03. Цветок померанца

Прошёл день, прошёл вечер — Лизавета провела их в своей комнате, то расхаживая от окна к двери, то снова садясь в кресла. Ночью же Лизавета почти не смыкала глаз. Две думы было у неё, обе нерадостные и обе — связанные с мужчинами.

Нельзя сказать, что Пётр Иванович был ей совсем противен. Положим, он некрасив: с обрюзглого лица смотрят маленькие глазки, а над ними дрожит хохолок жидких волос; но ведь с лица воду не пить. С ним скучно, он, кажется, вовсе неспособен говорить о чём-нибудь интересном. Следовательно, он глуп, и вскоре окажется у неё под каблуком.

А это значит — подчинись Лизавета воле родителей, будет она кататься как сыр в масле, да и мать с отцом получат какую-никакую помощь. Что ж, надо было решиться — и дать положительный ответ.

Плотник Никола был совсем не таким… Хотя он сказал Лизавете всего пару слов, она сразу поняла, как он умён: так рассудительно и пристально смотрел он на неё. Его голос, низкий, бархатный, до мурашек пробирал Лизавету и никак не шёл у неё из головы.

Но ведь он даже не Сен-Прё, бедный учитель, — а простой крестьянин! О нём ей должно быть стыдно и думать, не то что искать общения с ним. Забыть о нём, вытравить из души зарождающееся чувство — вот что надобно сделать.

Всё это она понимала умом — но не сердцем. Сердце же змием-искусителем твердило ей: «Откажи Петру Ивановичу… Не забывай Николы: условности — это вздор и чепуха…»

«Господи, помоги мне, — шептала Лизавета, глядя на теплящуюся в уголку лампаду; с ресниц срывались и бежали по щекам горячие слёзы. — Подскажи, что делать, настави и укрепи меня!»

***

Утром Лизавета чувствовала себя разбитою — сказывалась бессонная ночь — но в то же время удивительно спокойною. Сейчас у неё был готовый ответ; и — Лизавета уверена в этом — она сможет, не колеблясь, произнести роковое слово. Молча спустилась она к завтраку, тихо поздоровалась с родителями.

— Что, Лизонька, какой же твой ответ? — спросила мать.

Вымолвить одно короткое слово — что может быть проще? Решить свою судьбу, разрубить этот Гордиев узел — дело секундное. Но как сложно, почти невозможно на это решиться! Уверенность пропала, точно её никогда и не было.

Задрожали худенькие плечи Лизаветы — вот-вот расплачется она, кровь прилила к щекам, окрасив их алым румянцем. Лизавета закрыла лицо руками и ответила едва слышно, будто ветер всколыхнул листья дерева:

— Да.

Рассияла, улыбнувшись, мать, отец довольно — с облегчением — вздохнул. Но не рада была Лизавета: кто знает, что уготовал ей Гименей? и почему должна она отречься от своих желаний? и как сложится её судьба?

Мать, казалось, не замечала, как расстроена Лизавета. Она говорила и говорила, не замолкая ни на миг. О том, что, верно, нынче же быть сговору. О том, что свадьба должна произойти как можно раньше: тётушка Петра Ивановича дышит на ладан, а откладывать столь выгодное дело из-за траура неохота. О том, что нужно собирать приданое — а где взять на него денег?

Слова матери сливались в единый гул, волною накрывающий Лизавету. Она думала лишь о том, кого она обрекала на забвение.

Она сказала да, но сегодня она ещё свободна — и потому попытается в последний раз увидеться с Николой. Поступок её нельзя будет назвать правильным — но Лизавета не боится осуждения.

План появлялся на глазах — и всё благодаря провидению, пославшему вчера к ней Василису. Никак не думала Лизавета, что их пустой, бессмысленный разговор натолкнёт её на столь отчаянный поступок.

Вечером она скажется больною; родители же уедут к Петру Ивановичу. Дорога занимает час, ещё столько же, если не больше, потребуется на разговор. Бесценные три часа — уж Лизавета насладится ими сполна. Потребуется же всего ничего: помощь горничной да собственная осторожность.

Лизавета пойдёт на деревенский праздник — а там будь что будет.