26. Выхода нет. Глава 6.5. Flashbacks

Я очень любила у них бывать. Я любила сидеть в комнате у Егора, который всегда очень стеснялся её, но был мне рад. Его комната была сплошь пропитана им, я видела в каждой вещи, аккуратно разложенной на учебном столе, в шкафу, следы его души, и ума. Он не читал книг, он книг вообще как будто боялся и недолюбливал, но зато любил что-нибудь мастерить, и вырезать из дерева. Когда я приходила к ним, его мама, добрая женщина, варила нам вкусный напиток. Мы называли его «Шоколетто», и он действительно был невероятным на вкус. Не знаю, как она это делала, учитывая их скромные финансы, но у нее получалось сделать его по-настоящему волшебным: насыщенно-шоколадный, тягучий и терпкий, в меру сладкий, и в меру пряный. Из-за этого напитка в том числе, и, в первую очередь из-за того, чтобы побыть с Егором, я и любила к ним приходить.

Позадавать ему вопросы всласть, послушать, что он будет на них отвечать..

Егор отвечал не так, как я могла бы ожидать, не так он отвечал, как думали и говорили мне другие, взрослые. Мне хотелось перенять у него эту способность, хотелось научиться такому же странному нестандартному мышлению. Мне не нравилось жить в мире, «в котором все очевидно». Мир Егора был другим. И он учил меня смотреть.

По-новому.

Егор, в свою очередь, любил приходить к нам. Любил сидеть в моей комнате. Я постоянно просила маму покупать новые виды настольных игр, головоломки, зная, как загорятся у него глаза, когда он придет, и увидит их. Я так и предвкушала каждый раз, как будем мы сидеть с ним вместе, до ночи, и собирать их, пока мама, наконец, не зайдет к нам в комнату, и ненавязчиво так не напомнит о том, что «дети мои, а вам не кажется, что вы уже заигрались? Егор, милый, пора домой». Но как же мы обожали головоломки.. И пазлы! Моя сестренка тоже их обожала, но она почти всегда засыпала, когда мы занимались такого рода интеллектуальным трудом, однако, будучи верной себе, неизменно приходила, и мешала нам. И мы, все трое, регулярно дрались. Но я была почему-то всегда на стороне Егора, а бедная моя сестренка всегда страдала от недостатка внимания, и всегда ходила за мной хвостом. Однажды, когда мы по своему обыкновению сидели в моей комнате втроем, в комнату вошла мама, и вытащила из сумки огромную коробку с пазлами. Мы подлетели к ней, чуть не разодрав коробку в клочья, каждый стараясь открыть её первым. Открыла, конечно, я, я же высыпала все пазлы на пол, заявив, что теперь мы просто обязаны их собрать. Мы собирали их долго, картинка получилась масштабная, размером с половину ковра в моей комнате, на ней красовался изумительной красоты средневековый замок с кирпичными башенками по бокам, утопающий в зелени высоких деревьев на фоне бело-голубого неба.. Когда мы закончили её собирать, Арри по обыкновению уже сладко спала, папа отнес её в комнату, а мы с Егором еще долго и важно прохаживались по нашему замку, воображая себя принцем и принцессой. С тех самых пор я стала его Принцессой.

***

Я любила, когда Егор приходил ко мне домой. Но больше всего я любила приходить к нему сама. Без сестры. Я ждала тех дней, когда смогу прийти, как буду я смотреть ему в глаза, смотреть так, что никто не сможет увидеть, как я в них смотрю. Кроме него. Я заходила к нему в комнату, привычно забираясь с ногами на кровать, а он садился на свой стул за свой столик. Так мы и разговаривали: я на его кровати, бесконечно меняя положение, махая ногами, руками, подпрыгивая, и веселясь, он неподвижно застыв на стуле, с хмурым взглядом. Думаю, он чувствовал себя зажато в собственном доме. Возможно из-за того, что стеснялся своей бедноты. У нас, в атмосфере заботы и любви, он мгновенно преображался. Но я.. я почему-то любила его таким. Именно таким. С печальным хмурым взглядом, недоступным, загадочным, молчаливым, и.. сильным. В такие мгновения я видела в нем того самого мальчика, которого когда-то увидела впервые, и которому навечно свое сердце отдала. Навсегда. Несмотря ни на что.

***

Когда нам было по 14 лет, у каждого из нас была своя, отличная от другого жизнь, впрочем, о чем я говорю, наши жизни всегда разнились, не только в 14 лет. Но именно в 14, что-то навсегда изменилось. Точнее.. начало меняться.

У меня всегда было много друзей, возле меня постоянно кто-то вился, я выступала на сцене, танцевала, пела, играла на флейте, фортепиано, играла в баскетбол, была заводилой, переделывала песни в сатирической манере, точнее пародийной, читала их на каждом школьном этаже вслух, так что даже учителя выходили и слушали, выдумывала невероятные чудовищные розыгрыши, в том числе и учителей, отчего те или люто меня ненавидели, что называется с первого взгляда, или обожали донельзя и навсегда, я никогда не сидела без дела, бокс, шейпинг, тренажеры, лыжи, оригами, постоянно какие-то кружки, зачем оно мне только было надо, я удивляюсь самой себе сейчас, но тогда мне это почему-то было нужно, я вышивала крестиком, рисовала, постоянно рисовала всему классу на ИЗО, вязала крючком, вязала спицами, мои творения отправляли на выставки, и по-другому я не могла, мне надо было быть на виду, всегда первой, я буквально питалась обожанием, как же я была тогда наивна и глупа.. Я заботилась о сестре, которая, в отличие от меня не старалась стараться быть лучшей, и всегда на меня потихонечку обижалась, что я со всеми, кроме неё. Со второго класса я влюбилась в книги, в стиль Дюма, его книга «Три мушкетера» стала моей настольной, а Атос, Портос и Арамис - лучшие друзья, про д'Артаньяна я вообще молчу, тут и говорить нечего, я сидела порой и мечтательно мечтала, как встречу когда-нибудь кого-нибудь похожего на них, но единственным настолько благородным человеком, которого я знала в действительности, был Егор. Егор, напротив, предпочитал проводить время исключительно в одиночестве. Не потому, что он был хмур или угрюм. Просто он предпочитал всем остальным себя.

Нам было 14 лет, когда мы сидели у него в комнате, по своему обыкновению, и когда я просто подошла к нему, и потянула за собой на кровать. Он пошел, поддавшись мне. Сначала мы просто сели. Потом легли. Рядом. Придвинувшись вплотную, и повернув друг к другу головы, мы не отрываясь, друг на друга смотрели: я улыбалась ему, он улыбался в ответ. Мне захотелось его поцеловать, захотелось больше жизни, но когда я предприняла попытку сделать это, он, не отрывая от меня своих прекрасных глаз, молча встал с кровати, и продолжая смотреть, вышел спиной вперед сначала из комнаты, потом из квартиры. Я медленно села в кровати. Это было обидно. Но я не ушла, продолжив его ждать. Я была уверена, что он вернется ко мне. Он вернется. Обязательно вернется. Наконец, я услышала, как хлопнула входная дверь. Ликуя, я выбежала к нему навстречу, но вместо Егора, там стоял его пьяный отец. Его пошатывало, он стоял, пытаясь разуться, поддеть одним ботинком другой ботинок, поддерживая равновесие, и вцепившись одной рукой в дверной косяк. Я поспешила вернуться назад в комнату, закрыть за собой дверь, надеясь, что он меня не заметил, но он заметил. Пошатываясь, он прошел в комнату за мной. Он никогда сюда раньше не входил, при мне, Егор не позволял ему этого делать, но в тот раз Егора не было, и он, видимо, решил не послушаться. Распространяя повсюду запах перегара и застарелой мочи, он вошел в комнату, и принялся оглядывать её в поисках меня. Я попыталась выбежать, но он грубо схватил меня за руку, и кинул на кровать. Он прижимал меня к кровати, придерживая руками за плечи, навалившись всем весом сверху, чтобы я не вырвалась, и сосредоточенно сопел, блуждая мутными глазами по моему лицу. Сначала он молчал. Смотрел на меня пьяным взглядом. Я тоже молчала, лихорадочно соображая, что мне делать, и как выбраться. Наклонившись к моему лицу вплотную, он неуверенно придвинулся всем телом поближе. С ужасом смотрела я на застывшие в сантиметре от меня засаленные нестриженые волосы, нависшие сосульками над его лбом, на грязные глубокие поры на немытом лице, на небритую щетину, в которой болталось что-то засохшее, и желтое, и никак не могла придумать, как сбежать. «Ты такая хорошенькая» - задышали мне в губы гнилые зубы, - «такая хорошенькая.. . .я прям не могу..» Он устроился поудобнее, еще сильнее на меня навалившись.

«Егор. Где ты.»

Меня тошнило от зловонного дыхания, почти выворачивало наружу от въевшегося запаха застарелого пота, несвежей еды, и еще бог знает чего, чем от него несло, но я молчала, следя за шершавыми губами, лопнувшими в нескольких местах, сухими, но мокрыми одновременно, не сводила напряженного взгляда со свисающих по бокам немытого лица щёк, время от времени предпринимая неловкие попытки высвободиться, вылезти из-под него. «Он пьяный. Он сейчас не такой сильный»

«Такая хорошенькая,» - мутные глаза продолжали ползать по моему лицу, еле живые, - «я ничего плохого тебе не сделаю.. ты чего? Ты чего? Меня боишься что ли?»

«Не боюсь» - ответила я, как мне показалось чересчур спокойно, «вы пожалеете, если тронете меня. Клянусь.»

«..такая хорошенькая.. как ангел..» - он громко продолжал сопеть мне в ухо, не обращая внимания на мои слова, - «я тебе уже так долго хочу..» - его умоляющий взгляд вдруг пополз вверх, устремляясь в мои глаза, - «..пожалей меня» Со стучащим сердцем, я попыталась вытащить свою руку из-под его локтей. «Мой сын дурак.. Дурак. Не видит, какое сокровище с ним рядом пропадает. А я тебя люблю, люблю давно.. давно..да..» - он снова заискивающе на меня посмотрел, - «ну пожалей меня... ..а?» Мое сердце гулко билось в груди, сама я молчала. «Егор ни при чем. Я должна помнить об этом. Я должна помнить об этом. Он не виноват. Главное помнить об этом. Он не виноват НИ В ЧЕМ.»

В то время, как я об этом думала, его отец продолжал шептать горячим шепотом мне в ухо свои жалобы на жизнь, ухо было уже мокрое, мне было так противно, что во рту то и дело собиралась слюна, предупреждавшая о подступающей к горлу рвоте, волосы тоже все намочились от его слюны, которая стекала с потрескавшихся губ, когда он ныл. С силой стиснув мне плечи, он вдруг яростно что-то стал кричать мне в лицо, все сильнее и сильнее сжимая меня в руках, и вдавливая что есть силы в кровать, - «но я же тебя так хочу! ХОЧУУ!!.. так тебя хочу.. я.. что мне теперь делать? а? ЧТО ТЫ МОЛЧИШЬ? а? А?? ЧТО ТЫ МОЛ-ЧИШЬ! я тебя СПРАШИВАЮ!! я из-за тебя пью!.. и всегда пил.. так хочу. да..давно..»«отпустите меня, вы же знаете, Егор вас потом изобьет» «Каково мне смотреть на тебя... ты ХОТЬ.. ..знАешь ЭТО??»«ЕГООООООООР!!!» - я заорала так, что стало больно говорить. «Заткнись! Заткнись, сука!» Он с силой сдавил мне рот ладонью. Я думала он сейчас начнет меня избивать, но он, словно бы спохватившись, опомнившись, вдруг отстранился от меня, и удивленно на меня посмотрев, горько заплакал, размазывая сопли по щекам «Прости ты меня.. девочка.. прости..» Я вскочила с кровати, и выбежала прочь из комнаты, с колотящимся где-то в горле сердцем, и с клокочущей где-то в душе ненавистью.

«Егор здесь ни при чем. Запомни это! Это не сможет ни на что повлиять. Егор здесь ни при чем. Запомни ЭТО! Я ни за что не позволю этой пьяной свинье повлиять на мое к нему отношение.. маленький благородный Егор.. НИ ЗА ЧТО! .. резкий, но добрый.. ни за что не позволю этой гадости просочиться к себя.. бросить на него даже тень!..» слова бились где-то в висках, громкие-громкие, но я все равно слышала только ярость.

Он ничего мне не сделал. Его отец. Не сделал мне ничего страшного. Но он навсегда поселил в моей душе жестокое отвращение к пьяным людям. К их мутным, тупым, стеклянным глазам.. Но он навсегда погубил во мне что-то важное, какое-то волшебство, какое-то волшебное отношение к миру, доверие к людям. Я запомнила эту картину так четко тогда, свое изумление, адреналин.. я прокручивала её бесконечно в своей памяти, впитывала это зрелище, упивалась им. И это что-то сделало со мной. Застыло в памяти неприкосновенным камнем, первым, который положил начало всем камням, я лелеяла этот камень, я чувствовала свою силу в нем, и я позволила ему гореть в себе вечно, синим огнём.

***

Мать Егора, почему-то, ненавидела меня потом всю жизнь. Она отравила мою собаку, папа чудом собаку спас, кое-как выходив. Она насылала на нашу семью порчи, какие-то "заклятия", кричала мне вслед безбожные проклятия. Порой, открывая входную дверь квартиры, чтобы идти в школу, мы находили с сестрой у порога небольшие кучки земли, песок, высохшие куриные ножки, или проткнутых иголкой вязаных куколок с длинными черными волосами, завернутых в прозрачную черную вуаль. Она ненавидела меня всю жизнь, и ненавидит до сих пор, наверное. А я толком так и не знаю, почему.