17. Хрустальное счастье

Письмо мужа растрогало и огорчило Адель. А в какой-то момент молодая женщина почувствовала себя самой настоящей предательницей. Эта мысль тонкой иголочкой пронзила сознание, и Адель тяжело вздохнула, стараясь успокоиться.

"По крайней мере, я была честной с мужем, - подумала она, комкая в руках кружевной платочек и собираясь с мыслями. - Да, я виновата, что оставила его. Но он еще не стар и найдет себе другую жену. Жером - хороший человек, и сам заслуживает взаимной любви. А я... я поняла, что не могу без Эро."

И, позвав Розетт, Адель попросила принести перо и бумагу. На этот раз ее ответ был кратким и лаконичным. Молодая графиня написала, что все окончательно решила и сделала выбор, обратно она не вернется.

***

Смена жирондистского правительства на якобинское во главе с Максимилианом Робеспьером, вопреки всеобщим ожиданиям, не улучшило бедственное положение в Париже и во всей стране. Хлеб и мука по-прежнему были дорогими, и люди простаивали за ними в длинных очередях. Чтобы не упустить место в очереди, от дверей булочной протягивали веревку и люди стояли, держась за нее.

Но, как говорил Робеспьер, мгновенного улучшения жизни ждать было ошибочно.

- Дайте нам время! - так говорил с трибуны Конвента этот бледный, аккуратно одетый человек в неизменно напудренном белом парике и пенсне. - У молодой республики много врагов, но правительство будет стараться сделать все ради счастья и свободы французского народа.

Правда, пока что основные изменения заключались в том, что заметно ужесточилась работа революционного трибунала, карающая "врагов республики". "Бритва равенства" или гильотина, прежде без дела простаивающая на площади Революции и накрытая черной тряпкой в бытность правительства Бриссо, заработала теперь гораздо чаще. Одной из причин, усилившей работу трибунала стало то, что некоторым жирондистам, находящимся под домашним арестом - Барбару, Петиону и еще нескольким их соратникам удалось каким-то чудом бежать и скрыться из столицы. Они были объявлены в розыске, вне закона. Все это значительно ухудшило участь тех жирондистов, которые оставались в Париже. Из-под домашнего ареста их перевели в Консьержери, считавшейся одной из самых зловещих и закрытых тюрем. Сбежать оттуда было уже фактически невозможно. Консьержери негласно считалась преддверием революционного трибунала, откуда дорога вела, как правило, только на эшафот. Оправдательных приговоров в последнее время уже почти не выносилось.

Внезапное бегство жирондистов отбросило тень и на репутацию Эро де Сешеля. Ведь именно он просил для них домашнего ареста.

- Возможно, всё это было запланировано заранее? - с ноткой ехидства в голосе поинтересовался у Эро Луи-Антуан Сен-Жюст, подошедший к нему перед очередным заседанием Комитета Общественного спасения.

Этому красивому молодому человеку было всего двадцать шесть лет, но он уже успел отличиться незаурядным фанатизмом, идейностью и непримиримостью к "врагам республики". Именно Сен-Жюст первым потребовал смертной казни для короля Людовика XVI и произнес в тот сумрачный январский день свою пламенную речь в Конвенте. Ее ключевой фразой было: "Король должен или править или умереть". Впрочем, и ко всем остальным людям Сен-Жюст - так или иначе - относился с позиции их пригодности или непригодности для республики. Не пригодных, по его мнению, должно было ожидать то же, что и казненного короля - гильотина.

- Что именно было запланировано заранее? - слегка усмехнувшись, спросил Эро.

Сен-Жюст смерил его холодным взглядом и сцепил на зеленой скатерти пальцы рук.

- Заключение жирондистов под домашний арест. Я думаю, тебе известно, чем все закончилось, - бесстрастным тоном ответил он.

- Я сожалею, что все произошло именно так, - спокойно парировал Эро де Сешель. - Но я, увы, не обладаю даром провидения. Хотя, не скрою, иногда мне бы хотелось иметь эту способность.

В тоне собеседника Сен-Жюст уловил легкую иронию. Но промолчал, презрительно сжав губы. Луи-Антуана, как человека в общем-то напрочь лишенного чувства юмора, всегда раздражали люди, способные шутить и иронизировать.

Именно про Сен-Жюста журналист Камилл Демулен однажды сказал, что тот носит свою голову столь же гордо, как блюдо со святыми дарами. И когда Сен-Жюст это услышал, то слегка побледнел и, пафосным движением откинув назад свои красивые черные волосы, надменно произнес:

- Демулен так считает? Что ж, возможно, я так и ношу свою голову, она того стоит. Но он в таком случае понесет свою, как святой Дени.

Согласно легенде, Святой Дени после казни каким-то чудесным образом сумел встать, и его тело, державшее в руках отсеченную голову, дошло таким образом до места своего непосредственного погребения.

Да, Луи-Антуан Сен-Жюст определенно был человеком, не понимающим юмора, и шутки с ним были плохи.

***

А в один из летних дней Эро де Сешель пришел домой очень воодушевленным.

И хотя внешне он поначалу, как всегда, выглядел спокойным, Адель уже научилась распознавать его настроение по самым, вроде бы незначительным мелочам. И сейчас молодая женщина тоже угадала. Он дольше обычного задержал руку Адель в своей, целуя ее. Адель посмотрела в его серые глаза и... они просто сияли. Это было тем более неожиданно, что последние дни ее любимый выглядел чем-то удрученным, а, порой, даже грустным.

- Эро, у тебя хорошее настроение сегодня, - проговорила Адель. - И я тоже этому очень рада. А то последнее время ты часто грустишь...

- Ты угадала, милая, - ответил де Сешель и вдруг, неожиданно, он подхватил молодую графиню на руки и закружился с ней по комнате.

- Сегодня я просто счастлив.

- Эро! - воскликнула Адель, когда он осторожно опустил ее на ковер, - расскажи же мне скорее!

Ее черные глаза с нетерпением смотрели на де Сешеля.

- Наконец-то сбылась моя мечта, - ответил он, усаживаясь в кресло. - Комитет поручил мне разработать новую республиканскую Конституцию. Ты понимаешь, Адель, это великий шанс! Я ведь и раньше так хотел этого - дать народу Франции Конституцию. И вот, теперь, мне оказали эту честь.

- Милый, я тоже счастлива. - Адель подошла и обняла его за шею. - Я уверена, ты справишься.

- Ах, Адель... - Эро открыл бутыль и налил себе в бокал вина, - скажу честно, я уже и не надеялся. Ведь многие в Комитете недовольны мной, и побег жирондистов тоже не улучшил мою репутацию. Но, у правительства, полагаю, не было выбора. Все-таки я неплохой юрист.

Последние слова он произнес не без определенной гордости.

- Ты самый лучший, - Адель нежно поцеловала его.

- Ты мне льстишь, любимая. - Эро усмехнулся. - Но с другой стороны, хороших специалистов у них действительно мало. Не этот же мальчишка Сен-Жюст... он мало что смыслит в вопросах права. Хотя... - Эро сделал паузу, - амбиции и тщеславие у него чрезмерные. И он, надо отдать ему должное, неплохо разбирается в работе гильотины. Чуть что не по нему, он упоминает и грозит ею также часто, как раньше поминали имя Господа Бога.

- Будь с ним осторожнее, Эро. - Адель дотронулась до его плеча.

- Да, придется, - де Сешель улыбнулся. - Тем более, что мне придется работать вместе с ним. Он вызвался мне помогать. Уж не знаю, что это будет за помощь, но тем не менее... я буду вынужден с ним считаться.

- И будет кто-то еще? - спросила Адель.

- Да. - Эро кивнул. - Еще пригласили Кутона. У него совсем плохо с ногами, теперь он передвигается в инвалидной коляске. В ней его и будут привозить.

Ещё... - он сделал легкий жест рукой, - еще будут Матье и Рамель, но скорее всего, просто, как наблюдатели. Мне дали на все десять дней. За это время Конституция должна быть создана и предоставлена в Конвент.

Эро встал и прошелся по комнате.

- Знаешь, Адель, я действительно очень счастлив.

Молодая женщина смотрела на своего любимого и чувствовала то же самое.