12. История любви. Разоблачённый Бриссо

Глава 12

РАЗОБЛАЧЁННЫЙ БРИССО

- Папа! - Антуан подбежал к нему, и Дантон подхватил сына на руки.

- Когда это произошло? - глухим голосом спросил он, отвернувшись, чтобы ребёнок не увидел слёзы, блеснувшие в его глазах.

- Четыре дня назад, - ответила Люсиль, - 11-го февраля.

Дантон опустил сынишку на пол, опёрся рукой о стену.

- А ребёнок? - так же глухо спросил он.

- Жорж... - Камилл подошёл и дотронулся до его плеча, - мальчик родился очень слабым... он умер через несколько часов.

Люсиль всё также вытирала платочком слёзы. Маленький Антуан, чувствуя скорбь, охватившую взрослых, притих и прижался лицом к пышной юбке Люсиль.

Она погладила его темные густые волосы.

- 11-го февраля, - тихо проговорил Дантон, - не успел...

Тяжёлым шагом, как-то согнувшись, он прошёл в гостиную. Теперь, без Габриэль, она показалась ему такой одинокой и пустой.

Сел в кресло, стоявшее в углу, и замер, прижав руку к глазам.

Камилл и Люсиль осторожно вошли в гостиную и встали у двери, не решаясь идти дальше.

- А я ведь даже не видел её все эти последние дни, - проговорил Дантон, всё также закрыв глаза ладонью. - А теперь уже... всё.

- Жорж... - тихо сказала Люсиль.

Дантон поднял на неё покрасневшие глаза.

- Последний раз я видел её на следующий день после казни Людовика. Это было 22-го января. В этот же день я уехал в армию, а потом в эту чёртову Бельгию, будь она неладна. Если бы я только знал...

- Жорж, - тихо повторила Люсиль, - на всё воля Божья. Не вини себя.

- Не могу! - воскликнул он, - да, я был плохим мужем и отцом. Уделял ей так мало внимания. Когда мы расставались в последний раз, Габи так просила меня не уезжать. А я...

- Послушай, - Камилл подошёл к нему, - сейчас мы с Люсиль уйдём. Наверное, тебе лучше побыть одному.

- Да... - Дантон рассеянно кивнул, - до сих пор не могу поверить.

- Возьми, - Камилл протягивал ему какой-то конверт, - это письмо от Максима, сам он не смог зайти, но просил передать тебе эти слова соболезнования.

- Робеспьер? - Дантон чуть удивлённо поднял бровь.

- Да.

- Хорошо, Камилл, - Дантон взял письмо и быстрым жестом положил в карман камзола, - прочитаю позже. Передай ему мою благодарность. Хотя... за такое не благодарят.

Камилл кивнул.

***

После смерти жены Дантон как-будто охладел к политике. В нём произошёл какой-то надлом. Возможно, он был не очень заметен внешне. Внешне Дантон всегда хорошо "держал удар". Но его внутреннюю перемену сразу же почувствовали те, кто хорошо знал бывшего неутомимого борца за единую и неделимую республику.

- Дантон последнее время почти не выступает в Конвенте, - сказал как-то Камилл, вернувшись домой и усевшись за ужин. - Правда, он создал Комитет общественного спасения и пытается через него что-то делать, но...

- Да? - переспросила Люсиль, - знаешь, мне так жаль его... и бедняжка Антуан так рано остался без матери. А Габи... - её голос дрогнул и Люсиль вытерла побежавшую по щекам слезинку, - до сих пор плачу, когда думаю о ней. Хотя, с похорон прошло уже три месяца.

- Да, милая, - вздохнул Демулен, - а Жорж что-то совсем сник. Наверное, здесь только время поможет.

- А как ты сам, Камилл? - Люсиль с тревогой вгляделась в его обеспокоенное лицо, - я вижу, ты чем-то встревожен. И почти не ешь. О чём ты думаешь?

- Прости, любимая, - Камилл поднял бокал и отпил немного вина, - так, небольшие неприятности, зачем тебе знать.

- Нет, нет, - она дотронулась до его руки и сжала её, - рассказывай, я хочу знать всё.

- Вряд ли это будет тебе интересно, - Камилл слегка улыбнулся, но взгляд его оставался обеспокоенным.

- Что-то с Максимом? - спросила Люсиль, - в последний раз, когда он был у нас, вы спорили.

- Нет, - Демулен покачал головой, - с Робеспьером у нас взаимопонимание. Но вот Бриссо...

- Опять?! - воскликнула Люсиль, - вы же с ним и так не общаетесь.

- Приходится видеться почти каждый день в Конвенте, это неизбежно, - ответил Демулен, - к тому же он возглавляет правительство, мне приходится с ним считаться. Но до той поры, пока он не начинает против меня свои выпады. Не понимаю, чем я ему так не нравлюсь, но его последняя статейка, где он опять называет меня мальчишкой, попадающим под чужое влияние. И пишет, что в то время, как кто-то шутит и язвит в печати, другие занимаются спасением отечества.

И посмотри, Люсиль, а много ли он принял мер для спасения этого самого отечества? Кроме того, что развязал войну с другими государствами, влез в Бельгию.

А сейчас мы в состоянии войны и с Англией. Вчера опять был объявлен дополнительный набор солдат в республиканскую армию. А между тем цены на хлеб растут, и очереди тоже. Когда я возвращался домой, очередь в хлебную лавку была на всю улицу, люди стоят за буханкой по 4-5 часов. Стране грозит голод, но доблестный Бриссо ведёт "освободительные войны". Да, ведь он - истинный республиканец, а остальные - незрелые мальчишки, которых нужно высокомерно направлять на "путь истинный".

К чёрту! - Демулен раздражённо кинул на стол вилку.
Люсиль вздрогнула.

- Милый, но что здесь можно сделать? - она с волнением посмотрела на мужа.

- Я уже придумал что, - Камилл усмехнулся.

- Ладно, родная, - он встал и поцеловал её, - спасибо за прекрасный ужин. Пойду, поработаю немного.

***

"Разоблачённый Бриссо" - так называлcя совершенно убийственный для Жака Бриссо памфлет, вышедший вскоре из-под острого пера Демулена.

Камилл не лез за словом в карман, критикуя главу жирондистского правительства. Прежде всего, осуждались воинственные заявления Бриссо. Камилл доказывал необходимость нести свободу мирным путем, а не восстанавливать против Революции другие страны и народы. Кроме того, он пошёл ещё дальше, обвинив Бриссо в участии в неком возможном "заговоре". Прямых доказательств у Демулена не было, но его лёгкий слог, ироничная манера излагать свои мысли, а главное - искренняя убежденность в написанном, сделали своё дело. Памфлет разошёлся большим тиражом, его читал весь Париж.

Тем временем, популярность правительства Бриссо стремительно падала. Вспыхнувшие в Вандее и Бретани мятежи, которые никак не могли подавить, также не способствовали популярности жирондистов. И в конце-концов, эти разрозненные мятежи превратились в настоящее контрреволюционное движение.

Это означало начало гражданской войны.

А в Париже санкюлоты под предводительством Эбера требовали установления твёрдых цен на зерно и хлеб и немедленной казни всех перекупщиков и спекулянтов.

- Почему простаивает бритва равенства? - пафосно восклицал Эбер с трибуны парижской коммуны, - только она сможет дать нам хлеб! Она и её друг трибунал.

Рубите головы всем этим перекупщикам и аристо!

В условиях всего этого недовольства, памфлет Демулена имел мощное действие и стал ещё одним сильным ударом по правительству Жака Бриссо.

Струхнувший Бриссо был вынужден пойти на уступки. 4-го мая правительством был принят долгожданный декрет о твёрдых ценах на зерно. Но общее положение это уже не спасло. Оно становилось всё более шатким.

Восстания в удалённых от Парижа городах стали вспыхивать словно по цепной реакции. 12-го мая над ратушей Тулона монархисты подняли флаг с белыми лилиями - символом священной королевской власти. 29-го мая к ним присоединился и город Лион, в котором произошёл контрреволюционный переворот. Казалось, благополучие и стабильность единой и неделимой республики стало трещать по всем швам. Впрочем, так оно и было.