06. Сила образа

- Да, Иван... - такого поворота я не предполагал. - Это же надо - влюбиться в какого-то героя, пусть и самого крутого в мире. Он же не настоящий, - мне, действительно, трудно было понять, как такое может быть.

- В том-то и дело, дед Матвей. Получается, возможно такое. Я сам даже не подозревал...

Иван был растерян и подавлен, даже ещё больше, чем до разговора. Кажется, исповедь, всколыхнув ещё свежие воспоминания, "насыпала соль на рану".

- Ничего-ничего, - похлопал его по плечу, - где наша не пропадала. Мы обязательно что-нибудь придумаем. А сейчас спать пойдём, холодно уже, да и время позднее. Утро вечера мудренее, - я стянул спальник и поднялся.

Ухали совы и время от времени мелькали силуэты летучих мышей. Над нами висело покрывало из звёзд, а полная луна светила, как солнце.

- Красота, и заходить в дом не хочется. Жаль, что на улице уже холодно спать, - вздохнул Ваня, и мы пошли укладываться.

Наступило воскресенье. Последний мой день в лесу. Бросать нового знакомого в таком состоянии не хотелось. Завтракая грибной похлёбкой и попивая душистый лесной чай с мёдом (я вспомнил, что спрятал ещё в прошлом году баночку под пол), мы снова вернулись к вчерашнему разговору.

- Вань, а поехали ко мне? Ну, что ты тут один? Сколько сидеть собираешься? Или хоть продуктов прикупи на недельку, а я в пятницу - как штык буду.

- Не хочу, дед Матвей, мне и так хорошо. Я буду тебя ждать. Грибы собирать, яблоки да груши, не умру с голоду, - он грустно улыбнулся, желая меня успокоить, но, видя, что ему это плохо удалось, добавил: - Не волнуйся, всё будет хорошо. А ты обязательно приезжай, Матвей Пантелеймонович.

Мне всё-таки не давала покоя одна мысль, и я её высказал:

- Ваня, а ведь если ты так владеешь словом, что можешь влюбить в своего героя женщину, то ведь можно что-то другое написать... Ну, не знаю... Ты подумай над этим предложением, - он промолчал, но задумался.

После обеда я засобирался на вечернюю электричку:

- Что тебе привезти-то, горемыка?

- А привези мне, дед Матвей, тетрадок с ручками. Писать буду, - вдруг оживился он.

Я обрадовался:

- Никак чего придумал, писатель? Чего писать-то будешь? Да по-старинке - ручкой?

- Ага. Не пером, конечно, как Пушкин, - улыбнулся он, и глаза уже засверкали. - А что, не скажу пока. Тайна.

- Так у меня есть с собой кое-что, - вспомнил я и извлёк из рюкзака блокнот с ручкой. - Вот, держи. И знаешь, наверное, в четверг приеду. Душа у меня за тебя болит. Да и паста в стержне может закончиться.

- Нет-нет, - замахал руками Иван, - не нарушай из-за меня традицию. Мне пока хватит. Я смогу план набросать, а это для меня самое главное.

Он проводил меня немного по тропинке, а я, уже спокойный, что с ним всё будет в порядке, пошёл на станцию, напевая под нос любимую "Черноглазую казачку". Жену мою покойную звали как героиню песни:

Я по улице поехал, по тропинке поскакал