ника вскрикнула лишь когда воздух с тихим свистом покинул мёртвые лёгкие.

Зинин выудил пальцем из ротовой полости Гусева непрожёванный кусок колбасы.

– Ника, возьми лампу, посвети! Ксюха, бегом сюда! Искусственное дыхание делать будем, – велел он, даже не обернувшись.

Да, как велел! Властно, если не сказать – жёстко, даже не предполагая возражений. И куда только делся затюканный, робкий Лёха Секонд!

Ника, и впрямь, тут же послушалась. А, вот Ксения замотала головой:

– Я не умею!

– Умеешь! – рявкнул на неё Лёха – На ОБЖ проходили, вспоминай! Затылок назад, одну руку на подбородок, другой зажимаешь нос, дышишь в рот.

– Но, он же мёртвый!

– Может, ещё оживёт… Да, быстрее! Время уходит!

Теперь уже и Ксения не посмела ослушаться.

Реанимировали Гусева минут десять. Вроде правильно всё делали. Усилиями Ксении, грудь его взымалась так, будто он и правда дышал. Зинин, упираясь ладонями в рёбра, ритмичными толчками давил на них столь усердно, что руки болели с непривычки, а струйки пота, стекая из-под вязаной шапки, разъедали глаза. Компрессия перегоняла остывающую кровь через остановившееся сердце, но к жизни Тимофей так и не вернулся.

Ксения сдалась первой – на четвереньках отползла чуть в сторону. Частое глубокое дыхание вызвало головокружение и тошноту.

Вслед за ней и Зинин опустил руки.

Немного придя в себя, Ксения, хот и не без труда, но сумела подняться. Подобрала свалившуюся с головы остроконечную шляпу, нахлобучила на затылок. Встретившись взглядом с Лёхой, кивнула, словно отвечая на вопрос. Сказала: "Я знаю, что делать", и, немного пошатываясь, пошла к мотоциклу.

Лёха с Никой, чуть погодя, последовали за ней. Когда подошли, та уже наощупь орудовала мультитулом.

– О! В тему! – она потянула за руку Нику, державшую керосинку. – Ни фига не видно, а телефон скоро сядет, не подсветишь.

– Что ты задумала? – спросил Лёха.

– Бак хочу снять.

– Зачем?

– Подожгу, на хрен, вон ту кучу дров, – Ксения кивком указала на гору валежника.

– Зачем, Ксю?!

– Зачем, да?.. – оставив своё занятие, Ксения вплотную приблизилась к Зинину. – Ты так ничего и не понял, умник?! У нас здесь уже второй труп! Второй! Это случайность по-твоему?!

– Нет, – Лёха оставался на удивление спокойным. – Случайность – это первый. Второй – совпадение. Лишь третий будет закономерностью.

– Третий?! – Ксения сорвалась не на крик даже, а на визг. – Ты издеваешься?! Станем ждать третьего?! И кто им будет?! Ты?! Я?! Я не собираюсь, понял!

Лёха не без труда отцепил от куртки руки, схватившей его за грудки, девушки.

Она, отдышавшись, немного успокоилась.

– Нас тут что-то убивает. Неужели не видишь?! Ты же сам говорил, про Луну, там, и всё прочее. Ты был прав, Секонд. И самим нам, походу, отсюда не выбраться. Подожгу брёвна. Есть шанс, что такой костёр заметят. Может, сторож из деревни, а может, и на заправке кто-нибудь.

– Ну да, а может и со спутника. Сторожа, я бы, кстати, не спешил сюда приманивать. Не нравится он мне. Но, ладно. А с чего ты решила, что эти "кто-нибудь" полезут ночью в лес, даже если заметят огонь?

– Подумают, что пожар, – пожала плечами Ксения. – Секонд, я не знаю! Но, что-то нужно делать, пока… Пока один из нас не стал третьим.

Она вновь взялась за мотоцикл. Попросила:

– Помоги мне. Или, хотя бы, не мешай.

– Весь бензин не трать, – вздохнул Лёха. – Вдруг пригодиться ещё.

Он искренне постарался помочь, однако, чуть не опрокинув байк, вынужден был признать, что не мешать – это единственная помощь, на которую хватает его способностей. Ксении пришлось справляться самой. И, пусть не без труда, но управилась.

Удерживая тяжелый бензобак двумя руками, она не смогла прихватить с собой лампу. На гору валежника неуклюже взбиралась в потёмках – керосинка осталась у раскуроченного мотоцикла. Вместе с Лёхой и Никой.

Они знали, конечно, что Ксения, балансируя на скользких брёвнах поливает их бензином, но в подробностях разглядеть происходящее были не в силах. Ночь скрадывала детали, и оттого движения обряженной ведьмой одноклассницы выглядели какими-то неестественно-таинственными. Казалось, будто она и впрямь колдует.

Балахон да ведьмачья шляпа… Чёрный – лишь немногим чернее ночи – силуэт походил на очаровательно мрачную иллюстрацию к сказкам братьев Гримм.

Очарование, впрочем, длилось не долго. Всё-таки не удержав равновесие, Ксения упала, громко и совсем не по-сказочному выбранившись.

Ника крикнула, поинтересовавшись на американский манер:

– Ты в порядке?!

– Норм! – отозвалась Ксения.

– Давай, возвращайся! – Зинин махнул рукой и добавил: – Пока не убилась.

– Ща! Бак надо забрать. Укатился, зараза!

Ксения, спустившись, скрылась за кучей валежника, а Лёха поёжился. И, не только от холода.

Кладбищенская ночь не располагает к размышлениям о проблемах квантовой физики, но всё же, ему припомнился "кот Шредингера". Беспомощность стороннего наблюдателя угнетала едва ли не сильнее неопределённости. В течении нескольких долгих, словно размазанных, мгновений тишины его не оставляло предчувствие чего-то фатального. Ощущение сродни ноющей боли – не столько сильной, сколько изматывающей.

Зинин едва не вздохнул с облегчением, услыхав Ксюхин крик:

– Вот же дерьмо! Убирайся! Пошёл на хрен!

Едва, потому что, подобно тому, как благовония не в силах заглушить тяжёлый чумной смрад, грубость не могла скрыть её страх.

Страх… Ни одно поветрие не распространяется так скоро, как он. Чёрная смерть забирала сотни людей ежедневно. Страх же способен за считанные минуты поразить целую армию.

Лёхе было страшно. Да, "кот" оказался живым. Пока. Но, там, в темноте, кроме его одноклассницы, притаился кто-то ещё. Или что-то.

Путаясь в лохмотьях, что были прежде карнавальной мантией, Ксения вскарабкалась обратно на четвереньках. Резво вскарабкалась, не оглядываясь.

Разумное решение. Пусть рождённый ползать не может летать, зато, и упасть не рискует.

Ей бы и дальше не вставать с колен. Но, нет же, взобравшись на вершину, поднялась, опираясь на толстую сучковатую палку. Оглянулась. И, то ли зарычав, то ли захрипев, с отчаянной злостью, сильно, но неумело швырнула свою клюку в того, кто остался внизу.

Каковой бы ни была цель, брошенная палка, судя по звонкому дробному перестуку, не долетела.

– Ладно, урод! – Ксения выудила из кармана зажигалку Ярика. – Ща я тебя испугаю!

Передёрнутым затвором лязгнула откинутая крышка "Zippo". Колёсико высекло искру, и маленький дрожащий язычок пламени дерзко лизнул безгранично огромную тьму..

Лёха сразу сообразил, что должно случиться. А, Ника нет – взглянула на него с удивлением, когда тот вдруг заорал:

– Ксюха! Стой, дура!

Ксения его услыхала. Возможно, даже успела понять, какую глупость совершила. Вот только исправить уже ничего не могла – огонёк брошенной зажигалки, очертив в полёте дугу, не погас. Не напрасно "Zippo" славится качеством.

Нет, отсыревший валежник, как и раньше, не вспыхнул тотчас.

Вспыхнул разлитый бензин.

Попавший на одежду – когда Ксения так некстати упала с бензобаком в руках – тоже.

Заиндевевшие брёвна нещадно чадили. А девушка в костюме ведьмы, будто исполняя неведомый страшный танец, живым факелом металась в белёсом дыму. И выла. Отчаянно. Страшно. Особенно страшно оттого, что тьма, сгустившаяся за всполохами разгоравшегося костра, словно эхом, вторила ей своим протяжным тоскливым воем.

– Ну, вот вам и закономерность… Да, стой же ты! – Лёха с трудом сдерживал устремившуюся на помощь Ксении Нику.

Взяв за плечи, он рывком развернул девушку к себе и грубо встряхнул.

– Ксюху не спасти! Въезжаешь?! Погибла она!

Это было правдой. Ксения перестала завывать. Упала, неразличимая теперь в нагромождении уже вовсю горящих поваленных деревьев.

Ника, наверное, и дальше продолжала бы исступлённо вырываться из рук Лёхи, но оглушённая внезапным грохотом, замерла, чуть присев от испуга.

Полупустой бензобак, наконец, взорвался.

Лёха пригнулся, рефлекторно прикрыв руками голову. Впрочем, быстро оправился. Как ни странно, взрыв – явление, хоть и опасное, но вполне объяснимое – его не испугал, а скорее успокоил. Или, по крайней мере, привёл в чувство.

Он прислушался. Умолкла не только Ксения. Вой, что минуту назад раздавался из темноты, тоже стих.

– Идём! Скорее! – схватив Нику за руку, Лёха потащил её за собой.

Та, всё ещё ошарашенная, не сопротивлялась.

Обогнув страшный костёр, они едва ли не бегом спустились по склону оврага. Огонь за спиной давал достаточно света. Зинин остановился.

– Есть! Вон там, смотри! – он указал на клок тумана. Тот, завис, будто цепляясь за стебли пожухлого бурьяна.

– На что? – не поняла Ника. – На тот дымок? И что это значит?

Лёха потёр переносицу.

– Во-первых – мы здесь не одни. А во-вторых – да, нас действительно кто-то убивает.

* * *