25. Хрустальное счастье

Париж,

ноябрь 1793 года

Эро де Сешель поднялся на трибуну и окинул взглядом зал Национального Конвента. Председательствующий в этот день в Конвенте Шарль-Жильбер Ромм прозвонил в колокольчик. Впрочем, в зале заседаний и так было уже достаточно тихо. Эро чувствовал направленные на него любопытные взгляды, ожидающие, что же он скажет и как будет оправдываться. Он поправил манжеты и невольно вспомнил сколько раз сам смотрел в этот зал с места председателя Конвента.

Теперь все изменилось...

Вернувшись в Париж, Эро узнал, что поводом для его отзыва из Эльзаса стало совсем не то, что он предполагал. О его мягком и лояльном отношении к арестованным и его "умеренности" пока не было сказано ни слова. А причиной послужило несколько анонимных доносов, обвиняющих его в государственной измене. И обвинения были более чем серьезные. Последнее время из Комитета Общественного спасения стала происходить регулярная утечка секретной информации. Враждебная молодой Французской республике Англия узнавала о тайных планах Комитета раньше, чем они осуществлялись. И Эро де Сешель, имевший немало друзей среди эмигрантов, и как бывший аристократ, стал подозреваемым номер один. Также он узнал, что Робеспьер проявил к нему определенную милость, дав возможность объясниться не перед трибуналом, а перед Национальным Конвентом.

- Сешель, мы помним и ценим твои прежние заслуги перед республикой, - сухо произнес Робеспьер, когда Эро сразу же после приезда был вызван в Комитет. - И именно поэтому завтра в Конвенте мы все ждем твоих объяснений.

Перед Конвентом Эро защищался с большим достоинством и сумел доказать свое алиби. И, как ему казалось, убедил в этом остальных депутатов. Но сумел ли он убедить Максимилиана Робеспьера? Этого сухощавого холодного человека в его неизменном напудренном парике и аккуратном оливковом камзоле? Человека, ставшего за последние месяцы олицетворением единоличной власти в молодой республике и прозванным за свою принципиальность и идейность Неподкупным. Человека с, казалось бы, безупречным авторитетом. Впрочем, авторитет его держался во многом на страхе.

Когда Эро закончил говорить, на несколько мгновений в зале заседаний повисла напряженная тишина... Он вытер со лба пот и посмотрел на верхние ряды Конвента, где сидел Робеспьер.

- Я сказал всё, - заключил Эро.

Он расстегнул верхние пуговицы камзола. В зале действительно было очень душно... Или это ему просто казалось?

- Хорошо, Сешель, - Робеспьер встал со своего места. - Мы принимаем твои объяснения.

Он сделал небольшую паузу и обвел притихший зал пронзительным взглядом своих зеленоватых глаз. - Пока принимаем...

- Что значит "пока"? - с легкой усмешкой спросил Эро.

В зале поднялся небольшой гул...

- Тише, граждане! Тише!- Шарль-Жильбер Ромм прозвонил в колокольчик.

- Это значит, Эро... - холодно отчеканил Робеспьер, - это значит то, что пока у нас нет к тебе вопросов.

- Хорошо, - Эро де Сешель кивнул и стал спускаться с трибуны.

***

- И что же дальше, Эро? - Камилл Демулен небрежным движением откинул упавшие на глаза волосы и посмотрел на де Сешеля. - Тебе не кажется, что Робеспьер просто решил поиграть с тобой, как кошка с мышкой?

- У меня те же самые мысли, Камилл. - Эро встал и прошелся по гостиной, в которой в этот вечер сидел его друг Камилл Демулен. Он был один, без своей верной Люсиль, которая осталась дома с их маленьким сыном.

- И что ты намерен делать? - поинтересовался Демулен.

- Пока не знаю. - Эро сел в кресло и сжал подлокотники так, что побелели костяшки пальцев. - Понятно, что теперь я в списке подозрительных. Причем, в первых, самых почетных его рядах.

- В этом списке уже добрая половина Франции, - невесело усмехнулся Демулен. - Я не понимаю, что происходит с Максимилианом... Откуда эта жестокость, эта подозрительность, кровожадность. Ему повсюду мерещатся враги...

- Да, это верно, - ответил Эро. - Я тоже не понимаю этого безумия.

Он встал и подкинул в камин пару дров. В большой гостиной становилось прохладно.

- А где Адель? - поинтересовался Камилл.

- Она пошла в портновскую лавку, - ответил Эро. - А до этого хотела зайти в муниципалитет, она добивается развода с мужем. Теперь с эмигрантами разводят лишь по желанию одной стороны.

- Вы поженитесь? - спросил Демулен.

Эро ничего не ответил. Он, слегка согнувшись, молча смотрел на горящий в камине огонь, и оранжевые блики падали на его бледное красивое лицо.

- Да, - ответил Эро после небольшой паузы. - Мы хотели пожениться... Но теперь я уже ничего не знаю.

- По крайней мере, тебя не исключили из Комитета, ты остался в его составе, - утешительным тоном произнес Камилл, - а это значит, что Максим тебе поверил.

- Пока поверил, - усмехнулся Эро де Сешель. - Он сам так и сказал. Тем не менее... - он подошел к окну и плотнее задернул бархатные бордовые шторы. - Тем не менее, из Комитета действительно происходит утечка секретной информации. И меня это тоже очень беспокоит.

- Да-а... - присвистнул Демулен. - Дело принимает интересный оборот. Интересно, кто же осмеливается раскрывать иностранцам тайны Комитета? Надеюсь, это не сам Сен-Жюст.

- Да, Камилл, - иронично ответил Эро. - Это было бы довольно весело.

- Кстати, насчет Сен-Жюста, - проговорил Демулен, - он крайне зол на тебя.

- Ну, это для меня не новость, - Эро насмешливо поднял бровь.

- Но на этот раз причина в твоем поведении в Эльзасе. Сен-Жюст недоволен тем, что ты копировал его манеры. И все эти его знаменитые речевые обороты, как например: "Все враги республики будут молниеносно, но справедливо наказаны".

- Ах вот оно что, - засмеялся де Сешель. - Быстро же распространяется информация.

- Сен-Жюст считает, что ты делал это специально, чтобы посмеяться над ним.

- Господи... - Эро провел рукой по лбу. - Они уже не знают, в чем еще меня обвинить. Что же до Cен-Жюста, я делал это отнюдь не с целью над ним поиздеваться. Правда, Камилл.

- А зачем? - поинтересовался Демулен. - Пытался нагнать больше страха на контрреволюционеров?

- Камилл, ты иногда бываешь страшным занудой, - улыбнулся Эро. - Ну что ж, считай, что именно этого я и хотел.

***

Хотя формально Эро де Сешель и остался в Комитете Общественного спасения, но на заседания его больше демонстративно не приглашали. Также он был отстранен и от должности председателя Национального Конвента. Некоторые депутаты вообще перестали с ним здороваться и подавать руку. И одним из первых это перестал делать Луи-Антуан Сен-Жюст. Всё это означало негласную опалу. Тучи сгущались, и Эро это понимал. Правда, он все еще продолжал участвовать в заседаниях Конвента на правах рядового депутата, но выступал там уже крайне редко. Адель он ничего не рассказывал, но она не могла не видеть произошедшую с ним перемену. Домой ее любимый все чаще приходил молчаливым и подавленным. А нередко и не совсем трезвым, что раньше с ним никогда не было.

И в больших темных глазах Адель де Бельгард теперь поселился постоянный страх за Эро. И предчувствие беды...