11. Случайная встреча

Кира шла по утреннему кладбищу и мысленно морщилась от жестяного стука, издаваемого пакетом в руке. Прежде чем ехать сюда, она зашла в строительный, купила голубую и белую краску, кисти, растворитель… Прошло уже много времени, но до сих пор не дошли руки покрасить оградки у могил родных. Добравшись до места, девушка немного постояла, вздохнула и крепко перехватив волосы резинкой, приступила к работе. На пустынных тропинках среди множества крестов никого не было – утром буднего дня и не могло быть иначе. Монотонная работа успокаивала, давая паузу от проблем внешнего мира. Здесь можно было плакать. И даже поговорить. Кира не очень-то верила в то, что её услышат, но… От этого становилось легче.

Ограду дочке она красила в голубой. Почему именно он? Потому что после операции именно такого цвета погремушку впервые отследила взглядом девочка. Примерно через час Кира выпрямилась, распрямляя спину. Потянулась, зажмурившись… А после, поняв что тянуть дальше нет смысла, включила телефон. Семь пропущенных от Антона и одна смс от Глеба, короткая, но емкая. «Успокоишься – позвони». Девушка пожала плечами, открыла телефонную книгу и набрала бывшего мужа. И, выслушав очередной поток брани, сказала:

- Антош, если хочешь поговорить – приезжай на кладбище. И не надо делать вид, что не знаешь на какое.

И он действительно приехал, минут через тридцать. Когда Кира уже закончила с сорняками и приступила к покраске второй оградки. Время подходило к полудню, становилось душно, руки и шею уже изрядно припекало солнцем. Поэтому нависшего сверху мужчину девушка лишь смерила мимолетным взглядом, отметив опухшую правую скулу и значительно прикрывшийся глаз.

- Классный макияж. Сам сделал или помог кто? – Кира видела, что Антону здесь не комфортно, неуютно, и чувствовала какое-то извращенное наслаждение от этого.

- Ты прекрасно знаешь кто это сделал! А завтра ведь суд и стоит мне зафиксировать побои, заметь в присутствии свидетеля…

- Что ты хочешь? – перебила его Кира, продолжая возить кисточкой по металлу и думая о том, что краска удивительно хороша. Ложится ровно.

- А? – не сразу понял Антон.

- Давай не будем играть в идиотов, - покачала головой девушка. – Что ты хочешь за молчание? И не надо делать вид, что ещё не придумал.

- Ребёнка. Здорового, сильного и желательно мальчика. Мы с тобой сейчас едем к нотариусу, заверяем два документа. О том, что я сейчас закрываю твои долги, а после рождения сына отписываю тебе половину дома. Забираю ребёнка и мы расходимся и больше не видимся. Сколько там у тебя кредитов?

- Много. Не важно, - Кира смотрела на мужчину как на полного идиота. У неё даже ругаться не получалось, в груди булькал смех, который с трудом, но удавалось сдерживать. – Это щедрое предложение. А почему я? Что эта твоя, пергидрольная блондинка? Как её там, не помню?

- Она дура, - сморщился Антон. – И дети от неё такие же будут. А мне хороший ребёнок нужен, сильный, умный.

- М-м, - протянула девушка, не в состоянии как-то ещё прокомментировать происходящее. На язык рвалось нечто вроде: «Театр абсурда» и «Венец нелепости». – Знаешь, Антош, такие вещи не решаются вот так. Давай я тебе утром позвоню и если что прям завтра все и оформим, идёт?

Антон заторможенно кивнул, явно не ожидая такой покладистости.

- Ну, я тогда пошёл? – как все самоуверенные люди он очень быстро приходил в себя. И себя же убеждал, что иначе быть и не могло.

- Иди, иди, - махнула Кира, по женской рассеянности «не заметив», что посадила Антону на джинсы несколько смачных капель краски. Да, мелочно. Но так приятно…

****

Спустя пару часов, когда на улице воцарился мини-Ад, а солнце настолько разогрело город, что местами размяк асфальт, Кира подходила к дому Фимы. Позвонила подруга, надумавшая съезжать – она наконец накопила на мечту и теперь поступала в университет. И переезжала в студенческое общежитие. А девушка думала, что ей теперь делать. В квартире осталась часть вещей, да и… Глебу она позвонила, находясь после разговора с бывшим мужем в удивительно хорошем расположении духа. Понятно, что рожать от Антона Кира не собиралась, и уже тем более менять ребёнка на деньги. Просто было до весёлого нелепо, но… Глеб не брал трубку. И девушка, подумав, оплатила аренду квартиры ещё на две недели. За это время что-то уже будет ясно. Конечно, Глеб хотел как лучше. Кира не могла этого не понимать. Но то, как он это сделал – выводило из себя. Не спросил. Не сказал. Просто сделал и… Девушка ненавидела сюрпризы. И ещё когда с ней не считаются. С другой стороны по Глебу откровенно скучалось.

Поток размышлений оборвался сам собой. Убитая соседская дверь распахнулась и оттуда вылетел Захар, с разбитым носом, ещё более грязный, чем обычно, прижимая к себе и тошно орущий свёрток – видимо сестру, замотанную в какие-то невообразимые тряпки. Следом на пороге вырос их отец – одутловатый, пьяный и невероятно воняющий грязным телом и мочой.

- Успокой эту тварь! Успокой, я сказал!

- Она есть хочет! Денег дай, я еды куплю!

Мужчина невнятно выругался и двинулся к мальчишке, неуклюже размазывающего кровь по лицу. Кира вздохнула, сделала несколько шагов, поднявшись по лестнице и задвинула детей себе за спину. Как бы она не абстрагировалась от происходящего – каменной все же не была. Порылась в карманах, нашла мятую сотку и протянула соседу.

- Отвали, а? Иди похмелись.

Мужчина на мгновение замер, потом сгреб деньги, дохнул перегаром и потопал вниз по лестнице, задев девушку плечом. Киру передернуло от брезгливости, она отвернулась, достала ключ и повозившись с замком о крыла дверь, кивнув мальчишке.

- Заходи.

Тот ужом скользнул внутрь – бледный, ещё более худой, чем был, с чёрными кругами под глазами. Выглядел Захар откровенно больным.

- Держи, - достав старенькую простыню из шкафа, Кира разрезала её на четыре части. – Тряпки эти с Тамарки сними и выкинь, вот в это пока замотай. Я сейчас закажу доставку, нам привезут детскую еду, памперсы… какой размер у неё?

- Двойка, - в груди у мальчишки сипело – он действительно был болен.

- Хорошо. Клади её на диван. Я поставлю воду, вам надо отмыться. Ты пельмени будешь?

Захар молча кивнул. Снял мокрые тряпки с сестры и заметил на кусок простыни. Девочка тут же замолчала, оказавшись в сухом и чистом. Кира же в полной мере оценила размер катастрофы. И ушла на кухню – доставка будет нужна не только из детского магазина, но ещё и из аптеки. Старший болен, младшая покрытая сыпью и грязной коркой. Соседей захотелось убить.

… Доставку обещали в течение двух часов и в ближайший магазин Кире все же пришлось выйти. Купить какую-то смесь. Выбора там особого не имелось, пришлось брать что есть. Других детских товаров тут так же нашлось и кормить ребёнка пришлось с ложечки. Впрочем, непривередливую малышку это полностью устроило. Отмывать Тамару пришлось в тазике, с обычным мылом, хотя Кира сильно сомневалась, что девочку когда-то мыли чем-то другим. И, видимо, это было давно…

- Теть… - в ванну неуверенно заглянул уже отмытый мальчишка.

- Кира. Называй меня Кира. Я уже просила. И подай полотенце, - лохматая голова скрылась, что бы через несколько секунд появиться вновь. Девушка замотала уснувшего в процессе купания ребёнка и отнесла в комнату, уложив на диване. – Идём на кухню.

Захар кивнул, вошёл следом и с голодной надеждой стал следить за кастрюлей с пельменями. И стоило тарелке коснуться стола… Мальчик ел жадно и быстро, давясь, брызжа жиром и обжигаясь. Смотреть на это было страшно, но тем не менее, когда он уставился на тарелку Киры – она отрицательно качнул головой.

- Нельзя. Живот будет болеть. Вот, выпей, - девушка положила перед Захаром таблетку жаропонижающего. – Ты давно болеешь?

- Вот столько, - после мучительного загибания пальцев мальчишка показал четыре. – От нас как мамка ушла, так и болею. Бросила нас, - Захар шмыгнул носом, стараясь незаметно вытереть грязные пальцы об футболку Киры, выданную ему в замен его изношенной и грязной одежды. – А батя злой теперь… - он низко опустил пылающее лицо. На обшарпанные, сто лет некрашенные доски, упала капля. Мальчишка кусал губы, сжимал кулаки, шмыгал опухшим, разбитым носом… Но слезы продолжали течь совершенно неудержимо. Кира молча притянула ребёнка к себе, осторожно обняв. Худой, маленький, избитый – синяки на спине, боках, лице – и боец. Смелый, отчаянный, стойкий, с трудом выживающий сам, но взваливший на себя ещё и сестру. Он плакал горько и отчаянно, пытался говорить что-то, но слезы душили и Захар лишь вновь утыкался Кире в плечо. В какой-то момент она устроила его у себя на коленях, принявшись чуть покачивать, как маленького.

Так он и уснул, вцепившись обоими руками в майку девушки. До дивана пришлось нести на руках, укладывать, укрывать – в окно наконец потянуло свежестью, пришли тучи, гремела в отдалении гроза.

Убедившись, что брат с сестрой спят, девушка забралась с ногами на подоконник и крепко задумалась о том, что бросить их уже не сможет. Вернуть отцу, закрыть дверь и забыть – уже нельзя. Но и чем помочь пока плохо представляла. Думалось плохо, клонило в сон. Сказывалась бессонная ночь. Поэтому отмахнувшись от мыслей, Кира встретила доставку, кое-как разобрала вещи, кинула на пол лишнюю подушку и тоже уснула.

Как разрывается Кирин телефон, как поворачивается ключ в замке, как открывается дверь – этого не слышал никто из троих. Даже настрадавшаяся малышка спала глубоко и ровно, наконец поев и оказавшись в сухом тепле.