32. Хрустальное счастье

Домой они ехали в полном молчании. Адель в очередной раз возблагодарила Бога за то, что в экипаже была полутьма, и Эро не мог видеть текущие по ее лицу слезы. Эро молчал, глядя куда-то вниз и, возможно, тоже был рад, что молодая графиня не видит его глаз.

Дома их встретила взволнованная Розетт.

- Боже, господин Эро! - воскликнула она, всплеснув руками, вопреки своей обычной сдержанности. - Как же я рада, что вы вернулись!

А вы, госпожа Адель... я уже не знала, что думать, вас не было почти четыре часа. Вы ведь ушли еще до ужина. Ведь сейчас на улицах так опасно, да еще и в столь поздний час...

Розетт отвернулась и незаметно вытерла глаза. И в этот момент Адель почувствовала, что в жизни этой пожилой женщины она тоже занимает не самое последнее место.

- Простите меня, Розетт. - Адель слегка дотронулась до плеча кухарки. - Просто мне пришлось ехать в одно место, довольно далеко отсюда. Но главное, что не зря.

- Я приготовлю вам что-нибудь поесть? - Розетт вопросительно посмотрела на Адель, затем перевела взгляд на бледное лицо Эро де Сешеля.

- Нет, Розетт, благодарю, - отозвался он. - Я не голоден.

- Я тоже, - тихо сказала Адель.

Розетт покачала головой и, слегка поклонившись, ушла к себе.

***

Когда они остались вдвоем, силы совсем оставили молодую женщину. Она тихо опустилась в кресло, стоявшее у камина и, закрыв лицо руками, беззвучно заплакала.

Казалось, что все разрушено раз и навсегда... Ее сознание все время возвращалось к той сцене в борделе, вульгарным размалеванным девицам, тяжелому, пропитанному табаком и приторными духами воздуху... и к Эро, который веселил пьяную компанию, рассказывая очередную шутку.

"Неужели этого человека я когда-то полюбила? - подумала Адель де Бельгард и в ее сознании опять стала подниматься волна ревности и раздражения. - Терпеть все это... зачем? Ради чего?"

Неожиданно она почувствовала, как руки Эро обнимают ее за плечи.

- Прости меня, Адель, - прошептал он. - Прости... если сможешь.

Адель отняла от лица ладони и всхлипнув, посмотрела перед собой. Эро стоял перед ней на коленях. Он обнял ее еще раз, крепко прижал к себе и, соприкоснувшись с его щекой, молодая графиня почувствовала на ней слезы.

- Хорошо... - прошептала Адель. - Я... я прощаю тебя, Эро. Только прошу - не мучай меня так больше. Я уже решила, что ты больше меня не любишь... найдя тебя в таком месте, - прошептала она последние слова.

- Адель, - он нежно провел рукой по ее волосам. - Я люблю тебя по-прежнему. И я обещаю, что больше никуда не уйду.

- Правда? - Адель вытерла рукой покрасневшие уголки глаз.

- Так и будет. - Эро кивнул.

***

Эро де Сешель выполнил свое обещание. Прекратились поздние приходы домой. Теперь он возвращался даже раньше обычного, объясняя это тем, что объем его работы, в связи с отстранением от должности в Комитете, значительно сократился. Адель де Бельгард особенно не вдавалась в эти подробности, а может быть, делала это специально. Чтобы не думать о тяжелом и страшном.

Его вокруг и так было предостаточно, и молодая женщина, наивно закрывая глаза на грозящую опасность, пыталась строить хоть какое-то подобие счастливой жизни. Ведь нет ничего сильнее, чем вера в мираж. И Эро тоже поддерживал эту игру. Теперь, в разговорах с Адель он совсем не упоминал о многочисленных ежедневных казнях, о терроре, страшная тень которого накрыла Париж и всю страну. Не говорил о том, что его мучило и терзало. А часто, когда Адель, весело смеясь, рассказывала о каких-то наивных пустяках, он, улыбаясь, слушал ее.

- А свадьбу мы тогда сыграем весной или летом. Хорошо, Эро? - как-то вечером весело сказала Адель, когда они ужинали. - Зима - не самое подходящее для этого время, правда?

- Да, конечно, девочка моя, - проговорил Эро, целуя ее. - Все будет так, как ты захочешь.

Через несколько дней Эро де Сешель сообщил своей любимой, что хочет поехать в Ливри. Это было не очень далеко от Парижа, и Адель знала, что там живет его мать.

- Если она, конечно, согласится принять меня, - усмехнулся Эро. - Но боюсь, все окончится также, как в прошлый раз. Также, как за все последние четыре года.

Адель с сочувствием посмотрела на своего любимого. Она знала, что отношения с матерью - одна из самых болезненных его ран. Точнее, никаких отношений по инициативе мадам де Сешель давно не было. С началом его революционной деятельности, мать Эро де Сешеля отреклась от родного сына. Все его поездки к ней и попытки примирения неизменно заканчивались неудачей. Гордая Мари-Элен не желала его даже видеть и вообще знать о его существовании.

- Эро... - тихо начала Адель, - возможно, твоя матушка все-таки примет тебя?

- Не знаю... - Эро поднял глаза на молодую женщину и за его спокойным взглядом она увидела непреходящую боль. - Но я чувствую, что она должна меня выслушать. Именно сейчас.

Он встал, отряхнув рукава своего изящного камзола и прошелся по комнате.

- Конечно, с точки зрения ее и всех прочих моих родственников, я - страшный предатель. Тем более сейчас, когда...

Он хотел сказать что-то дальше, но промолчал. Как будто вспомнив их негласный с Адель договор не говорить о страшном.

Адель поправила на шее нитку розового жемчуга и внимательно посмотрела на Эро.

- И когда же ты собираешься в Ливри? - спросила молодая графиня

- Завтра утром, - отозвался он. - Если все пройдет удачно и на парижской заставе меня выпустят из города. Впрочем, это ведь пригород Парижа. Вот дальше уехать уже не получится.

- Дай-то Бог... - проговорила Адель. - Дай-то Бог, чтобы все получилось.

***

Экипаж, миновав Парижскую заставу и постепенно набирая скорость, ехал все дальше и дальше, приближаясь к Ливри. Эро устало откинулся на спинку сидения и задумался о том, что скажет матери. Каждый раз, готовясь к разговору с ней, он прокручивал в голове самые чувствительные и убедительные объяснения. Но в итоге, все всегда рушилось о равнодушные слова прислуги:

- Госпожа Мари-Элен де Сешель не желает вас видеть. И просила впредь никогда ее не беспокоить.

"Возможно, сейчас все будет также", - подумал Эро, тяжело вздохнув. Чтобы немного отвлечься, он отодвинул край занавески и выглянул в окно экипажа.

Они проезжали уже мимо Версаля, бывшей резиденции французских монархов. Вдали виднелись его белые стены и ажурные решетки. Теперь здание было национализировано. Король, а не так давно и королева, окончили свой земной путь на гильотине.

Версаль... это слово было не пустым звуком для Эро де Сешеля. С этим местом было связано столько воспоминаний...

Впервые он попал туда еще ребенком, когда ему исполнилось девять лет.

- Ах, какой очаровательный мальчик, - с умилением прощебетала мадам Дюбарри, фаворитка правящего тогда короля Людовика Пятнадцатого. - Уверена, у него будет славное будущее.

- Хотелось бы на это надеяться, - отвечала мать Эро де Сешеля, склонившись перед Дюбарри в глубоком поклоне.

- Все так и будет, - Жанна Дюбарри засмеялась, слегка дотронувшись большим красивым веером до руки своей собеседницы. - Верьте мне. Я немножко умею предсказывать грядущие события.

Знала ли сама Жанна Дюбарри, что через несколько десятилетий ее жизнь оборвется на гильотине?

- Господин палач, погодите! Минуточку! Только одну минуточку! - так она будет кричать на эшафоте, судорожно цепляясь за руки палача Сансона, вымаливая последние мгновения жизни. Но палач и его помощники будут неумолимы, и очень скоро голова мадам Дюбарри окажется на дне окровавленной корзины, вместе с головами других казненных.

В памяти Эро де Сешеля отчетливо промелькнул этот пасмурный зимний день, день ее казни. Это произошло 8-го декабря 1793-го года, всего полтора месяца назад.

А незадолго до этого на эшафот отправилась великолепная, изысканная и изящная Мария-Антуанетта, бывшая королева Франции. В дни ее правления ее называли эталоном стиля и вкуса. А сейчас, в этой поседевшей истощенной женщине, которую народ презрительно называл вдовой Капет, вряд ли кто-нибудь узнал бы прежнюю красавицу-королеву. Разве что держалась она с поистине королевским спокойствием и достоинством, презрительно глядя на своих палачей.

А Эро де Сешель хорошо помнил ее еще прежней - изящной, слегка легкомысленной женщиной, которую последние веяния парижской моды интересовали гораздо больше политики.

- Политика, это так скучно... - говорила Мария-Антуанетта, капризно надув губки. - Разве я не права, мой дорогой Эро?

Сейчас, проезжая мимо Версаля, он почему-то до мелочей вспомнил этот день. Королева приняла его в своих покоях. Повод был, конечно, самый невинный - выпить вместе чашечку кофе, который тогда впервые появился во Франции. Кажется, это было за пять лет до начала революции.

- Немного горьковатый напиток, не правда ли, Эро? - улыбнувшись, спросила Мария-Антуанетта, и ее холеная белая ручка поднесла к губам маленькую фарфоровую чашку с тонким золотым ободком. - Но он придает сил и бодрости, не так ли?

- Пожалуй, что так. Не смею с вами спорить, - улыбнулся в ответ Эро де Сешель.

- А вы поспорьте, Эро, если хотите. Я вам разрешаю, - королева кокетливо взглянула на него а затем, опять капризно поджав губы, добавила. - Как мне надоело, что со мной никто никогда не спорит.

И в этот день кроме кофе между ними действительно ничего не было. Хотя, наверное, в это и трудно было поверить. А когда, через некоторое время, Мария-Антуанетта преподнесла ему в подарок собственноручно вышитый шарфик, Версаль наполнился слухами об их романе.

Вспоминая об этом сейчас, Эро грустно усмехнулся, а сердце его вдруг сжала какая-то невыносимая тоска... Он задернул шторку на окне и, сцепив руки в замок, оперся на них подбородком.

А экипаж тем временем приближался к Ливри. И уже менее, чем через час, он остановился перед воротами поместья, где жила Мари-Элен де Сешель.