03. Чистый ключ

Неужто и в самом деле князь приехал к ним с визитом? Неужто сейчас Катерина увидит его? Она зажмурилась, и сердце забилось часто-часто, точно сыплется ледяная крупа с неба. Господи, хоть бы мать чуть повременила с расспросами о его взглядах на брак… и хоть бы князь оказался не слишком неприятным человеком!

Катерина как раз прогуливалась в парке, в виду крыльца дома — и она хорошо видела, как мелькают среди деревьев светлые лошади; вот они пронеслись мимо старого пруда, вот — миновали крутой спуск с холма, насыпанного для того, чтоб парк походил на настоящий лес, и через минуту они, верно, остановятся подле дома. Катерина заторопилась, чуть не побежала, — ведь если она хочет поскорее увидеть князя и узнать, каков же он, ей нельзя медлить ни мгновения, — и оказалась возле крыльца точь-в-точь тогда, когда карета остановилась.

Цугом запряжённые кони, взмыленные после быстрой езды, били копытами, разбрызгивали весеннюю грязь, покачивали головами и фыркали недовольно. На передке, на боках экипажа играло солнце, — близился полдень, и оно поднялось уже высо́ко, — лоснилась шерсть на телах лошадей, и даже атласные ливреи лакеев поблёскивали, точно спинки жуков; по всему видно было, что выезд блестящий.

Ну, такой богатый человек непременно найдёт здешнее степное общество скучным и укатит обратно в столицу; поэтому Катерине даже и думать о нём не нужно. Но только можно ли успокоить себя такими рассуждениями, ежели вот-вот настанет встреча, которую и хочется отсрочить, и не можешь дождаться от любопытства.

На нижней ступени крыльца уже стояли отец и мать, в дверях виднелись головы любопытной дворни; всё замерло в ожидании, и даже ветер, казалось, перестал в предчувствии грозы. Катерина прижала руки к груди и едва могла перевести дыхание, — пожалуй, ещё никогда не приходилось ей так тревожиться.

Гайдук опустил подножку, плавно, как хороший танцор, распахнул дверцу. Торжественно и неторопливо разворачивалось перед Катериною почти театральное действие — или это лишь чудилось ей из-за напряжения нерв, а на самом деле всё было просто и обыденно? Да нет, уж, верно, князь, из Петербурга, богач — не может позволить себе ничего обыкновенного; его жизнь — не чета жизни Катерины с повторяющимися изо дня в день лицами, и разговорами, и занятиями.

С подножки спустился тучный, уже не молодой, но ещё не пожилой мужчина; одутловатые щёки его покрывали рыжеватые, негустые, с проседью бакенбарды, а небольшие сероватые глаза так и бегали из стороны в сторону. В руке он держал трость, на которую, только что сошед на землю, тяжело опёрся.

И это — гость, которого все так ждали? Тот, кого ей уже прочили в женихи? Ни за что, пусть он даже умоляет её на коленях, Катерина не согласится стать его женою! Она гордо вскинула голову, уже представляя себе, как откажет князю, — и только новое движение, новый звук подле экипажа заставили её опомниться.

Следом за тучным господином из кареты вышла дама. Широкие рукава платья вздымались полными лунами, по серизовому¹ подолу пущены были воланы и рюши, и весь туалет более напоминал вечерний, нежели дорожный. Правильные черты её лица, бледного, точно у мраморной статуи, казались как-то неуловимо знакомыми: так силишься вспомнить предрассветный сон, но ничего не приходит на ум.

Дама остановилась, не сделав ни шага к крыльцу, и лишь глядела из-под полуопущенных ресниц. Но мать Катерины — та не стояла на месте; она резво, словно помолодела лет на двадцать, сбежала по ступеням и устремилась к гостье. Теперь, когда усталое выражение исчезло с её лица, когда в глазах зажглись, заплясали огоньки не то веселья, не то радостного предчувствия, она стала почти столь же хороша, как и приезжая дама; и именно благодаря этому Катерина заметила, что то знакомое, что увидала она в чертах гостьи, было сходство с её матерью. Верно, это была какая-то родственница, — из тех, которые время от времени пишут письма и почти никогда не приезжают в гости.

Объятья, три поцелуя, восклицанья «Алина, милая!» и даже слёзы — всё было в этой встрече, но что-то в ней казалось Катерине неправильным.

Она вдруг поняла, что гостья похожа не на статую, — на дорогую фарфоровую куклу: так же безвольно висят её руки, как пришитые к тряпичному телу, и такая же спокойно-безразличная, чуть хитрая улыбка играет на её губах. Странно: разве так до́лжно вести себя, когда приезжаешь к родственникам?

* * *

Обед подали не в маленькую столовую, где обыкновенно накрывали на стол, а в большую, с золочёными подсвечниками, со стенами, расписанными восточными цветами и птицами; столичные гости — дело редкое, как не показать им, что и провинциалы не лыком шиты! Кроме капусты с конопляным маслом, кулебяки и пирога на стол выставили даже графин яблочной воды; только вот приезжим приём понравился мало, и они почти не притронулись к блюдам.

Поднимая на мгновение глаза и тут же отводя взор, Катерина мельком взглядывала на гостей. Пожалуй, их визит куда занимательнее возможного приезда князя: ей не надобно ни о чём тревожится, а течение жизни пусть немного, — хоть на йоту, это всё равно так важно для неё! — но изменилось.

Она едва помнила тётку Александру Степановну, кузину матери. Когда им довелось встретиться в первый раз, Катерине было всего лет пять, и теперь, прислушиваясь к беседе, она смутно припоминала то, что ещё задерживалось в её памяти: красивые комнаты, молодую смешливую девку, приставленную к ней вместо старушки-няни, и широкую людную улицу с рядком деревьев посередине. Если б ещё раз побывать в Петербурге! Уж теперь-то Катерина запомнит многое, — да только ей, наверно, никогда не выбраться из деревни.

Кажется, тогда стояли Святки, и холодно было в северной столице, — так холодно, что мороз Катерина запомнила лучше всего. Ей и сейчас казалось, что, когда Александра Степановна смотрит на неё своими серыми глазами, щёки пощипывает и дрожь пробегает по спине, — так неприветливо смотрела тётка.

— И как же вас занесло-то в нашу глушь? — спрашивала сейчас мать, и Катерина и сама дивилась, зачем променяли они столицу на далёкую губернию.

— Ах, в Петербурге такой дурной климат! Поль, — ответила тётка, кивнув на супруга — совсем расхворался…

— Вот видишь, Катишь! — перебил её отец Катерины. — А ты всё просилась съездить туда!

Александра Степановна замолчала, чуть нахмурила брови, вздохнула, — как, дескать, тяжело ей, светской даме, вращаться в кругу столь низком! — но сразу же весело, непринуждённо заговорила вновь:

— Нет, послушайте, вы неправы; я не потому это говорю, что хочу спорить, а потому, что вижу: здоровье у Катерин отменное, а ведь ничего не бывает лучше для молодой девицы, чем хорошее общество. Я это наверное знаю.

— Да это всё равно, — сказала мать, — ведь мы никуда поедем. И вы решительно переселяетесь в Саратов?

— Нет-нет, ни за что! Мы только проездом, на воды едем…

На воды! Ну почему одним в этой жизни даётся всё, а иным твердят: «никуда не поедем»?