22. История любви. "А всех счастливее тот..."

Глава 22

"А ВСЕХ СЧАСТЛИВЕЕ ТОТ..."

- Последние новости! Раскрыт заговор изменника Эбера! Покупайте газету! Самые последние новости!

Голос мальчишки-продавца звонко разносился над бульваром.

- Сколько? - спросил Камилл, подходя к нему и доставая кошелёк.

- Всего шесть су, гражданин, - живо ответил мальчишка, взглянув ему в глаза.

- О... сам гражданин Демулен! - воскликнул он. - Вам я уступлю за пять!

Камилл отсчитал шесть су и положил в ладонь мальчишки.

- Я пока ещё не настолько беден, - улыбнулся он.

Продавец смущённо сдвинул на затылок свой патриотический красный колпак и протянул ему газету - информационный листок, который издавался Комитетом Общественного спасения. Официальный голос властей.

Демулен отошёл в сторону и развернул его, быстро пробегая глазами по заголовкам последних новостей.

"Вчера был арестован бывший глава Парижской коммуны Жак-Рене Эбер по обвинению в заговоре против свободы, республики и французского народа.

Цель этого гнусного заговора - восстановление в стране монархии."

- Кто бы мог подумать, - тихо проговорил Демулен, - Эбер теперь монархист. Да-а... наверняка, он сам поражён такому нелепому обвинению. И похоже, правда в этой стране давно уже ничего не стоит.

Сердце ему вдруг сдавила какая-то непонятная тяжесть. Он скомкал газетный листок и кинул его в урну.

***

- Милый, ну вот, опять ты о чём-то задумался... - Люсиль подошла к мужу и села к нему на колени.

- Ты такой молчаливый последние дни. О чём ты думаешь? Расскажи своей Люсиль, - пальчиком она нежно провела по щеке мужа.

- Прости, дорогая, - Камилл обнял её и поцеловал. - Я подумал о том, что сегодня казнь Эбера.

- Камилл... - Люсиль удивленно подняла свои длинные ресницы, - ты его жалеешь? Эбер сам хотел отправить тебя... - она смолкла, - отправить тебя... туда...

Она так и не решилась произнести слово "гильотина".

- Он это заслужил, - Она обвила руками шею мужа. - Ну, не грусти. Эбер не стоит этого.

- С каких пор ты стала такой жестокой? - улыбнулся Камилл. - А кто недавно плакал, увидев на улице мёртвую птицу?

- Птичку мне было жаль, - Люсиль поправила белокурый локон, - а злых людей - нет. А от Эбера было столько зла... А какое зло причинила птица, скажи мне?

- Птички порхают и горя не знают, - пропела она, улыбаясь.

- Ты у меня сама, как птичка, - Камилл притянул её к себе и поцеловал. - Знаешь, я последнее время так редко говорю тебе эти слова, милая. Я так люблю тебя.

- И я, - Люсиль прижалась к нему, - очень тебя люблю. Очень, очень, очень.

У входной двери мелодично прозвенел колокольчик. Камилл вздрогнул.

- Вроде, мы никого не ждём, - тихо сказал он.

Люсиль передался его испуг.

- Ну, может это маман, - быстро проговорила она. - Она как раз хотела зайти на днях посмотреть Горация.

Камилл сжал её руку.

- Да, наверное, - ответил он.

- Сейчас узнаем, - Люсиль встала и выпорхнула из комнаты.

- Здравствуй, Эро! - раздался её радостный голос.

Она заглянула в комнату:

- Камилл, это Эро де Сешель.

Эро зашёл в комнату и пожал Демулену руку.

- Рад тебя видеть, - приветствовал его Камилл, - последнее время совсем к нам не заходишь.

- Вот и решил исправиться, - Эро улыбнулся и сел в кресло.

Но улыбка его была усталой, а лицо слишком бледным.

Это не ускользнуло от внимательного взгляда Люсиль.

- Я сварю кофе, хорошо? - прощебетала она и скрылась за дверью.

- Спасибо, милая Люсиль, - поблагодарил де Сешель.

- Где же ты пропадаешь, Эро? - поинтересовался Демулен. - Хотя, догадываюсь... опять был на площади Революции? Всё учишься умирать?

Эро кивнул.

- Сегодняшнее зрелище я не мог пропустить. Да и вся площадь была полна. Те же самые санкюлоты, которые раньше восхваляли Эбера, сегодня орали от радости, когда ему и его соратникам снесли головы.

Эро пожал плечами.

- Вот и пойми этот народ.

- Народ - это не только санкюлоты, - заметил Демулен.

- Конечно, Камилл. Ты абсолютно прав. Просто почему-то считается, что народ - это непременно нищие полупьяные санкюлоты или эти жуткие вязальщицы в красных колпаках, пристраивающиеся в первых рядах перед гильотиной. Сегодня, кстати, их было особенно много.

- А как сам Эбер? - спросил Демулен.

- О... - де Сешель иронично усмехнулся, - Эбер был мертвецки пьян. На эшафот его волокли совершенно бесчувственного. Так что священник не смог отпустить ему грехи, - Эро опять чуть заметно улыбнулся. - Впрочем, Эбер и не нуждался в этом.

- Как же ему удалось так напиться? - удивился Демулен.

- Говорят, его родственники хорошо заплатили тюремной охране, и ему пронесли несколько бутылей вина, которыми Эбер и воспользовался непосредственно перед казнью.

- Хитёр... - протянул Демулен, - вот истинное лицо человека, который с пеной у рта призывал отправлять других на эшафот.

- Не удивительно, - заметил Эро. - Люди, подобные Эберу, обычно очень трусливы.

- И всё-таки... - заметил Камилл, - знаешь, Эро, но чисто по-человечески мне в чём-то жаль его. Получилось, что моя газета опять заострила топор, и полетели головы.

- А так бы слетела твоя, мой дорогой Камилл. - Эро внимательно посмотрел на него. - Не будь таким чувствительным.

- Моя голова и так уже непрочно держится, - тихо сказал Демулен.

- А что уж тогда говорить обо мне! - засмеялся Эро. - Каждый день я удивляюсь, что всё ещё жив. Осенью я думал, что не дотяну до зимы. Но, как видишь, сейчас уже весна... и я всё ещё на этом свете.

- Почему ты не хочешь уехать?

- Куда, Камилл? Путь за границу мне закрыт. Свидетельство о гражданской благонадёжности мне не выдадут, разве что волчий билет. А прятаться по чужим квартирам - в этом я не вижу смысла. И к тому же из-за меня пострадают те, кто будет меня укрывать. Так что я живу открыто. Кстати, на прошлой неделе, когда меня и Адель не было дома, кто-то влез в нашу квартиру. Замок был сломан, а вещи раскиданы. Что интересно, из дорогих вещей ничего не взяли, пропалo только кое-что из моей личной переписки.

- Ничего себе! - воскликнул Демулен.

- Да, Камилл... - продолжал Эро, - он встал, взял со столика небольшую бронзовую статуэтку и стал рассеянно вертеть её в руках. - Я думаю, что переписки с эмигрантами для Комитета будет вполне достаточно, чтобы обвинить меня в самом гнусном заговоре, какой только можно вообразить. И в продажности Английскому правительству заодно. У них ведь даже никакой изобретательности нет, всем лепят одно и тоже обвинение - продался Англии с целью восстановления в стране монархии.

- Это да, - кивнул Камилл, - даже Эбера обвинили в том же.

- Бедняжка "санкюлот" Эбер, обвинение в заговоре с целью восстановления монархии, - Эро усмехнулся и поставил статуэтку на место.

В комнату вошла Люсиль с подносом, на котором стоял кофейник и маленькие изящные чашки.

- Благодарю, - Эро улыбнулся и сделал глоток кофе.

Люсиль улыбнулась в ответ.

- Выпей кофе, Эро. Ты такой бледный, а кофе придаёт сил.

- Э... - засмеялся Камилл. - Сейчас я буду ревновать.

- Да ладно тебе, Демулен, - усмехнулся де Сешель, - прояви сочувствие к человеку, обречённому на смерть.

- Это ещё что за глупости, Эро? - Люсиль нахмурила свои красивые брови.

- Милая Люсиль, - де Сешель улыбнулся, но глаза его оставались грустными, - сейчас я неожиданно вспомнил слова, которые Брут сказал Цицерону.

- И что же он ему сказал? - кокетливо улыбнулась Люсиль.

- Мы испытываем слишком сильный страх перед смертью, изгнанием и нищетой. Заслуживает ли наша жизнь того, чтобы мы всячески старались её продлить хотя бы ценою чести? Среди нас нет ни одного, кто бы уже не взошел на вершину горы жизни. Дальше начинается спуск, где на каждом шагу разверзаются бездны, которых не миновать даже самому обыкновенному человеку.

- Очень грустно, - заметил Демулен, - слишком много обречённости в этих словах.

- И немало правды, - Эро сделал маленький глоток кофе, - или ты не согласен, Камилл?

Демулен молчал.

- При чём же здесь вершина горы жизни? - непонимающе спросила Люсиль, - так может сказать только старик.

- Я и чувствую себя таким стариком, - улыбнулся Эро. - Я так устал последнее время. Это какая-то смертельная усталость... от которой избавит, наверное, только могила.

- Похоже, ты слишком насмотрелся казней, - бросил Камилл.

- Да, - подхватила Люсиль, - и говоришь про какую-то усталость, как старик. А тебе только тридцать три.

- Уже тридцать четыре, - поправил её де Сешель. - Лучшая часть жизни уже прожита. И я всё чаще вспоминаю слова, которые сказал Соломон:

"Я убедился, что мертвые счастливее живых, а всех счастливее тот, кто не родился на свет"

- Метко сказано, - заметил Камилл, - возьму эти слова для следующего номера своей газеты.

- Послушайте! - воскликнула Люсиль, - давайте лучше поговорим о чём-то более приятном! И Эро, мне не нравится твоё настроение. Я волнуюсь за тебя.

- И я, - сказал Демулен, - всё-таки, надо держаться.

- Простите меня, - Эро поставил на стол пустую чашку, - давайте действительно о чём-то более приятном. Послезавтра у нас с Адель маленькая дата - годовщина нашего знакомства. Так что приглашаю, вы не были у меня уже, наверное, тысячу лет.

- Хорошо, Эро, - кивнул головой Камилл, - мы обязательно придём.

- Можете взять Горация, - предложил Эро. - Адель очень любит детей.

Через полчаса Эро ушёл.

- Почему-то мне стало так тревожно, Камилл, - произнесла Люсиль. - Эро сегодня был какой-то странный. Он улыбается и выглядит спокойным, но за всем этим...

- Что, милая?

- Боль... и предчувствие беды.