Столичная магистраль. Часть 01

Пашка рос в провинциальном городке где-то на Урале, где многочисленные высокие холмы перемежались с горами, старающимися возвыситься на лесом, и где петляла железная дорога в окружении берёзовых рощиц и других не столь привлекательных пейзажей. Как все советские дети, ходил он тогда в школьной форме и иногда искал приключения на свою голову. Не чужд был Пашка и романтики, которой можно было порой зарядиться с телеэкрана и в кино, а может просто склад характера такой выдался. Если и так, то он всё равно бывал повёрнут в сторону от романтических приключений, которые могли бы нарисоваться в душе и при везении даже реализоваться в жизни. Павел мог найти невесть что своим странноватым сердцем и там, где романтической привязанностью и не пахло. О таком случае и пойдёт речь.

Однажды, когда Союз ещё был жив, мать Паши вернулась из Москвы. По какому поводу она там тогда была, мальчик уже не помнил. Помнил только, что возвращение мамы сопровождалось шумными разговорами и массой впечатлений среди взрослых: мать делилась со всеми рассказами о царящем в столице изобилии по сравнению с окружающей их провинциальной действительностью; рассказывала под восхищённые и не очень комментарии собеседников, в каких местах побывала. Мать Паши любила живопись, и не обошла стороной соответствующие музеи в Москве. Словом, впечатлений от той поездки у мамы осталось много, Паша же ловил только их отголоски. Но тот давний мамин случай остался в памяти.

А ещё она привезла тогда карту Москвы. Однотонную, не пёструю как сейчас, не испещрённую рекламными вставками, а однородную, но большую и подробную. Карта была широкой даже в свёрнутом виде. А если развернуть, аккуратно отогнув углы, то это было целое полотно, которое, казалось, не охватить взглядом. Кроме улиц, проспектов и основных достопримечательностей, на карте красовались отдельным значками крупные гостиницы, музеи, театры, кинотеатры, стадионы и много чего ещё. Следуя взглядом по красненьким кружочкам с буковкой "М", как разбросанное конфетти покрывающим почти всё поле аккуратной россыпью, можно было представить тянущиеся под землёй ветки метро. И когда Пашке хотелось представить Москву, он вынимал эту карту, разворачивал и мысленно погружался в необъятное поле. Мама дорогая, сколько же там всего! Не обойти, не объехать, не сосчитать.

И вот однажды, когда юный Пашка глазел на чудесную карту, он представил московское движение. Величаво развёрнутое полотно склоняло к таким рассуждениям. Если вообразить, как по такой огромной запруженной территории, напичканной большими объектами, движется нескончаемый поток машин и другого транспорта... Как оно движется, как умещается, как не теряется в бескрайнем море мегаполиса? На ожившей картинке в Пашиной голове стали струиться потоки по улицам и проспектам столицы. Конечно, он видел такое по телевизору не раз, но вот расстрелянная карта дала волю воображению и подросток окунулся в ожившее представление о нескончаемом движении. Вот сливаются в настоящую реку выруливающие с разных улиц мелкие движущиеся точки машин на Ленинском проспекте... А если перенестись в другую часть города, мысленно перелетев над насыщенным центром, то такая же картинка виделась на проспекте Мира возле масштабно чарующей ВДНХ. Мало ли мест в невероятной Москве можно вспомнить и представить, глядя на карту! Но в тот раз Пашу заворожило само движение. Он видел, как по развёрнутым листам бегут бесчисленные машины и бредут люди, и этому не было конца...

Паша представил, как на окраине, на многочисленных улицах разных районов Москвы, поток не столь бурный, но окрашен в свои краски, которые виделись другими, не такими, как у движения в центре. Он представлял и представлял... А где-то через развязки и эстакады шли дороги, которые соединяли разные части города. Они должны были быть загружены, а мысленный взор подсказывал, что скорость машин там больше, и мальчик следил, как она сразу уменьшается при съезде в сторону. На таких шоссе объектов и кварталов должно быть мало, они больше для связи... Но словом "шоссе" в столице назывались порой и вполне себе типичные проспекты - Хорошёвское шоссе, Очаковское... Вдоль них полно всего настроено. Хотя постойте, шоссе ведь должно быть за городом, это открытая раздолью трасса, тянущаяся далеко вперёд! Противоречие слегка ставило в тупик и снова манило взгляд. Москву не объять и не понять. Это завораживало.

И вот, пытаясь охватить этот гигантский муравейник, представший на бумаге перед волнительно бьющимся сердцем, мальчик заметил нитку, прорисованную на карте. Это была очередная столичная магистраль. Он последовал вдоль неё взглядом, низко склонившись над картой. И ему показалось, что если представить по ней движение, то оно будет... мальчуган запнулся, не зная, как переварить то, что нарисовало воображение. Это была связующая нить. Ему виделось, что вдоль этой довольно длинной дороги толком не окажется путных строений. Она было словно натянута, как колеблющаяся струна, причём по карте шла сверху вниз, что усиливало сиюминутное впечатление, наталкивая на очередное противоречие. Это тонкая нить в паутине мегаполиса, это гирлянда, висящая, как на ёлке. Хотя нет, гирлянды в основном горизонтальны, а это... Но так мальчугану показалось, что загадочная магистраль чем-то удивительна и смахивает за непостижимо повёрнутую гирлянду. И опять же "шоссе". Да ладно, неправдоподобная Москва не такое ещё может преподнести. И название... Вдоль связующей гирлянды читалось: "Аминьевское шоссе". Сердце заколотилось сильнее: что это? Историю этого слова Паша прочитает намного позже, сейчас она была ему не интересна. Это слово... будто дополняло, усиливало воображаемый эффект. Мальчик закрыл глаза и представил: не будь Москвы в целом, эта дорога оказалась бы ничем не примечательной. Но если снова открыть их и окунуться в паутину города, то она опять загорится в голове волшебной связующей нитью. Именно она и не какая другая.

Нет, словечко "Аминь" тогда не пришло в голову. Однако мальчика впечатлило нечто непонятно звучащее. Пашка не знал, как это описать, если бы его попросили поделиться. Как мантра, что ли. Но это громко сказано. Тут было что-то другое, но в то же время... Словечко это эхом вторило той роли, которую играла в воображении чуть изгибающаяся струна Аминьевского шоссе, натянутая между другими московскими улицами и играющая какую-то особую роль в движении по столице. Всё это будто звучало, как тонкая, еле уловимая музыка, если прислушаться. Неожиданно, необъяснимо, и потому завораживало.

Отложив наконец карту, мальчик вернулся к прочим занятиям. А его величество впечатление осталось надолго.

Прошло детство и вот Павел под нажимом родителей устроился работать на местный временами чахнущий, но на удивление живучий завод, а в условленное время стал мотаться в Челябинск на сессию, где поступил учиться на заочное отделение. Всё это упоминаем вскользь, так как история посвящена не этим важнейшим сторонам жизни и не привычному Паше с детства уральскому краю. Есть в истории Место. Это один из кровеносных сосудов в сердце России под названием Москва. Как оно ещё проявится - предстоит увидеть. Уже не Пашке, а Павлу.